«А другой?»

Дикон нарисовал мысленный портрет болезненного, с желтоватой кожей «дружка», мех которого был черным, с металлическим отливом.

В течение некоторого времени никакой информации не поступало, но Дикон чувствовал, что разум его брата яростно пытался вспомнить что-то такое, что тот прежде очень хорошо знал. Когда ответ наконец возник, то он был лаконичным и ясным.

«Слушай, Дикон. Эти два новорожденных „дружка“… Ты пробовал определить степень их разумности?»

«Да. Немного. Они очень тупые, потому что они никогда не были со своими большими братьями. Но некоторые из „дружков“ общались с ними, пытаясь научить их кое-чему. И они добились в этом определенного прогресса».

«Kaк ты думаешь, если бы они были с тобой сейчас, то смог бы я дотронуться до их разума через твой?»

«Я думаю, да, брат»

«Хорошо. Слушай меня внимательно. Я хочу, чтобы ты вернулся к Общему Резервуару, привел двух этих „дружков“ сюда, где ты сейчас находишься, и помог мне установить контакт с их разумами. Ты понял?»

«Да», — мрачно отозвался Дикон.

«Ты действительно сможешь это сделать?» — последовал взволнованный вопрос Черного человека. — Я имею в виду то, что тебе надо вернуться к Общему Резервуару. У тебя хватит крови для этого?»

«Я не знаю, — просто ответил Дикон. — Я долго шел на этот раз и пришел в надежде получить кровь от моего брата, когда найду его».

«Сатана! — Дикон почувствовал страх в мысленном возгласе брата. — Слушай, Дикон. Это очень важно для всех нас, чтобы ты выполнил все мои приказания. Поэтому я освобождаю тебя от правила, которое запрещает тебе пить кровь у других. Бери кровь там, где ты сможешь получить».

Дикон уловил эту запоздалую мысль и отметил ее для себя. Дикон понимает опасность, которая грозит его брату. Поэтому он настоял на том, чтобы другие «дружки» подождали, пока он найдет бак с кровью, которую могут пить все. Он знает, что если: он возьмет кровь у чужого, то может умереть в конвульсиях. Но жизнь — такая же пустяковая вещь, как и сам Дикон. И Дикон не возражает.

Черный человек не мог в полной мере понять те эмоции, которыми был охвачен разум его «брата», но они тронули его сердце.

«Ну, тебе пора начинать, Дикон. — прозвучали последние слова „брата“. — Есть маленькая надежда, что у тебя все получится. Такая же маленькая, как и ты сам. Но она может быть единственная в этом мире Больших Людей».

«Дикон сделает все, что сможет. Прощай, брат».

Мощный веселый перезвон колоколов Собора зазвучал на рассвете над всем Мегатеополисом. С первыми ударами колокола на Великую площадь начал стекаться народ. Люди почувствовали себя спокойней еще ночью, если бы не страх перед темнотой с ее сатанинскими кошмарами.

— Просыпайтесь! просыпайтесь! — слышалось в колокольном перезвоне. — Чудеса! Чудеса несказанные! Спешите! Спешите!

— Многие, прибежали на площадь, даже не успев позавтракать. Разве это не Великое Возрождение? И во всем этом воля Великого Бога.

Народ шел со всех уголков Мегатеополиса, из деревень, расположенных за сотни миль от Святилища. Через час после полудня на площадь явились дьяконы, которые, маршируя шеренгами по двое, очистили пространство перед ступенями Собора. Крыши окружающих домов были облеплены людьми, а мальчишки забрались даже на печные трубы. Один из балконов, выходящий на Площадь, оказался настолько переполнен людьми, что неожиданно рухнул, и несколько зевак получили увечья. Создавшуюся панику быстро прекратили дьяконы, прорвавшиеся через толпу. Опоздавшие уже не могли протиснуться на площадь и заполняли прилегавшие к ней улицы. Простолюдины толкались, давили друг друга, спорили из-за лучших мест, искали потерявшихся детей. И повсюду раздавалось гудение голосов, периодически заглушаемое звуком колокола.

