Как-то, уже давно, я слышал, как одна почтенная старушка сказала: «Теперь у людей ничего святого нет, вот раньше люди ходили с кружкой, на храм собирали, и никто их не трогал, не обкрадывал». Добрая старушка была права, но не совсем. Случаи воровства денег из кружек и похищения самих кружек всё-таки бывали. Например, на Ильинке, на углу одного из домов, была выставлена кружка для сбора пожертвований в пользу нищих и убогих. Так нашёлся один «убогий», который сбил с кружки замки и похитил из неё 13 рублей 85 копеек. Воровали в Москве всё и отовсюду. Воры даже отвинчивали медные ручки от дверей подъездов и квартир и дощечки с именами их владельцев. Крестьяне деревень, расположенных вдоль Петербургской железной дороги, воровали телефонные провода со столбов, расставленных между столицами. В общем, как сказал один поэт на странице газеты «Московский листок»:
Настоящий век, видно, таков,
Что о кражах кричат повсеместно,
И уж сколько повсюду воров —
Одному только Богу известно.
В конце XIX века профессиональные воры разделялись на «городушников» и «домушников». «Городушники» совершали кражи в магазинах. Делали они это так; заходили в магазин три-четыре вора, выбирали товар, что подороже: мех или материю — и просили приказчика ещё что-нибудь показать. Когда тот отворачивался для того, чтобы достать товар, вор хватал какую-нибудь вещь с прилавка или полки и прятал её в мешок, подшитый за подкладкой пальто. Для того чтобы не создавать лишней толщины в одежде, одевались попроще: мужчины в меховые шинели, женщины в ротонды[77], зимние накидки зимой и крылатки летом. После кражи один уходил с похищенным, а остальные заговаривали продавцу зубы. Бывало среди воров находились люди с довольно гнусными и подозрительными физиономиями, которые приказчики торговых рядов называли «отвлекательными». Они действительно отвлекали своим подозрительным видом приказчиков от настоящих воров. Были воры, у которых на внутренней стороне пальто были пришиты крючки, и они цепляли к ним похищенное. Случалось, вор перед закрытием магазина прятался в каком-нибудь ящике, а ночью вылезал из него и обворовывал магазин. Степан Кабанов был довольно удачливым вором. В 1895 году он совершил кражу золота и бриллиантов на 50 тысяч рублей из английского магазина «Шанкс» на Кузнецком Мосту, а потом похитил часы на 3 тысячи рублей в магазине Ги в Черкасском переулке. Попался он при попытке совершить кражу часов из магазина Мозера на Ильинке Он тогда спрятался в пустом ящике под прилавком, но его там вечером нашёл приказчик Однажды вора в ящике его товарищи отправили в почтовом поезде как посылку, а в дороге тот выкинул из вагона на ходу несколько ящиков с посылками и сам сбежал. Воры носили клички, такие как например, «Профессор», «Юзик», «Золотарец» и пр., и татуировки. У одного была такая: пьющая из бокала женщина и подпись: «Смочим немного внутренности».
