— Я и не сомневаюсь. Мсье там, в гостиной. Спасибо, Мэри.
Кэтрин сама принесла туда поднос и поставила его на низкий столик рядом с креслом Леона. Он пододвинул для нее кресло с другой стороны стола, но тоже лицом к деревьям и синему небу.
— Рецепт Филиппа, — сказала она, чтобы только не молчать. — Крепкий сладкий чай обоим.
— Мне не нужно лечиться от шока, — сказал он. — Не сейчас. Но я выпью, с лимоном. — Он молчал, пока она наливала чай, принял свою чашку и поставил ее. — Нам нужно поговорить.
— А нельзя ли отложить? Я не способна сейчас сражаться.
— Я тоже. Но есть вещи, которые мы должны сказать друг другу прямо сейчас. Я считаю, что нужно приниматься за неприятное как можно скорее. Как вы думаете, что же случилось утром?
— Я даже толком не знаю. Тимоти никогда не подходит к самому краю бассейна — он еще слишком боится. Он катается только по закругленным мраморным плитам, чуть ли не по траве. Эти закругления ведь не ближе пятнадцати футов к краю бассейна. Но даже там он не катается, если меня нет рядом. Я ему говорила, что он никогда не должен подходить близко, если он один. Но может быть, сегодня утром он подумал, что раз кругом много народу, то, значит, и не страшно?..
Леон покачал головой:
— Нет, не так это было. Вы слышали, он сказал о Люси?
— Ах да, Люси… — У Кэтрин мороз побежал по спине. — Я наткнулась на нее, когда бежала к бассейну. Она… да, она шла почему-то от бассейна. Я понимаю, я еще подумала, что это странно. Хотя уже не знаю, что я думала. — Она стала быстрыми глотками пить чай. — А что… Люси… Почему вы заговорили о ней?
Он прикрыл глаза рукой:
— Они встретились с Люси на дорожке, которая идет к бассейну. Люси поговорила с ним, и они вместе пошли туда. Когда они были совсем близко, она толкнула велосипед вперед. Он покатился по траве, сильно виляя колесом, — видно, из-за этого он даже и не вспомнил про тормоз до последнего момента. А там было уже поздно.
У нее так задрожала рука, что она поскорее поставила чашку:
— А как вы узнали об этом?
— Я видел это, — просто ответил он. — Со своего балкона. Мне оттуда виден почти весь сад. Больше никто, никто, — со страшным выражением в голосе произнес он, — не имеет никакого понятия, как это случилось. Но я видел каждую подробность. И Люси знает, что я видел. После того как она толкнула велосипед, она быстро оглянулась на дом и увидела меня на балконе.
Лицо Кэтрин стало пепельного цвета.
— Я не могу поверить. Она ведь могла… убить его.
Он устало покачал головой:
— Я думаю, что она способна на это. Но она не подумала, что мальчик успеет крикнуть и что на крик прибегут люди. И что Филипп здесь. В лучшем случае она хотела отомстить мне — и вам, конечно. Если бы не мальчик, вы бы никогда сюда не приехали. Собственно говоря, это логичное завершение того, что произошло вчера вечером, — вполне логичное, для тех, кто знает Люси.
— Вы говорили о… об ожерелье?
— Да, ожерелье. — Он оперся подбородком на кулак и неподвижно глядел на сияющую изумрудом бахрому пальм. — Кто же сказал вам, что я заказал ожерелье, Дин?
— Да. Но не сердитесь на него. Мы говорили о…
— Нет, я не сержусь. Наверное, он хотел, чтобы вы были настороже. — Леон пожал плечами. — Лучше вам узнать всю механику этой истории. Было время, когда я думал о женитьбе на Люси. Мне хотелось, чтобы в моей жизни появилось какое-то тепло. В то время я еще ничего не знал о Тиме. Ну а потом я узнал о существовании мальчика. Мысль о женитьбе начала отпадать. Но Люси — хороший компаньон, и мне нравилось приглашать ее на скачки, плавать с ней на яхте, где она играла роль хозяйки, да и вообще, везде. И я должен признать, что она мне очень нравилась.
Кэтрин почувствовала в горле странное ощущение; она никогда бы не поверила, что сможет испытать это чувство по отношению к Леону. Жалость.
Она сказала:
— Беда женщин вроде Люси в том, что они думают: раз они красивы, то больше ничего и не требуется. Они думают, что не обязаны иметь ни совести, ни привязанностей.
