Подростки, нарядно одетые мальчишки и девчонки, сытые, холёные и ухоженные, вооружились длинными пиками и ещё задолго до начала магического истязания принялись колоть ими юных, истошно кричащих от боли и страха сирен. Големов я создал качественно. У них даже текла из ран красная кровь, но это никого не волновало. Наоборот, их страдания доставляли этим, с позволения сказать, деточкам, какое-то изуверское наслаждение. Мне почему-то вспомнились события давно прошедших дней. Тогда я ещё был пацаном. В Америке, в Нью-Йорке два самолёта протаранили огромные небоскрёбы, Башни-близнецы, и в них заживо сгорали люди. Это чудовищное событие показывали на весь мир и вместе с тем немного позднее по ящику показали, как во многих странах ликует и точно так же совершенно по-дьявольски беснуется от радости толпа.
Видя то, как люди выбрасываются из окон с огромной высоты, видя, как рухнули огромные здания, погребя под собой тысячи людей, другие существа, которые биологически относились к Homo Sapiens, радовались этому так, что я навсегда возненавидел их за эту радость. Не скажу, что я такой уж ангел, но всё же никогда не был животным и не стрелял в кого ни попадя. Даже в них. Даже ненавидя их за то, что они ненавидят меня, я не стремился их уничтожать специально и целенаправленно. Если мне и приходилось кого убивать, то только в бою и, как правило, защищая других людей. Вообще-то точно так же я ненавидел и тех американцев, которые отдавали приказы своим военным наносить по ним такие точечные удары, которые почему-то обязательно приводили к жертвам среди мирного населения.
Не знаю, наверное те люди имели право ненавидеть их до такой степени, что радовались, когда другие американцы, не имеющие никакого отношения к их явным врагам, сгорали заживо. Меня почему-то огорчает любая смерть, даже смерть того человека, которого я успел убить раньше, чем он пустил мне пулю между глаз. Тем более не в моих правилах радоваться чужому горю, а это была не просто радость, а какое-то упоение. Смотреть на это было противно, но противнее всего было видеть, как взрослые подзуживают детей, но в то же время запрещают выкалывать сиренам глаза, объясняя, что иначе их магические истязания ни к чему не приведут. Ну, и чёрт с ним, с этим долбанным человеколюбием.
У меня и в мыслях не было жалеть этих чудовищ и их отродье. Всему рано или поздно наступает конец, а стало быть он наступил и для этой магической крепости, но я-то уже знал, что на Большом Изенде магов-пурпурщиков десятки миллионов и что их магические ловушку установлены вдоль берегов всех рек и даже на побережье Большого Изенда. О, они создали для себя очень выгодный бизнес и ничем не рисковали в нём. Что ловля людей-птиц, что ловля сирен делали их охоту на скорпионов совершено безопасной. Эти чудовища их просто травили, ведь найдя почерневшее от страданий человеческое сердце, они стремились захоронить его и при этом сами умирали в страшных муках, а магам доставляло наслаждение видеть, как они мучаются и как страдают. Что же, теперь я обрушу смерть на их головы и меня ничто не сможет остановить
Да, я не сирена, а человек. Но я рыцарь-маг. Моя невеста, которой я дал клятву верности, сирена и ради меня она станет девушкой. Точно такой же, как и любая другая на Земле или Изендере, но при этом всё равно останется сиреной, повелительницей моря. А я, рано или поздно, стану морским королём всех сирен, как Август уже стал морским князем и все сирены уже сейчас были мне даже не братьями и сёстрами, а моими детьми и я готов сражаться за них с кем угодно. За всех остальных людей тоже, но уже потому, что они мои братья и сёстры, но только не эти чудовища, которые даже своих детей превратили в жестоких и безжалостных палачей. Это был их выбор, так что им теперь и отвечать за то, что вскоре в крепости Зоал погибнет множество людей и мне не нужны никакие обоснования, чтобы совершить то, что я намеревался. Это был вполне закономерный итог.
