Настал день, когда миледи решила отправиться в шатер Ричарда в костюме менестреля, а я предотвратил эту авантюру, и не столько ради нее самой, сколько в интересах крестового похода. Ричард Плантагенет, которого я тогда воспринимал только как крестоносца, работал, был занят массой дел, и я не хотел, чтобы его что-нибудь отвлекало.

Спустя несколько дней мессинский лагерь, служивший сборным пунктом всех крестоносцев, стал постепенно свертываться. Старая королева-мать Английская, которую призвали неотложные дела, уехала первой. Потом отплыл в Акру Филиип Французский, вместе с тем, кто был его правой рукой — Хью Бургундским, и с семью тысячами солдат.

Ричард по-прежнему запасался лесом — пилил и грузил на корабли бревна. Он слышал, что в радиусе десяти миль вокруг Акры не осталось ни единого деревца, и решил взять с собой все необходимое для баллист, арбалетов, стенобитных машин и штурмовых башен. Он оставался в Мессине до последнего момента, но вечером накануне моего отплытия с женщинами сказал:

— Мое новое судно, «Транк-ла-Мер», очень быстрое, и я вас догоню. И смогу заняться с тобой музыкой раньше, чем ты ожидаешь.

Я передал это дамам, а поскольку было принято окончательное решение о том, что так долго откладывавшаяся и такая долгожданная свадьба состоится на Кипре, на протяжении всего перехода настроение у них было хорошее, и они не замечали ни тесноты на корабле, ни манер капитана, делавшего все возможное, чтобы мы чувствовали себя как можно хуже.

Войдя в гавань Лимасола, мы узнали, что нам запрещено высаживаться на берег. Сэр Стивен Тернхемский, на которого была возложена ответственность за наш переход, уверенный в том, что произошло недоразумение, отправился на берег и получил аудиенцию у самого императора Кипра. Вернулся он до крайности взволнованным. Это не было недоразумением. Когда император обещал гостеприимство и заботу о невесте Ричарда Английского, он не знал, что речь шла о Беренгарии Наваррской, считая, что Ричард помолвлен с принцессой Алис Французской. Исаак выразил сожаление, но сказал, что король Наваррский когда-то очень скверно обошелся с его эмиссарами и что он, хотя и рад служить своему другу и брату Ричарду Английскому, не расположен оказывать гостеприимство дочери Санчо.

Выслушав это сообщение, Беренгария сказала, как всегда, великолепно спокойная:

— Ну и что? Мы вполне можем дождаться Ричарда в открытом море. Я не думаю, чтобы у Исаака Комненсуса были причины для недовольства. Его эмиссаров приняли по-королевски. — Она переглянулась с Анной Апиетской, и обе усмехнулись. — Их развлекали как полагается.

— Но он же обещал, — заметила Иоанна Сицилийская, яростно сверкнув глазами — в тот момент она была необыкновенно похожа на своего брата. — Он обещал! Ричард очень разозлится, узнав о его отказе. Вы дали императору понять это?

— Я сделал все, что мог, миледи. Я угрожал, просил, предостерегал, но император остался непреклонен, — ответил сэр Стивен. — Он сказал, что, если мы попытаемся высадиться, нас потопят снаряды вон с тех башен. Кроме того, весь берег кишит людьми, настроенными очень враждебно.

— Насколько я могу судить, — угрюмо заговорил капитан Соундерс, — надвигается шторм, подобный которому я наблюдал всего однажды, и как раз в этих водах, пятнадцать лет назад, когда в Фамагусте принимал на борт груз пряностей. Было такое же пурпурное небо, и ветер с той же четверти. Меня это очень беспокоит. Через несколько часов разразится дьявольский ураган. Может быть, это ничтожное величество выслушает меня, сэр, — как вы думаете? — если я пойду к нему и, как обычный моряк, попрошу убежища от бури?

— Сомневаюсь. Очень сомневаюсь, — ответил сэр Стивен, но, взглянув на небо, которое приобрело очень странный вид, добавил: — Разумеется, вы могли бы попытаться. О погоде я не говорил, так как не подозревал о такой вероятности.

И капитан Соундерс отправился в город, но ему не дали даже подойти к берегу. Его встретил град камней и прочих «снарядов», и один огромный камень, выпущенный со сторожевой башни в гавани, упал совсем рядом с его лодкой.

