Чего он только не видел, где он только не бывал! Его чемодан весь обклеен названиями отелей. Сколько стадионов орало легко запоминающуюся русскую фамилию: Серов! Сколько людей на разных языках просило его дать автограф! Сколько красивых женщин останавливало на нем долгий взгляд! Одна шведская газета писала:
«Очень молодой, очень интересный, знаменитый футболист Серов…»
Ему не надо думать ни о деньгах, ни о модных костюмах. Все есть. А сколько еще предстоит увидеть этому «очень молодому, очень интересному Серову»! Сколько новых городов, сколько славы и почета! Да, ему фантастически повезло! Измученный бессонницами, учебниками, формулами, десять дней не выходивший из своей комнаты и отчаявшийся, решивший, что все кончено, студент Игорь Серов, кем вы теперь стали? Вы не смели мечтать о таком счастье. Нет, вы мечтали. И вот награда за мечты.
Но голова у Серова не закружилась, он не зазнался. Очень умный этот Серов. Он далеко пойдет…
Собор постепенно заполнился народом. Зажглись люстры с электрическими свечами, заиграл орган. А девушка, та, что сразу привлекла внимание Серова, все стояла на коленях. Возле нее изящный белый чемоданчик. С занятий или со службы вы, мадемуазель? Чему вы молитесь, о чем просите? Хорошего мужа, Жоржа или Пьера? Может, богатого американца? Новую квартиру для семьи? Работу? Или просто нейлоновые чулки?
«Мне не о чем просить, мадемуазель. Мне надо идти. Меня ждут за два квартала отсюда, в кафе. Она красивая девушка. Итак, мадемуазель, я ничем не могу вам помочь. Прощайте, мадемуазель! Дай вам ваш католический бог ваше католическое счастье!»
ГЛАВА VIII
НА ВЕРШИНЕ СЛАВЫ
(Дневник Серова)
«Второй год я играю в «Спутнике». Кем ты стал, Серов?.. Сотни троллейбусов, автобусов, набитых людьми, едут к стадиону. Тысячи машин медленно движутся по Большой Пироговке к Лужникам. У стадиона заторы. Через каждую минуту приходит поезд метро, и густая толпа медленно пробирается по узкому вестибюлю к эскалатору.
У ворот конная милиция. И целые ряды болельщиков, с надеждой смотрящих по сторонам:
— Нет ли лишнего билетика?
Москва замирает у телевизоров. Радиокомментатор говорит всему Союзу.
А сто тысяч болельщиков на стадионе!..
— Давай!
— Бей!
— Мазло!
— Труп!
— Мар-ке-лов!
А то целая трибуна объединяется в едином крике:
— Судью на мыло!
И есть еще один клич, который на международных матчах несется со всех трибун:
— Серый, давай! Се-рый, да-вай!
Миллионы глаз с трибун стадиона и у экранов телевизоров следят, как я начинаю атаку».
* * *
«Такси несется, повизгивая и приседая на поворотах. Замешкавшиеся прохожие танцуют перед машиной, потом бросаются в сторону. Пушкинская площадь.
— Сойдем здесь.
Маркелов идет со мной по улице Горького. Интересно отметить, что ребята и особенно девушки одеты гораздо лучше, чем одевались в мое время. Но сейчас публика помельче. Я бы давно запретил восьмиклассницам после девяти вечера появляться на «Бродвее». По-моему, в мое время «Бродвей» был интереснее… Всегда так говорят: в наше время было лучше, а теперь не то. Может, потому, что тогда я смотрел на других. Сейчас смотрят на нас. Мы с Маркеловым спускаемся к центру. У юнцов вытягиваются лица. Сначала удивленно, потом толчок товарища в бок, впиваются в нас глазами, потом отводят взгляд. Мы, мол, не пижоны, у нас собственное достоинство, мы не очень уж на вас глазеем. И все, как один.
Странно, Серов, вы когда-то и не смели мечтать о такой популярности. А теперь вот, пожалуйста! Но это не доставляет вам особого удовольствия. Вы уже ко всему привыкли.
— Ты любишь эту улицу?
