– Готов поспорить, что обо мне.

Английская душа бурно воспротивилась невиданному иноземному нахальству.

– Если вас это порадует, то да – я действительно думала о вас.

– Отвечаете точно так же, как мой дворецкий.

– Неужели Бервик – англичанин?

Вопрос явно вызвал интерес.

– Нет. Он вырос вместе со мной: знаю его всю жизнь, – но что же изменилось бы в том случае, если бы он вдруг оказался англичанином?

Кейт пожала плечами.

– Мы никогда не спрашиваем людей, думают ли они о нас.

– Что же в этом плохого? Поскольку британское воспитание не позволяет вам задать вопрос, скажу сам: да, я думал о вас.

– Невероятная честь! – Кейт постаралась вложить в комментарий всю холодность, с которой разговаривала с булочником, после того как тот попытался ее обсчитать.

– Какой интересный парик, – заметил его высочество с лукавой улыбкой. – Фиолетового не доводилось видеть еще ни разу.

– Должно быть, редко бываете в Лондоне, – небрежно отозвалась Кейт. – И в Париже. Цветные парики сейчас в моде.

– Предпочел бы увидеть вас вообще без парика.

Кейт попыталась сдержать возмущение, однако ничего не получилось.

– Не понимаю, с какой стати собственное мнение относительно моей прически кажется вам достойным внимания. Это так же странно, как если бы я вдруг проявила интерес к вашим волосам.

– А разве мои волосы вас не интересуют?

Самодовольство этого человека перехлестывало через край. Кейт ощутила бессильное и оттого еще более острое раздражение. Принц ни на миг не сомневался во всеобщем поклонении.

– Нет, не интересуют, – просто ответила она и подняла взгляд. – Волосы остаются не больше чем… волосами, пусть даже немного взлохмаченными и слишком длинными. Но приходится делать скидку на полное отсутствие интереса к моде и редкие визиты в столицу.

Принц рассмеялся: как-то по-особому, совсем не по-английски – как будто акцент распространялся даже на смех.

– А во время нашей первой встречи мне показалось, что они совсем вам не понравились. Ну а теперь, мисс Долтри, позвольте считать тему причесок исчерпанной и спросить, какое впечатление произвел на вас Ланкашир.

– О, здесь очень красиво, – восхищенно ответила Кейт и, не сдержавшись, полюбопытствовала: – А у вас дома, в Марбурге, пейзажи совсем другие?

Разумеется, собеседник улыбнулся. Должно быть, решил, что она поступила предсказуемо и сразу перевела разговор в более безопасное русло. Кейт посмотрела с легким осуждением, хотя и не верила, что посыл достигнет цели. Люди подобного склада обычно не замечают ни иронии, ни презрения.

– Здесь намного больше зелени, – заговорил принц. – Когда езжу верхом по окрестностям, не могу отделаться от мысли, что английская природа противоречит английскому характеру.

– В каком смысле? – Чья-то рука забрала из-под носа Кейт тарелку с рыбой и поставила другую. Очевидно, этот ужин относился к числу тех, о которых ей доводилось лишь читать: с двадцатью четырьмя переменами блюд и пятнадцатью десертами. Поистине королевское меню.

– Англичане так скромны в отношении плодовитости, – с улыбкой пояснил принц, – а растительность поражает буйным, безудержным стремлением к продолжению рода.

От неожиданности Кейт едва не потеряла дар речи.

– Вы… вы не имеете права говорить со мной на такие темы.

– До чего же поучительная беседа! Судя по всему, природа в Англии относится к той же категории, что и волосы: говорить о ней за столом не принято.

– Значит, в Марбурге вы свободно обсуждаете плодовитость с юными леди? – уточнила Кейт, на всякий случай стараясь говорить тихо: сидевшая напротив пожилая особа посматривала с подозрительным вниманием.

– О, плодовитость во всевозможных проявлениях, – невозмутимо подтвердил собеседник. – Видите ли, при дворе великого герцога страсти кипят поистине безудержно. Надо признать, что, как правило, кипение заканчивается быстро, но зато протекает особенно бурно. Правда, сейчас, во время правления брата, обстановка заметно изменилась.