Лучшими «городушниками» того времени в Москве считались Иосель Пайн — гомельский мещанин, крестьянка Авдотья Ивановна Шагова, Порфирий Богатов, его приятельница Екатерина Розанова, Яков Маслов, персидский подданный Оваев, еврейка Рохля Гразутис, она же Фельдман, — живая, юркая, проворная и смелая маленькая старушка. Как её звали на самом деле и сколько раз судили, сама полиция не знала. Официально, во всяком случае, у неё было 14 судимостей. Вечно она пользовалась фальшивым паспортом, благодаря чему избегала ссылки в Сибирь. Воровки среди женщин не были такой уж редкостью. Одна Сонька Золотая Ручка чего стоит. Родилась она в Литве в набожной семье так называемых «литваков» — литовских евреев по фамилии Соломониак. Среде, в которой она росла, не был чужд «блат» — контрабанда, самогоноварение, фальшивомонетничество. Сонька, а вернее, Шендли-Сура или Сима, была шустрой девчонкой: азартной, вспыльчивой, кокетливой, любила наряжаться и обожала драгоценности. В 15 лет родители выдали её замуж за варшавского мещанина Ицку Розенблада, и в 1864 году Сонька родила от него дочь Суру-Ривку. Вскоре, забрав у мужа 500 рублей и дочь, она бежала из Варшавы с рекрутом Матисом Рубинштейном. Потом она встретила известного в тех местах профессионального вора, бывшего провизора, по фамилии Блювштейн, который в год «зарабатывал» десятки тысяч рублей и говорил на нескольких языках. Став Софьей Блювштейн, Сонька втянулась в воровское дело и нашла в нём своё призвание. Сначала она совершала, как и её новый муж, кражи «на доброе утро», то есть похищала в гостиницах портмоне и драгоценности из открытых номеров, а застигнутая на месте, говорила вошедшему хозяину номера «доброе утро» и разыгрывала целый спектакль с недоразумением, ошибкой, а то и с признанием в любви. Совершала она и так называемые кражи «на цирлах»[78] (на цыпочках) из богатых барских квартир. Кроме того, она во всех больших магазинах страны воровала бриллианты. Когда её соучастники отвлекали приказчика, она прятала их под длинные ногти. Кроме того, она постоянно меняла любовников и совсем не хотела вести спокойную семейную жизнь, о которой мечтал Блювштейн. В конце концов они расстались. Сонька ушла от мужа и связалась с карманным вором, который свёл её с «хеврой» (обществом) «марвихеров» — карманных воров. Именно в этом виде воровства Сонька нашла своё призвание.
Помимо профессиональных воровок вроде Соньки или Рохли Гразутис, попадались на воровстве кухарки, горничные, любовницы и проститутки. Попадались и такие, которые волокли всё, что попадётся под руку: часы, броши, цепочки, подсвечники, портсигары, сбрую, лошадь, экипажи, пенсионные свидетельства, квитанции, образки, драповые пальто — и при этом полагали, что брать мелочь — не преступление.
«Домушники» совершали кражи со взломом из квартир. Чтобы дорасти до этого «звания» воровского мира, надо было пройти, например, «должности» «поездошника» (они снимали вещи с экипажей, едущих с железнодорожных вокзалов), «парадника» (они воровали одежду из незапертых квартир, когда в передних не было прислуги, а если она там была, удаляли её, передав письмо для хозяина) и завершить своё воровское «образование» в тюрьме. Орудиями труда «домушникам» служили долото, отмычки, «фомки», иногда коловорот и «гитара». «Гитара» — кусок хорошего железа, а лучше стали, длиной 70 сантиметров. Один конец узкий, другой широкий, чем он и напоминал гитару. Никакой висячий замок перед этим инструментом устоять не мог. Нужно было только просунуть узкий конец в скобку висячего замка и посильнее нажать на широкий или широкий конец вставить между притолокой и дверью или между крышкой сундука и его стенкой и нажать.
К совершению преступления «домушник» готовился заранее. Через воров-парадников, заходивших в квартиру под видом мелких торговцев или ремесленников, домушник получал сведения о расположении комнат в квартире, её обстановке, жильцах Дождавшись выезда последних на дачу, «домушник» несколько дней осматривал дом, замечая, когда выходят на дежурство дворники этого и соседних домов. Потом выбирал момент и непременно днём шёл с парадного хода. Со слов же парад-ника «домушнику» было известно, как закрывается и как открывается квартира. Войдя в квартиру, он закрывал её и взламывал замки шкафов и комодов. Выбирал ценные вещи, связывал узлы и выносил их с парадного крыльца, что вызывало меньше подозрений. Настоящих «домушников» в Москве было мало. Среди них в конце XIX — начале XX века числились: Быстров, полжизни проведший в острогах, ссыльно-поселенец Некрасов, крестьянин Михаил Князев, 15 лет просидевший в остроге, много раз судимый дворянин Леонид Валерьянович Померанцев, Сенька Картузник и некоторые другие.
Помимо «домушников», специалистами по крупным кражам были так называемые «громилы». Они совершали кражами со взломом, проламывали стены, ломали замки или, как тогда говорили, «проделывали сундуки».