— Эту выставку пижонов? Нет, Игорь. Ты смотри, идут обыкновенные ребята. Те, кто повзрослее, чувствуют себя нормально, они все понимают, они не смотрят по сторонам. Для них пройтись здесь — просто привычка. А вот эти юнцы? Смотри, какие надменные рожи, скептические улыбки! И человек, который не знает их, ужаснется: «Что за молодежь пошла, одни стиляги!» А ведь они совсем другие. Из них, я уверен, вырастет хорошая смена. А пока болезнь «Бродвея» для них возрастная болезнь…
— Мы все прошли через нее.
— Не все.
— А ты не ходил?
— Мне некогда было, Игорь».
* * *
«Я так подробно вспомнил тот вечер, потому что тогда мы как-то были очень близки друг к другу. Мы сидели в кафе и говорили очень откровенно. До этого мы казались друг другу очень похожими. Теперь мы выяснили, что мы разные. Вроде Маркелову это не понравилось.
Тут еще, по-моему, замешаны два человека. Один из них — новый наш игрок, Эдик Зайцев. Маркелов говорит, что он знал его по спортшколе. Маркелов не любит Зайцева. Тот действительно неумный парень. Но нельзя же быть пуританином! Не все же кругом Маркеловы. Маркелову нравится Челноков. А мне — Зайцев. Он знаток всех веселых мест Москвы. Я побыл с ним на двух вечеринках. Очень мило. С Маркеловым я все время контролирую себя. А Эдик ловит каждое мое слово. Что ж, я с ним отдыхаю. «Рабочий класс завоевал себе право на отдых».
И второй человек — Вера Максимова, что пришла к нам в конце вечера. Я знал ее раньше. Но тогда, в кафе, мы много говорили. Я рассказывал, как искал четырнадцатое доказательство. Она не сводила с меня глаз. Ленька не любит танцевать. И мы с ней много танцевали. И ей, по-моему, это нравилось. Маркелов сидел не очень веселый.
Неужели ей надоел твердый, суровый Маркелов?»
* * *
«Журнал «Маяк» посвятил мне большую статью с фотографиями. Обзор последних матчей. Вспомнили и Будапешт, Францию, Италию. «Буквально разметав защиту итальянцев, Серов забил первый гол».
Эффектно сказано. И неправильно: пройти их ничего не стоило. Они не ожидали. Все решил быстрый пас Маркелова.
Вообще когда я читаю спортивные отчеты, я иногда удивляюсь, как некоторые журналисты с профессиональным мастерством, зачастую с остроумием, пишут не о том, что происходило на поле, а о том, что им взбрело в голову. И публика (меня это удивляет) безоговорочно верит этому. И даже тот, кто видел сам игру, потом, прочтя заметку в двадцать строк, чешет затылок: мне, мол, игра Серова понравилась. Но раз в газете пишут другое… А в общем-то верно, Серов играл плохо.
Бывает еще лучше: в разных газетах единственный гол матча забивают разные футболисты. Причем поправок газеты не дают. Кому верить?
Да, так в этой большой статье мне понравилась фантазия автора. «Сколько пота и крови пролил Серов, чтобы прийти в большой футбол!»
Как говорят итальянцы, эль кретино! По-русски — идиоты».
* * *
«Однажды мы с Маркеловым сидели в президиуме на одном торжественном собрании. Ленька показал мне одного сравнительно молодого человека в строгом костюме, белой рубашке, сером галстуке:
— Один из секретарей ЦК комсомола.
Вчера он вызвал меня к себе. Я подождал немного в приемной. Потом зашел в его просторный кабинет с телефонами на отдельном столике. Принял он меня довольно мило, но сдержанно. По-моему, он остался мной доволен.
А сегодня вызывает меня Владимир Петрович. У него Маркелов. Владимир Петрович у нас человек вежливый; вот его манера разговора:
— Ты знаешь, Игорь, больше всего я не люблю дураков. Особенно из футбольных гениев.
Так вот, он меня спрашивает:
— Что ты наговорил в ЦК?
Я отвечаю, что все в порядке, я там понравился.
Оказывается, нет. Секретарь нашел, что мне все слишком легко давалось: и математика и футбол. И мало я знаю жизнь, и не работал на производстве, и что я не страдаю излишней скромностью. Секретарь сказал: «Давайте еще подождем, присмотримся. И побольше вовлекайте его в общественную работу».
Но если я действительно забиваю голы, что мне скрывать это, стыдиться?
И потом, вот оно, бюрократическое отношение к человеку. Первое: надо работать на заводе. Второе: общественная работа. Третье: ни в коем случае не носить узких брюк.