— Замечательный город.

— Машиной довольны?

— Очень.

— Ну a ты, молодой человек? Тебе понравилось?

— Да, спасибо, деда.

— Что же ты делал?

— Майкл меня водил в парикмахерскую.

— Слишком мало состригли. Иди наверх. Мне нужно поговорить с твоей матерью.

Тимоти прошел через холл и исчез в глубине дома. Леон с обескураживающим вниманием разглядывал Кэтрин. Он медленно заговорил:

— Моя яхта стоит в гавани Ниццы. Я собираюсь туда, чтобы распорядиться кое о чем, и беру с собой мальчика. Без вас.

Кэтрин сжала губы. Слегка дрогнувшим голосом она ответила:

— Хорошо… только если за ним будут следить.

— За ним будут следить. Люси едет со мной.

— Вы не заставите его…

— Я сказал, что там будет Люси! Она будет смотреть за ним. — Неприятный огонек в его холодных голубых глазах, который всегда зажигался, когда он говорил с Кэтрин, появился и сейчас. — Филипп Селье по телефону сообщил мне о вашем утреннем посещении. Он сказал, что ни в коем случае не надо его баловать. Знаете, что я спросил у него? — она не отвечала, и он продолжал: — Я спросил, считает ли он вашу систему воспитания ребенка правильной. Никогда не догадаетесь, что он сказал. Он сказал, что для вас обоих было бы лучше всего, если бы вы поменьше видели друг друга!

— В этом, — сказала Кэтрин с усилием, — я должна согласиться с ним. Извините меня. — Она поднялась по мраморной лестнице, пошла к Тимоти и помогла ему вымыться, а потом, посадив к себе на плечи, снесла его в кухню, чтобы он съел второй завтрак. Потом она отнесла его обратно, чтобы он поспал, и с облегчением увидела, что глаза ребенка закрылись, как только он лег. Она долго смотрела на милое детское лицо с коричневыми тенями, лежащими на нежных щечках. Губы, еще по-детски пухлые, были розовые и свежие и, пока она смотрела, чуть приоткрылись, показывая белые зубки. Ей так хотелось прижать его к себе, отогнать от него малейшую опасность!

Она пошла к двери и снова оглянулась. Издали он казался чуть повзрослее — из-за новой прически, конечно. Вот, старалась для Леона, а все равно ничего хорошего не вышло. Он наслаждался еще одной победой над ней — ответом Филиппа на его вопрос. Филипп…

Кэтрин быстро сняла жакет, умылась и подкрасилась. Она решила надеть кремовое платье и пошла вниз, встретив Луизу, которая как раз поднималась за ней, чтобы сообщить: мсье желает, чтобы она немедленно пришла к ленчу.

Жизнь мало-помалу приняла какие-то устоявшиеся формы, но у Кэтрин часто бывали тяжелые моменты, и всегда они повторялись в одно и то же время, около шести часов, когда Леон возвращался вместе с Тимоти с какой-нибудь экскурсии или поездки. Это бывало не каждый день, но раза три в неделю он говорил за ленчем: «Я еду повидать одного старого приятеля, который держит лошадей», или: «Мы с Люси хотим съездить в Кан повидаться со знакомыми», или: «Я все-таки недоволен новым радио на яхте — днем хочу опять посмотреть, в чем дело». И каждый раз он брал с собой Тимоти, уже заранее слегка взвинченного, но не осмеливающегося возражать.

Днем, в отсутствие сына, Кэтрин было тяжело, потому что Тимоти всегда с неохотой уезжал и возвращался неизменно усталым и сонным, как если бы ему хотелось скорее заснуть и все забыть. Но по-видимому, когда он был с Леоном, ничего ужасного не случалось. Иначе он бы обязательно сказал ей об этом. Но он говорил только:

— Да, было хорошо. Тетя Люси дала молока с бисквитом, а деда всем говорил, что я Тим Юарт Верендер. Тим — это уже взрослое имя, не как Тимоти?

Она кивала в ответ:

— Тебе оно больше нравится?

Он вздыхал:

— Я не знаю. Мне не нравятся лошади.

Однажды она мимоходом спросила его, близко ли он был к лошадям. Он ответил:

— Я к ним совсем не ходил.

Значит, во всяком случае, его больше не пугали.

Каждое утро она занималась с ним чтением до дневного сна, а после него у них бывал урок чистописания. Потом, когда они вместе играли, она научила его строить всякую игрушечную мебель из спичечных коробков и давала ему рисунки-раскраски. У него были ловкие пальчики, и игры, в которых требовалось проворство, делали его более уверенным в себе.