Кейт не смогла скрыть искреннего интереса.

– Но почему же? Неужели нынешний великий герцог каким-то образом подавляет придворных? Вы кажетесь настолько… – Она испугалась и замолчала. Разве позволено давать характеристики королевским особам?

– Ах, до чего же хочется узнать, каким я кажусь! Но из страха услышать гневную отповедь скажу лишь, что примерно год назад брат пригласил ко двору болезненно благочестивого проповедника и уже спустя неделю тот убедил подданных отказаться от любых развлечений, кроме тех, которые получили одобрение церкви.

– Полагаю, на вас влияние не распространилось, – покачала головой Кейт и тут же спохватилась: да, она снова дала собеседнику повод всласть порассуждать о себе, любимом. Должно быть, такова привилегия принцев: притягивать к собственной персоне все разговоры.

– Я проявил категорическую невосприимчивость к риторике отца Пранса, – усмехнулся принц. – Надо заметить, очень неудачно. Вскоре выяснилось, что брат Огастас считает идеи проповедника посланными свыше.

– И чем же отец Пранс рекомендовал заменить обычные светские развлечения?

– Особенно его возмущали действия, которые он квалифицировал как «богохульство в спальне». К ним относилось практически все, чем мужчины и женщины занимаются вместе. Для борьбы с грехом он установил в гостиной доску, на которой педантично вел подсчет набранных очков. Ну а в награду, разумеется, обещал вечную жизнь.

Кейт положила в рот кусочек жаркого из оленины и, пока жевала, обдумывала странные события в Марбурге.

– Подобные теории мне доводилось слышать и с церковной кафедры.

– Да, но обычно священники выражаются весьма туманно. Ограничиваются завуалированным упоминанием о Жемчужных вратах, об облаках. А наш проповедник твердо отстаивал собственные убеждения и имел мужество высказывать их прямо и неприкрыто. К тому же его система баллов позволяла заработать дополнительные милости за прилежное заучивание отрывков из Библии.

– И что же это за милости?

– Среди дам особым почетом пользовалось право носить вместо простых белых платьев серебряные наряды. Должен заметить, что вопросы моды оказались непреодолимым искушением для тех, кто при иных обстоятельствах мог бы впасть в неверие. Знание Библии превратилось при дворе в своего рода состязание – особенно после того как дополнительные очки были обещаны каждому, кто соглашался декламировать выученные отрывки на публике.

– Примерно по такой же системе я дрессирую своих собак, – призналась Кейт. – Разница совсем небольшая: в качестве награды вместо небесного блаженства дарую сыр. Но, честное слово, для моих подопечных это совершенно одно и то же.

– Наверное, поэтому я и потерпел сокрушительное поражение. Не люблю сыр.

Снова о себе, подумала Кейт и, чтобы не поддерживать разговор на нескончаемую тему, занялась едой.

– Не хотите узнать, в чем именно заключаются мои главные недостатки? – настаивал принц.

– Хочу, но боюсь, что перечисление займет слишком много времени, – улыбнулась Кейт. – Если не возражаете, то с удовольствием продолжила бы разговор о дворе вашего брата. Неужели все с готовностью подчинились системе?

– После того как Огастас проявил острый интерес, остальные последовали его примеру. Так уж устроены придворные.

– Должно быть, невероятно скучно.

– Надо признать, что внезапная набожность Огастаса поначалу стала для окружения настоящим ударом. Но со временем выяснилось, что все к лучшему: каждого, кто не сумел проявить необходимый энтузиазм, великий герцог просто сплавил с глаз долой. Так я и оказался здесь.

– А ваши придворные функционируют по тому же принципу?

– Мои? У меня нет никаких придворных.

Кейт посмотрела по сторонам.

– Высокие каменные стены. Гобелены, сотканные, должно быть, еще при самой королеве Елизавете. Чудесный сад. Множество слуг. Я ощущаю себя в самом настоящем королевском дворце! – Решив, что выразилась вполне определенно, она улыбнулась стоявшему справа лакею. – Спасибо, с олениной я уже покончила.