— Да, может быть, вы и правы. Ну, я не буду рассказывать во всех подробностях, но я узнал, что она постоянно получает комиссионные. Со всех заказов, которые я делал в одном крупном магазине Ниццы. Она мне и рекомендовала этот магазин, и очевидно, у нее была договоренность с управляющим. Знаете, я был просто потрясен. Я тут же проверил все, что касается нее. Наверное, вы можете себе представить, что я почувствовал, узнав, что в своем отеле она живет в кредит, потому что собирается выйти за меня замуж.
— А почему вы ей сразу все не сказали?
Его глаза сузились, и в них мелькнула свирепость.
— Я деловой человек, и впервые кто-то — мужчина ли, женщина ли — сыграл надо мной подобную штучку. Я дал возможность ей продолжать в том же духе, она и не подозревала, что я что-то узнал. Но я был настолько взбешен, что решил положить этому конец, и сделать это так, чтобы жестоко наказать ее. Это нужно было сделать, и я сделал.
Кэтрин, опустив глаза, смотрела себе на руки:
— Теперь мы подошли к ожерелью.
— Да. — В его голосе опять зазвучали воинственные нотки. — И вы напрасно швырнули его обратно, что бы вы там ни думали. Я его заказал специально для вас, и вы, черт возьми, будете его носить. Сделайте его наследственной драгоценностью, если хотите, передадите его потом вашей… о, да что толку говорить с женщиной, у которой на все есть отговорки. Оно ваше!
— Но ведь вы заказали его для Люси.
— Ошибаетесь. Я задумал праздник в вашу честь и хотел сделать вам подарок. Когда я заказывал его у ювелира, он упомянул имя мадам д'Эспере, и я сразу понял, что о любой вещи, которую я мог бы купить там, будет немедленно доложено по телефону, едва я успею уйти. Я и захотел немного проучить ее — пусть себе думают, что ожерелье предназначено для Люси, и пусть сообщат ей эту замечательную новость, как только я уйду. Пусть-ка ее ждет неприятный сюрприз. Она его заслужила, она его и получила.
Кэтрин был тяжел этот разговор, но она заставила себя спросить:
— Люси мне говорила, что это ожерелье готовилось для нее и что вы даже велели выгравировать ее инициалы на застежке.
— Даже говорила, вот как? Если бы вы вчера не соизволили в такой чертовой спешке освободиться от него, то вы бы увидели, что нет там никаких инициалов Люси. Там одно слово прописными буквами: Кэтрин.
— Так как же она могла…
— Да, я устроил скандал ювелиру — сказал ему, что о моих делах с ним становится кому-то известно, и очень ясно дал понять, что если у них и дальше будут выведывать, то пусть говорит, что на застежке выгравированы инициалы — и больше ни звука! — он усмехнулся с некоторым злорадством: — Конечно, ювелир возымел большие надежды, что потом вы заставите меня купить и солитер, и браслет, и что там еще бывает… Так что он заинтересован, чтобы уже ничего не дошло до ушей женщины, которая является сущей авантюристкой и ничем больше.
— Значит, опять деньги Верендеров…
— Да вы не отворачивайте свой носик от этих денег. Если бы у меня не было их, вас тоже тут не было бы. — Он засмеялся, не меняя выражения. — И если бы не вы вышли замуж за моего сына, то нашлась бы какая-нибудь другая. И у меня тоже был бы внук… Но это был бы не Тим! И она была бы не вами. Так что, в целом, мне повезло.
— Спасибо.
— Хотя имейте в виду, если бы этот мальчик умел плавать, мы тут с вами не пережили подобный ужас, как час назад. Вот на этом я буду настаивать, и немедленно — уроки плавания каждый день, пока он не будет так же великолепно чувствовать себя в воде, как на велосипеде. И еще одно…
— Не теперь, пожалуйста!
На этот раз он явно улыбался, хотя глаза под густыми бровями были сужены.
— Небось думаете, что я совсем растаял, а? Видели, как я там, у бассейна, задыхался и орал, и наверное, подумали, что теперь-то я от вас отстану? Ничего подобного!.. А вот я утром слышал, что вам совсем не хочется отправляться в круиз. Ну, кто сказал мне — это не важно. Ну, тогда и не поезжайте! Я возьму Тима и горничную Луизу. А там у него будет товарищ, сверстник.