Ровно в шестнадцать часов одновременно взорвались все магические ловушки, что разом ослабило защиту плотины. Мои торпеды уже мчались под водой строго выдерживая курс и второй взрыв прозвучал через тридцать секунд. Он был просто чудовищным по своей мощности. Магия, ничего не поделаешь и потому сначала магические лаборатории, набережные и реку накрыло градом каменных обломков. Несколько тысяч магов и их детей погибли мгновенно, а потом из озера Зоал хлынул огромный водяной вал. Первая крепостная стена, огораживающая магическую промзону истязаний, рухнула и также погребла под собой множество людей. Водяной вал, ринувшийся вниз с более, чем стометровой высоты, не только понёсся вперёд, но и ударил вправо и влево, снося роскошные виллы.
А потом с басовым рокотом над озером Зоал поднялась быстрая магическая волна высотой более шестисот лонгов и стремительно помчалась вперёд, сметая всё на своём пути. Покупателей возле крепости уже не было. Их всех либо заставил вернуться, либо отвратил от поездки устроенный мною непрерывный трёхдневный ливень. Зато многие "поставщики" ехали к крепости. Вторая крепостная стена была снесена ещё первой волной, но уцелели четыре огромные башни, в которых находилось множество магов-воинов. Их обрушили своим ударом маги-сирены, после чего быстрая волна помчалась вниз по извилистому руслу сначала Зоалриверы, а затем Стегии смывая дорогу, но при этом не ударяя в склоны гор. Она вела себя, как живая потому, что по сути была магическим существом.
Мостов на её пути не попадалось, других городов тоже, но все те люди, которые везли различные припасы в город палачей и истязателей, погибли. Вскоре быстрая волна достигла Бентерийского залива, сделалась ниже, резко увеличила скорость и помчалась к океану. Сирены вырвались из озёрного концлагеря и были вне опасности. Вылетев из озера, я приземлился на остатках плотины и посмотрел сверху на дело рук своих. Нижняя и средние части города были уничтожены полностью и лишь здания стоящие в его верхней трети по обе стороны реки уцелели, но и там похозяйничала вода. Всё же несколько тысяч человек, в основном стариков и женщин с маленькими детьми на руках, выжило, вот только как они теперь будут жить дальше в этом уничтоженном городе, было очень большим вопросом.
С громкими, пронзительными криками, полными боли и ужаса, они метались по уцелевшим террасам и, глядя вниз, понимали, что все их родные и близкие, спустившиеся на набережные — погибли. Так что же мне теперь бросить всё и начать утешать их? Нет, пусть они теперь изопьют чашу страданий до самого дня. Я не мать Тереза, и не какой-то там либерально настроенный западный адвокат, чтобы приходить на помощь каждому чудовищу. Малые дети на руках? А у тех, кого они убивали, разве не было малых детей и разве они не остались сиротами? Нет, я вовсе не искал никаких оправданий тому, что собирался покинуть этот разрушенный город не оказав в нём никому помощи. Я просто не собирался этого делать изначально.
Лично меня их проблемы совершенно не волновали, но и добивать я их тоже не собирался, хотя бы в порядке оказания милосердия. Поэтому, внимательно осмотрев разрушения в мощный бинокль, я в сердцах сплюнул и отправился в обратный путь. На душе у меня всё равно было гадостно потому, что эти скоты не дали шансов своим детям. Ладно, хорошо, что уже хоть кто-то сумел выжить, ведь если бы дело дошло до штурма крепости, то жертв было бы не намного меньше, но со стороны рыцарей-магов, сражающихся за правое дело. В том, что я имел полное моральное право выступить с оружием в руках на защиту сирен, меня не нужно было убеждать. Тут я и сам кого угодно сумел бы убедить всей мощью того магического оружия, которое маги Земли вложили в мои руки.
И всё же я не побежал в обратный путь, а побрёл тяжело вздыхая с понуро опущенной головой. Чёрт, до чего же я был зол на того типа, который сунул меня в этот гигантский Лабиринт, который мне нужно было пройти до самого конца. А ещё меня ужасало то, что я убил такое огромное количество людей, пусть даже и чудовищ с маниакальными наклонностями, которые фактически сидели на шее даже самых сильных людей мира сего. Как это ни печально, но ведь уже очень скоро начнётся война и магов-узурпаторов будут уничтожать без малейшей жалости, а их близким и детям был заранее уготован магический ошейник раба. И всё потому, что из-за них в рабстве находилась чуть ли не треть населения Большого Изенда.
