Работа над "Светом в августе" продолжалась до февраля 1932 года. А жизнь шла своим чередом. В сентябре 1931 года вышел в свет сборник рассказов Фолкнера, который в конце концов получил название "Эти 13". Книга расходилась хорошо.

Ему нравилось шокировать снобов — это был способ самозащиты от посягательств на его личность. Так, например, случилось в Северокаролинском университете, куда его пригласили выступить перед студентами. Молодежи Он понравился своей серьезностью, полным отсутствием позы. Но когда литературная дама, присутствовавшая на этой встрече, прочитала отрывок из одного романа и строго спросила: "А теперь, мистер Фолкнер, скажите, о чем вы думали, когда писали это?" — он сказал: "О деньгах", чем вызвал веселый смех и аплодисменты студентов.

Одной нью-йоркской знакомой он признался: "Я не люблю литературную публику. Я никогда не общаюсь с другими писателями. Сам не знаю почему — во мне нет светскости. Я не переношу литературных групп".

Во время визита в Нью-Йорк впервые возникли разговоры о возможной его работе в Голливуде. К нему подослали красавицу киноактрису, южанку по происхождению, Таллалу Банкхед. Она стала ему говорить, как любит его книги и как ей хотелось бы, чтобы он написал для нее сценарий. Фолкнер задумчиво посмотрел на нее. "Дело в том, — сказал он, — что мне хотелось бы помочь девушке с Юга, которая делает карьеру. Но вы слишком хороши и милы, чтобы играть в том, что я могу написать. Я не хотел бы делать этого для вас".

У него было ощущение, что ему необходимо отстоять свою независимость, человеческую и писательскую. Поэтому он порой ужасно огорчал своих друзей, которые были уверены, что ему надо заводить полезные знакомства, устанавливать светские контакты. Друзья, например, устроили ему встречу на обеде с крупным издателем Альфредом Нопфом. Богатый и самоуверенный издатель привез с собой штук шесть первых изданий книг Фолкнера и после обеда подошел к нему: "Мистер Фолкнер, — сказал он, — мне сегодня пришлось пройти дважды по Шестой авеню, чтобы раздобыть эти книги. Большинство из них, вы знаете, давно исчезли из продажи. Я хотел бы, чтобы вы надписали их для меня". Фолкнер в раздумье посмотрел на него: "Понимаете, мистер Нопф, люди останавливают меня на улице, в лифте и просят подписать им мои книги, но я не могу этого делать, потому что специальные подписанные экземпляры являются частью моего заработка. А кроме того, я подписываю книги только для моих друзей". Тут на выручку обескураженному издателю бросился хозяин дома. "Билл, — воскликнул он, — мистер Нопф очень известный человек и большой поклонник твоего таланта!" Фолкнер вздохнул. "Ладно, — сказал он, — миссис Нопф была очень мила со мной, так что, если вы выберете одну из этих книг, я ее вам подпишу".

В первой половине декабря Фолкнер вернулся в Оксфорд. И примерно в эти же дни его нью-йоркский приятель, режиссер Леланд Хэйуорд получил телеграмму из Голливуда: "Во время последнего своего приезда вы, кажется, упоминали Уильяма Фолкнера. Если так, то можно ли его заполучить и за сколько. С наилучшими пожеланиями". Телеграмма была подписана главой сценарного отдела студии «Метро-Голдвин-Майер» Сэмом Марксом.

В марте 1932 года произошло событие, повлиявшее на финансовые дела Фолкнера. Издательская фирма Джонатана Кейпа (Харрисон Смит к этому времени ушел от Кейпа и образовал вместе с Робертом Хаасом свое небольшое издательство) обанкротилась. Впоследствии Фолкнер вспоминал об этой истории юмористически: "Я должен был получить 6500 долларов, но издатель обанкротился, и я этих денег не получил, что послужило мне на пользу", но в тот момент положение было критическое, он оказался кругом в долгах.

Оставался только один выход — ехать в Голливуд. И в апреле Фолкнер подписал контракт с «Метро-Голдвин-Майер». Контракт предусматривал гонорар 500 долларов в неделю. За эти деньги Фолкнер обязывался "писать оригинальные сюжеты и диалоги, делать адаптации, дорабатывать сценарии и т. д. и выполнять все другие функции, обычно осуществляемые писателями".

