В Москве были ночные рестораны, такие как «Яр», «Стрельна» в Петровском парке, однако большинство московских ресторанов и трактиров на ночь закрывалось, и тогда тысячи официантов направлялись в так называемые «семейные сады», которые были открыты всю ночь, и до зари пьянствовали там и играли в карты. Таким «семейным садом» был, например, сад «Тиволи» (потом «Аркадия») в Сокольниках.
Здесь могли себя почувствовать господами те, кто ещё вчера сам менял двадцатикопеечные графинчики с водкой на столах какой-нибудь «Венеции», посещаемой в обеденный перерыв приказчиками пассажей и магазинов Кузнецкого Моста. Официанты подавали им громадные порции битков, котлет, сосисок ветчины, телячьих ножек Те, кто не имел желания после трудового дня пьянствовать, шли спать. Добраться до дома, кроме как на извозчике, было не на чем, а извозчик стоил денег. Так что некоторые пристраивались спать, где придётся. Помимо официантов в ресторанах и гостиницах центра города было много другой прислуги. В «Большой московской гостинице», в доме купца Корзинкина, называвшейся «Гранд-отелем» (находилась она напротив Музея В. И. Ленина, а тогда Московской городской думы), такой прислуги насчитывалось 260 человек Спали эти люди в маленьких, тесных помещениях, по двое-трое на одной кровати. Широкой известностью в Москве пользовались ресторан Крынкина, находившийся на том месте, где теперь смотровая площадка на Воробьёвых горах, и так называемый «Патрикеевский трактир» купца Тестова напротив «Метрополя» (там в своё время было «Стереокино»), Кстати, здесь не только вкусно готовили, но, что было особенно редко в Охотном Ряду, этот трактир был чистым и опрятным. Другой же, находившийся неподалёку «Русский трактир» содержался в начале XX века точно в таком же грязном виде, как и 50 лет тому назад. Были, конечно, в Москве и шикарные рестораны, поражавшие красотой и размахом.
Ресторан «Мавритания» в Петровском парке имел не только зеркала, ковры, пальмы и окна, затянутые красными занавесками. Поражали воображение огромная кухня, выложенная фарфоровыми плитами, столы, покрытые мраморными досками, и ледник, в котором хранилось до двух тысяч возов льда! Ресторан стоял в саду. К зданию его примыкали крытая, держащаяся на металлических колоннах галерея, рассчитанная на 200 человек, большая ротонда в мавританском стиле, роскошно отделанная, с камином, а также русская изба, за которой начинался так называемый «Международный проспект», а проще говоря, широкая аллея. По обеим сторонам её располагались павильоны и беседки большей частью с балконами в японском, турецком, французском, египетском, индийском и итальянском стилях…
В ресторанах «Яр», «Золотой якорь» были выстроены сценки с декорациями и на них давались представления шансонеток, выступали куплетисты, цыгане. Денег за представления с публики не требовали, поскольку стоимость их входила в стоимость блюд и напитков (как тогда говорили, «с пробки», имея в виду пробки бутылочные).
«Золотой якорь» за творившийся в нём разврат прозвали «Содомом и Гоморрой». Там, что называется, прожигали жизнь под надрывное пение таких романсов, как «Тройки и пары. Звуки гитары» или «Зацелуй меня до смерти, мне и смерть тогда мила». Имелось там несколько комнаток почище (их ещё называли «покойчики», поскольку там было спокойнее: посторонних глаз меньше). Там подавали «лянсин», портвейн, портер, ветчину и шампанское завода Ланина. Это для «заканителенных» купеческих сынков низкого разбора, для запустившего в хозяйский карман лапу приказчика, для вора-аристократа, ведущего родословную от дворецкого богатого барина или от буфетчика большого трактира.
Вообще «Золотой якорь» и особенно «Яр» были не дешёвыми ресторанами. В «Яре» десяток не совсем свежих устриц стоил 4 рубля, в то время как в других ресторанах — 2 рубля 50 копеек И так во всём: за тарелку рассольника из печени в «Яре» надо было заплатить вместо одного — 2 рубля, за утку с капустой вместо 1 рубля 50 копеек — 2 рубля 50 копеек, за соус с трюфелем вместо четырёх — 6 рублей. Зато совсем рядом с рестораном имелись флигели с меблированными кабинетами, в которых жили женщины.