Тогда этот угрюмый, неприятный человек проявил характер и мастерство. Он поднял якорь, развернул корабль на сто восемьдесят градусов и выполнил маневр «движения впереди ветра». Шторм бушевал четыре дня, прежде чем выдохся, и я уже начал думать, что мы домчимся до Александрии. Потом ветер спал, море успокоилось и стало безмятежно, как небо. Мы повернули и поплыли обратно, пока перед нашими глазами снова не открылась панорама лимасолской гавани. «Транк-ла-Мер» Ричарда, который мы надеялись увидеть стоявшим на якоре на рейде, там не оказался. Оба корабля, следовавшие вместе с нами, чьим капитанам, прояви они достаточную мудрость, следовало бы использовать тактику капитана Соундерса, потерпели кораблекрушение. Волны прибили к берегу их обломки и грузы, которые киприоты принялись деловито вылавливать из воды вместе с телами утонувших крестоносцев — их, впрочем, они тут же бессердечно выбрасывали обратно в море.

А ведь Исаак Кипрский поклялся оказывать помощь всем, поднявшим крест, числя себя, как его числили и другие, в рядах воинов Священной войны.

Теперь перед нами встал вопрос о том, что делать дальше. Возможно, Ричард на своем быстроходном судне доплыл до Кипра и, не обнаружив нас, направился в Акру. По мнению капитана Соундерса, это было наиболее вероятно, потому что на борту у него находились лучники и снаряжение и он явно был склонен считать, что благополучная доставка их имела большее значение, чем ожидание свидания короля с будущей королевой.

Сэр Стивен, у которого шторм вызвал сильное потрясение, также хотел поскорее прибыть в порт и благополучно выгрузить на берег доверенный ему драгоценный груз. Но миледи Беренгария сказала, что Ричард обещал встретить ее на Кипре, и если он не погиб во время шторма, чего не могла допустить Дева Мария и все милосердные святые, то он явится на Кипр. Ей возражали, пока она не заявила, что, если судно попытается отплыть в Акру, она бросится за борт. Тогда капитан венецианского корабля, которому было позволено войти в гавань и после шторма снова покинуть ее, проходя мимо нас, крикнул, что «Транк-ла-Мер» уже побывал около Кипра.

Итак, мы остались ждать Ричарда, страдая от скуки, острой тревоги и недостатка пресной воды. Наконец через десять дней на горизонте показался лес разноцветных парусов. Ричард прибыл не один. Когда отплыли уже почти все и сам он был готов подняться на борт корабля, чтобы двинуться в путь, в Мессину притащились два корабля из ирландского Уэксфорда — вклад Ардриака в крестовый поход. Они были сильно потрепаны штормом. Ричарду пришлось ждать, пока экипажи приходили в себя и ремонтировались, а тем временем прибыли два баркаса с буйными норвежскими варварами и тихоходный, неповоротливый корабль из Лондона. Все они, вместе с кораблями, уже готовыми отплыть с Ричардом, составили довольно внушительный флот. Пока Беренгария проливала слезы радости по поводу благополучного прибытия «Транк-ла-Мера», Иоанна торжествующе заявила:

— Что ж, посмотрим, что будет дальше. Исаак очень, очень пожалеет о своем поведении.

Миннезингеры пели о взятии Кипра как о полукомическом возмездии со стороны некоего рыцаря тому, кто нанес оскорбление леди. Так и случилось.

— Сегодня вы будете спать во дворце Исаака, миледи, и его приведут к вам закованным в цепи. — Таковы были слова Ричарда. Он произнес их, стоя на коленях перед женщиной, которая в течение нескольких лет преданно любила его в одиночестве, проехала и проплыла много миль и ждала, ждала, ждала его в Бриндизи, в Мессине и на рейде Лимасола.

— Это не имеет никакого значения, милорд. Ничто теперь не имеет никакого значения.

Но его мысли были уже далеко — они требовали мести и планировали сражение.

Ричард обеспечил Беренгарии ночлег во дворце Исаака, сделал его дочь ее фрейлиной и музыкантшей. Самого Исаака он заставил пройти перед нею в серебряных цепях. А после свадьбы возложил на ее голову корону Кипра.