Внезапно взгляд его падает на пачку газет и писем, лежащих на столе; он узнает почерк г-жи Пасклен.
Ты разрешишь?
Он распечатывает письмо:
«Бюи-ла-Дам, 14 января.
Дорогой Жан!
Вчера Сесиль родила девочку…»
Он останавливается. Глаза застилает туман; прошлое властно овладевает им…
«…Она просит сообщить об этом тебе и передать, что если ты пожелаешь увидеть ребенка, то можешь приехать. Могу прибавить, что мой дом открыт для тебя, как и раньше, в любое время. Ты, быть может, уже понял, что вступил на неверный путь, и хочешь хотя бы немного облегчить страдания, которые причиняешь Сесили и мне. Ты застанешь нас такими же, какими оставил, уезжая: готовыми все забыть в тот самый день, когда ты признаешь свое заблуждение.
М. Пасклен».
Зежер. Какая-нибудь неприятность?
Жан. Нет, нет. Итак, я продолжаю. На чем я остановился?… (Голос его прерывается. Огромным усилием воли он берет себя в руки.)Будьте любезны, прочтите написанное, госпожа Давид.
Г-жа Давид…большое число колеблющихся, терзаемых мучительным противоречием между требованиями собственной логики и унаследованным ими тяготением к таинствам. Именно эти люди и придают кризису религии в современной Франции…
Но Жан, сидя на одном из чемоданов, стоящих в номере, слышит лишь глухое и неясное бормотание.
V
Станция в Бюи-ла-Дам.
Жан выходит из вагона. Его никто не встречает.
В омнибусе с дребезжащими стеклами он медленно, в полном одиночестве, едет в город. С тяжелым сердцем смотрит по сторонам. Улицы. Знакомые вывески. Все по старому. Город словно возникает из-за туч, которые сгустились за прошедшие несколько месяцев, возникает, как воспоминание далекого детства…
Жан зябко кутается в толстое дорожное пальто, хранящее соленый запах моря.
Дом заперт.
Незнакомая нянька открывает ему дверь. Он проскальзывает внутрь, как вор.
На лестнице он останавливается, вцепившись рукой в перила, раненный в самое сердце криком новорожденного.
Овладев собой, поднимается на площадку.
Где-то распахивается дверь.
Г-жа Пасклен. А, это ты?… Входи.
Сесиль в постели. Ребенка в комнате нет. В камине шумно полыхает огонь. Г-жа Пасклен закрывает за Жаном дверь. Он подходит к постели.
Жан. Здравствуй, Сесиль.
Она смущенно улыбается в ответ.
Он наклоняется, целует ее в лоб.
Жан. Девочка… здорова?
Сесиль. Да.
Жан. А ты?…
Госпожа Пасклен стоит рядом. Жан чувствует на себе ее тяжелый взгляд.
Когда это произошло?…
Сесиль. В понедельник вечером.
Жан (считая по пальцам).Шесть дней назад. (Пауза.)Я получил письмо в четверг. Я был там нужен… Уехал сразу, как только смог…
Молчание.
Ты очень страдала?
Сесиль. О, да…
Снова молчание.
Г-жа Пасклен (внезапно).Ты будешь сегодня обе дать здесь?
Жан. Но… да… я думал…
Г-жа Пасклен (с едва заметной ноткой удовлетворения).Останешься на несколько дней?
Жан. Если позволите…
Г-жа Пасклен. Хорошо.
Она выходит распорядиться по хозяйству.
Они остаются одни. Им неловко, на сердце у них тревожно.
Их взоры встречаются, Сесиль заливается слезами. Жан снова склоняется к ней, целует ее нежно и печально.
Жан (вполголоса).Я пробуду здесь, сколько ты захочешь… До тех пор, пока ты не поправишься… А потом…
Он замолкает. Он не знает сам, что должен пообещать. Молчание.
Сесиль (очень тихо, с отчаянием в голосе).Ты даже не захотел поцеловать дочь!
Но тут возвращается г-жа Пасклен с девочкой на руках.
Г-жа Пасклен (Сесили).Мы забываем о времени из-за этого!
Жан, который двинулся ей навстречу, получает «это» прямо в лицо.
Он знает, что должен наклониться, поцеловать своего ребенка. Но не может… отчасти наперекор теще, отчасти из-за чувства непреодолимого физического отвращения.
С деланной непринужденностью он треплет пальцем мягкую щечку, маленький красный подбородок, запрятанный в мокрый нагрудник.
Жан. Она очень мила…
Он отходит.
Его неотступно преследует один вопрос: какое имя они дадут ребенку. Он и не подозревает, что девочка уже записана в мэрии.
Как ее назовут?
Г-жа Пасклен (непререкаемым тоном).Ее зовут Мари.
Жан (словно делая усилие для того, чтобы запомнить трудное имя).Мари…
Он смотрит издали на незнакомую, вздувшуюся от молока грудь, в которую по-хозяйски вцепились крохотные пальцы ребенка. Смотрит на маленькое, быстро сосущее тельце, трепещущее жаждой жизни. Смотрит на Сесиль, на ее новое лицо: бледное, полноватое, помолодевшее, – лицо прежней Сесили…
Вдруг она меняет положение, чтобы поддержать ребенка, и он замечает у нее на пальце кольцо… Они обручились; он возвращался из Парижа с маленьким футляром в кармане; он застал Сесиль одну и опустился перед ней на колени, чтобы от всего сердца надеть ей на палец это кольцо, это звено, эту цепь…
Молодость, нежность – все позади… О, как безумно, как искренне ему хотелось дать счастье и самому насладиться им!..
Он приподнимает саван: он тревожит прах двух влюбленных – Сесили и Жана. Он чувствует, что стал другим. Она тоже… Теперь они оба такие разные!
Что делать?
VI
Двадцать дней спустя.
Комната Сесили.
Сесиль…Я не согласна.
Жан. Сесиль!
Сесиль. Нет!
Жан. На тебя влияет мать. Возвратимся в Париж, одни, как можно скорее, и я уверен, что…
Сесиль. Я не уеду до крестин.
Жан. Хорошо.
Сесиль. И ты будешь на них присутствовать.
Молчание.
Жан. Я уже сказал тебе: нет.
Сесиль. Тогда можешь ехать один.
Снова молчание.
Сесиль подходит к окну, приподнимает занавес и стоит неподвижно, повернувшись к Жану спиной и прижавшись лбом к стеклу.
Жан (устало).Послушай… Мы каждый день спорим… Немые сцены, оскорбительные намеки, потоки слез… Я больше не в силах сносить… Теперь еще одна сцена. К чему все это?
Сесиль не двигается.
(Стараясь говорить спокойно.)Надо избежать непоправимого… Повторяю тебе, я согласен продолжать нашу совместную жизнь, жить, как мы жили раньше. Я даже готов пойти на уступки.
Сесиль (оборачиваясь).Ты лжешь… Ты не идешь ни на какие уступки.
Жан (печально).Как ты кричишь, Сесиль…
Снова молчание.
Напротив, ты отлично знаешь, что я готов на уступки, лишь бы изменить положение, в какое мы попали. И вот доказательство: если б я был один и свободен, то избавил бы девочку от всякого влияния религии; я воспитал бы ее таким образом, чтобы ей не пришлось вести в будущем такую жестокую борьбу с собственной совестью, какую пришлось выдержать мне…