В этой толпе на Великой площади не было счастливых лиц. Это была все та же толпа, которая вчера, штурмуя Собор, выкрикивала оскорбления в адрес Иерархии, не способной защитить их от Сатаны. Это были те же люди, которые убили двух дьяконов и грубо обошлись со священником Первого круга, требуя от Иерархии ответа. Но сейчас в толпе царил мир. Вчера священники обещали, что Великий Бог подаст им знак своей любви и утвердит свое господство над Сатаной с помощью Великого Возрождения. Уже прошлой ночью, в подтверждение этого, количество сатанинских проделок явно пошло на убыль.

Кроме того, парасимпатическое излучение, в радиусе действия которого находилась вся Площадь, препятствовало проявлению отрицательных эмоций на лицах прихожан.

Парасимпатические лучи имели еще одно важное свойство. Они стимулировали нервы пищеварительного тракта, разжигая тем самым чувство голода небывалых размеров у и без того сытой толпы. Сотни тысяч ртов истекали слюной. Сотни тысяч кадыков ходили вверх-вниз.

Наконец, в самый разгар дня, колокольный звон усилился, достигнув максимальной силы, и вслед за этим на площади воцарилась тишина. Собравшиеся стояли, затаив дыхание. Затем из Святилища донеслись проникновенные звуки органа. То был торжественный марш, полный таинственности, благородства и энергии. Должно быть, такая музыка звучала в тот день, когда Великий Бог впервые явил свою волю, создав из черного хаоса Землю.

Медленно, в такт этой величавой музыке, воздвигнутый за ночь помост начал заполняться священнослужителями, алые рясы которых отливали золотом. Те, кто стоял ближе ко входу в Собор, могли разглядеть эмблему на рясах этих священников. На эмблеме был изображен треугольник, на вершине которого помещался огромный сверкающий алмаз. В толпе пронесся шепот, что руководить празднеством Великого Возрождения на этот раз будет Высший Совет. Мало кто из присутствующих на площади мог похвастаться тем, что когда-либо видел первосвященника. Внезапно, в едином порыве, весь Совет обратил свои взоры к небесам. Во всяком случае, так могло показаться простолюдинам.

На лицах публики отразилось изумление. Темп музыки убыстрился, высокие двери Собора распахнулись, и оттуда двинулась процессия жрецов, идущих четырьмя рядами — само воплощение власти Иерархии. Это были священники всех кругов, великолепные и прекрасные, как боги. Они образовали кольцо, выстроившись около помоста. Пока священники совершали свое шествие, музыка становилась все громче, все торжественней, словно солнце, восходящее к зениту. Священники, казалось, втаптывали своими ногами в землю все мировое зло, противостоящее Иерархии.

Гонифаций, стоящий на помосте, обратился к священнику низшего круга, стоявшему рядом с ним.

— Откуда эта вонь? — поинтересовался он.

Невозможно было больше не обращать на это внимание. Смешанный с приторной сладостью фимиамов Иерархии, на площади все сильнее чувствовался незнакомый тошнотворный запах.

Адъютант Гонифация пообещал выяснить, в чем дело. Подавшись вперед, Верховный Иерарх внимательно всматривался в двух священников, несших сосуды. Он узнал их обоих. Один был Реалист, а другой — фанатик с непреклонным выражением лица.

Гонифаций нажал на кнопку портативного телевизора и увидел перед собой на экране лицо Главного техника Контрольного Центра Собора.

— Ваше высокопреосвященство, у Нового колдовства нет средств против нашей аппаратуры, — разъяснил он Гонифацию. — У нас такая предупреждающая система охраны, которая мгновенно даст знать, если силовые лучи начнут действовать на территории Площади. Мы приготовили ряд контрмер. Как вам известно, телесолидографический щит также в полном порядке. Короче говоря, Великая площадь, Собор и прилегающая к ним территория полностью изолированы. Вы можете быть совершенно спокойны. Запах? Мы уже знаем об этом. К сожалению, произошла досадная поломка в механизме одного из проекторов, распространяющих аромат. Его уже исправили.

По требованию Гонифация он внимательно изучил лица священников, находящихся в контрольном центре. Все лояльные Реалисты, за исключением двух фанатичных физиков из Пятого круга.