Среди артистов, выступавших на ярской эстраде, пресса отмечала лирическую певицу Фарнез, исполнительницу тирольских песен Рейваль, дрессированных собачек дуэта Ганновер, квинтет мандолинистов, а также малороссийский хор, дававший в красивых декорациях отрывки из «хохлацких оперетт». Ну и, конечно, не мыслим был «Яр» без цыган, впрочем, не только он. Знаменитые хоры Григория и Фёдора Соколовых, П. Денисьева, И. Миронова, Н. и М. Шишкиных славились на всю Россию. Казалось бы, цыганская песня была для нас непременной спутницей сумасшедшего разгула, однако это было не совсем так, вернее, совсем не так Едва она раздавалась, как у сидевших за столиками замирала душа и утихал пьяный разгул, всё внимание, все струны души человеческой настраивались на её сладостные и мучительные звуки. Азарт и буйство сменялись душевным настроением. Песня говорила людям о любви, о счастье, об измене, о ревности, об угасающей молодости, о потерянных днях. К тому же сама мелодия, манера исполнения и без слов вносили в душу надрыв и погружали человека в сладостное состояние, возвышавшее душу. Это состояние давало ему возможность почувствовать, что он лучше, чем на самом деле.
Пользовались известностью в Москве и такие заведения, как рестораны «Медведь» и «Фоли-Бержер» на Тверской, трактир «Царское Село» на Цветном бульваре и «Англия» на Покровке. На Большой Дмитровке, в доме 17 ближе к революции 1917 года появились таверна «Заверни» и ресторан «Континенталь» — бывший «Максим» в доме 5 на Театральной площади (здание не сохранилось). «Континенталь» был дешёвым рестораном. В нём рюмка водки стоила пятачок (в «Яре» стакан сельтерской стоил 10 копеек), столько же стоили бутерброды и пирожки, а позавтракать можно было и за 30 копеек На Театральной площади был ещё один дешёвый ресторан, в доме Шелапутина, назывался он «Баллод». Кормили в нём просто, но сытно. При входе можно было прочитать такое объявление: «Сегодня щи солдатские с гречневой кашей. Завтра борщ малороссийский».
В ресторане сада «Эрмитаж» Лентовского воображение посетителей поражали заковыристые иностранные названия. Подавали там «крем из перепелов», «прентаньер барятинский», «долгоруковские стружки шассерт», «тилебал со сморчками», «волованы годар», «лонж из телятины монгла», «сорбет а-ля Рояль», жаркое — цыплята с рябчиками и пр.
В Кузнецком переулке (так называли часть Кузнецкого Моста, от Петровки до Большой Дмитровки) находился ресторан «Ливорно», а в Рахмановском переулке — ресторан «Палермо». В 1895 году открылся «Новый Эрмитаж» в Каретном Ряду. Электричество, бассейн со статуей и фонтаном, веранда с буфетом людям нравились, а севрюга со снетками, полная тарелка мелко нарубленных грибов («грибная икра») с зелёным луком или «отец с сыном» — холодный поросёнок с ветчиной давали возможность московским гурманам отвести душу. Трактир Толокнова на Кудринской площади завлекал к себе посетителей электрической музыкальной люстрой, исполняющей разные пьесы с разноцветными электрическими огнями. В Татарском ресторане работал «Оркестрион» — музыкальная машина. За механическую музыку не брался налог с владельца ресторана, как это было в тех случаях, когда там играл оркестр. Как-то полиция попыталась обвинить купца Саврасенкова в том, что он в своём ресторане не платит налог за музыку, но суд встал на сторону купца, посчитав находившийся в ресторане оркестрион милым развлечением, не облагаемым налогом. Оркестрионы в ресторанах и трактирах выключались лишь на первой и Страстной неделях Великого поста. Трактир «Арсентьича», о котором мы вспоминали в главе об извозчиках, славился ветчиной, белорыбицей и, вообще, произведениями русской кухни. Варенцов вспоминал, как зайдя туда с приятелем, они заказали суп рассольник из гусиных потрохов, белугу с хреном и огурчиками, жареного поросёнка с гречневой кашей, а на сладкое — гурьевскую кашу.
В середине 90-х годов XIX века москвичи стали устраивать семейные обеды с детьми в ресторанах и трактирах, в частности, в ресторане «Стрельня», имевшем зимний сад. В хороших ресторанах бывала вполне приличная публика, здесь встречались, закусывали и обедали известные и даже знаменитые люди. В ресторане «Славянский базар» на Никольской, где были бассейн с живыми стерлядями и концертный зал «Русская палата» или «Беседа», много часов подряд беседовали Станиславский и Немирович-Данченко, забыв про котлеты «де-воляй», которые совсем остыли, пока они решали дальнейшую судьбу русского театра. Здесь же впервые пошла горлом кровь у А. П. Чехова после его поездки на Сахалин. В ресторане «Яр», говорят, существовал пушкинский кабинет, в котором Александр Сергеевич слушал цыганское пение.