Дни становились жарче, а цветов все меньше. Как-то Кэтрин пошла к бассейну в полтретьего дня. Купаться было еще немного рано, она только что поела. Она сняла короткий белый пляжный жакет и легла на траву около мраморного края бассейна, в тени огромного дерева. Дул горячий ветер с моря, пестрая тень от листвы играла на ее открытой спине, но голова была в полной тени. Густые светло-рыжие волосы рассыпались по надувной подушке и подложенным под голову рукам. Она быстро задремала, но потом начала думать, понравится ли Тимоти поездка с дедушкой в Кан и прогулка на башню, откуда открывается панорама побережья. К счастью, он не боялся высоты. Леон сказал еще, что за чаем они встретятся с кем-то из английских знакомых, у которых трое детей; они старше, чем Тимоти, сказал он. Кэтрин надеялась, что старшая девочка будет опекать Тимоти.

Пора встать и поплавать.

Вдруг Кэтрин заслышала шаги по краю бассейна. Облицованная мрамором стенка делала кое-где изгибы, образуя уютные уголки для кресел и шезлонгов. Она узнала эти шаги и, сама не замечая, сжала кулаки под головой. Мысленно она отчаянно желала, чтобы он как-нибудь не увидел ее.

Конечно, он ее увидел. Она почувствовала, что он остановился невдалеке, и услышала, как он негромко сказал:

— Вы не спите? Если хотите, я уйду.

Она неторопливо повернулась к нему и встретила взгляд его серых глаз. Она сразу уловила его привычную, ставшую второй природой, реакцию — как бы спокойно захлопывались ставни между ним и любой женщиной, не одетой по всем правилам. Она медленно села, поправив бретельку синего купального костюма.

— Здравствуйте. Вы, наверное, пришли повидать Леона. Он уехал с Тимоти в Кан и, наверное, вернется еще не скоро.

— Да, я знаю. Он мне говорил утром, когда я заходил сюда.

— Ах так… Это был профессиональный визит?

— Нет. Я заезжал к своему больному тут, поблизости, и зашел, чтобы пригласить вас на чай. Вас не было, вот я и приехал опять. Будет еще несколько гостей — приятели моей сестры.

— Я собралась поплавать, — возразила она. — Мне не хочется, чтобы вы меня ждали.

— С удовольствием подожду. — Он протянул ей руку и помог встать на ноги. — Конечно, если вы решительно не настроены купаться в одиночестве.

Она почувствовала, как он накинул ей на плечи пляжный жакет, и почему-то была раздосадована. Она пошла рядом с ним; веревочные подошвы ее сандалий шелестели по короткой травке.

— Нет, почему же. А как ваша сестра?

— Все хорошо. Мы оба жалели, что вы не приехали к нам на обед в ту субботу. Ваша отговорка… — он очень отчетливо выговаривал слова, — она была, как говорят у вас в Англии, шита белыми нитками.

Она глядела на свои сандалии:

— У меня действительно был утомительный день, и я действительно очень рано легла. В любом случае я бы там мешала. Я не принадлежу к богеме.

— Я тоже, — проговорил он также размеренно. — Впрочем, все это в прошлом. Я обещал Леону, что познакомлю вас с молодыми людьми из Понтрие, и так как вы в тот день не пришли к нам на обед, может быть, сегодня вы придете к чаю?

Она чуть не остановилась:

— Вы выполняете для Леона еще какие-нибудь поручения такого сорта? Вы думаете, что…

— Успокойтесь, пожалуйста. — Его глаза на мгновение сердито вспыхнули, но голос оставался отчетливым. — Давайте на минуту будем откровенны друг с другом и потом оставим эту тему. По поручению Леона я осмотрел его внука и написал заключение. В ответ на его вопрос я сказал то же, что сказал ранее и вам, — что мальчику будет полезно быть без вас несколько часов в день. Я сказал еще — помните? — что это будет полезно и вам. Это вполне взвешенное мнение, от которого я не откажусь. — Он помолчал, но повелительно поднял палец, не давая ей говорить. — Так же я не без оснований считаю, что вам нужно встречаться с людьми вашего возраста. Леон согласен с этим. Возможно, он жесткий человек, не считающийся с чувствами других, но он не хочет, чтобы вы были в одиночестве. Конечно, — глаза его сощурились в усмешке, — вы всегда можете поболтать с этим молодым англичанином, Майклом Дином. Но я не думаю, что вы найдете в нем достойного вас компаньона. Всем в Понтрие известно, как он порхает от одной пассии к другой.