В эти дни Фолкнер пришел к своему дяде, судье Джону Фолкнеру, и попросил одолжить ему пять долларов. Выяснилось, что последние деньги он истратил на телеграмму в Голливуд, в которой сообщал, что подписал контракт и просил перевести ему аванс. Он показал дяде уведомление от банка, что он уже взял со своего счета 500 долларов сверх того, что у него было. Дядя Джон стал уговаривать Уильяма не уезжать, предлагая ему одолжить 500 долларов, но Фолкнер поблагодарил его и сказал, что он уже принял решение.

7 мая Фолкнер появился в голливудской студии «Метро-Голдвин-Майер». И уже в этот первый день стала очевидной его полная несовместимость с нравами и обычаями этой "фабрики снов". Он заявил Марксу, что хотел бы немедленно приступить к работе и что у него есть прекрасная идея насчет Микки Мауса. Маркс посмотрел на него с подозрением, но увидел, что его собеседник совершенно серьезен. Тогда Маркс терпеливо объяснил ему, что сценарии для мультипликационных фильмов с Микки Маусом пишутся на студии Уолта Диснея, а ему, Фолкнеру, предстоит работать над сценарием для режиссера Гарри Рапфа. Выяснилось, что Фолкнер не видел ни одного фильма с актером, который должен был играть главную роль, и Маркс распорядился, чтобы ему прокрутили несколько таких фильмов. Однако уже в начале первого фильма Фолкнер попросил механика остановить показ. "Нет смысла крутить дальше, — сказал он, — я уже знаю, чем все это кончится".

Тем не менее к обязанностям своим Фолкнер относился в высшей степени добросовестно, выполняя любую порученную ему работу. Никакого морального или творческого удовлетворения это ему не приносило, но он на это и не рассчитывал — он приехал сюда зарабатывать деньги и каждую неделю, получая чек, отправлял часть денег в Оксфорд Эстелл на жизнь, а часть пересылал своим кредиторам.

Просветом в этой поденщине в какой-то мере явилась работа над сценарием по его рассказу "Полный поворот кругом" о летчиках и моряках в первую мировую войну. Это был щемящий рассказ о мужестве мальчишек, одетых в офицерскую форму, которых посылали на верную смерть. В конце рассказа американский летчик, потрясенный бессмысленной- гибелью своих молодых друзей, по собственной инициативе бомбит немецкий штаб.

"Господи! — думал он. — Эх, если бы они все были здесь — все генералы, адмиралы, президенты и короли — их, наши, все на свете!"

Вот этим рассказом и заинтересовался режиссер Хоуард Хоукс. Он пригласил Фолкнера в свой оффис и довольно подробно и долго объяснял автору, какие возможности для фильма он видит в его рассказе. Фолкнер все это время молчал. Это молчание стало раздражать Хоукса, и наконец он, чтобы разрядить обстановку, спросил Фолкнера: "Не хотите ли выпить?" — "Да", — коротко ответил Фолкнер. В таком же молчании они выпили по рюмке, и Фолкнер встал, чтобы уходить. "Я буду у вас через пять дней", — сказал он. "Неужели вам нужно пять дней, чтобы обдумать мое предложение?" — раздраженно спросил Хоукс. "Нет, — ответил Фолкнер, — чтобы написать сценарий".

Фолкнер засел за сценарий, а Хоукс начал вовсю подготовку к съемкам, стал подбирать актеров, стараясь заполучить первоклассных кинозвезд. Он договорился уже с Гарри Купером, с Робертом Янгом. А в один из дней он радостно сообщил Фолкнеру, что они сумеют привлечь Джоанну Крауфорд. Фолкнер помолчал и потом задумчиво сказал: "Я что-то не могу припомнить в этом рассказе ни одной женщины". — "Ах, Билл! — воскликнул Хоукс. — Это же кино, это бизнес! Мы обеспечиваем для нашей картины самых крупных звезд. А Джоанна к тому же прелестная девушка".

Его работа в Голливуде была прервана в августе известием о смерти отца. Он немедленно вылетел в Оксфорд. Как вспоминал его брат Джек, "когда умер наш отец, Билл стал рассматривать себя как главу нашего клана, и мы тоже признали его главой. Для него это была естественная роль, и он сразу же принял ее на себя, без фанфар, но с достоинством и решительностью",