Только 10 ноября Мамчур уведомил чекистов о возможности встречи. Место оставалось прежним — под дикой грушей, невдалеке от «страшного дуба».
Микола прибыл задолго до условленного времени. Затаившись в поредевшем кустарнике, он наблюдал за поляной, щедро залитой лунным сиянием. Когда меж стволами мелькнула тень, он привстал и, узнав приземистую фигуру Кротенко, пошел навстречу. Пароль — отзыв, пожатия рук. Они отошли в сторону, подальше от дороги, и остановились на просеке, которая прорезала подлесок и подступала к трассе.
— Спасибо, Микола, за информацию, — нарушил молчание Петро Федорович. — Операция по вашим данным прошла успешно. Максим Петрович передает привет и благодарит за помощь. Нелегко вам приходится. Наверное, соскучились по дому, по мирной жизни, но пока что обстоятельства требуют усилий, и мы на вас надеемся, рассчитываем на вашу помощь. Вы и дальше будете вместе с Песней в Карпатах?
— Да, перебрались на Станиславщину, далеко в горы, аж за село Верхнее Зеленое. Оттуда очень трудно держать связь через тайники, устроенные на Львовщине. Не думал, что так сложится.
— Об этом поговорим позже, — нетерпеливо перебил Кротенко. — Сколько времени в вашем распоряжении? Можем продолжить встречу в более удобной обстановке?
— Не возражаю, — сказал Микола. — Но сперва хочу сделать вам сюрприз. Собственно, одно предложение, которое крайне необходимо обсудить…
— У меня тоже есть для вас сюрприз.
С этими словами майор взял Миколу за руку и повел вдоль просеки. Навстречу им шел человек в темном плаще и шляпе. Мамчур бросил быстрый взгляд на майора и, увидев его улыбающееся лицо, успокоился.
— Не узнаете? — спросил человек, когда расстояние сократилось до нескольких метров.
Остановились, постояли, внимательно вглядываясь друг в друга. И вдруг Микола встрепенулся, ступил шаг, другой…
Он узнал его скорей всего по голосу. Человек в плаще снял шляпу, и на лицо его упал свет. Это был полковник Тарасюк.
Виктор Владимирович почти не изменился. А может, лунное сияние залило серебром тонкую сеть морщинок, которые залегли у глаз контрразведчика?
— Скажите, вы верили там, на фронте, что мы встретимся? — спросил полковник.
— Не до того было, — честно признался Мамчур, обнимая давнего знакомого. — Боялся только, что мне не поверят. А после возвращения на Украину… Знаете, Виктор Владимирович, тут такое делалось…
Первое возбуждение от встречи постепенно улеглось, беседа входила в спокойное русло. Они все вместе уселись на землю, закурили.
— Хороший сюрприз вы сделали мне, Петро Федорович, — с благодарностью сказал Мамчур. — Я тоже не один пришел…
— Вы что, шутите? — настороженно спросил Кротенко, вглядываясь в темноту. — Это же грубое нарушение…
— У меня не было другого выхода… Выслушайте меня. Сейчас я вам все объясню. Человек, который пришел со мной, ждет далеко. Без меня не сделает и шагу. О моих связях с вами ничего не знает. Парню дали кличку Бегунец, за невероятную стремительность. Сам он с Карпат, прекрасно ориентируется в лесу. Два месяца назад с ним приключилась досадная история. Правда, в ненадежности заподозрили его раньше — скоро стало известно, что он постоянно избегает участия в любых акциях. Наверное, его давно бы уж ликвидировали, если бы он не был фельдшером. А такие люди, сами понимаете, бандитам нужны позарез. Так вот, два месяца назад в кармане Бегунца эсбисты нашли записку от матери, воззвание ЦК КП(б) и правительства Украины о явке с повинной. Хлопца хотели повесить. Я еле уговорил Песню, чтобы тот сохранил ему жизнь. Поручился, что он никогда не пойдет с повинной. Бегунца передали в мое распоряжение, предупредив: если изменит, буду отвечать головой.
— Что вас побудило к такому поступку? — спросил Тарасюк.
— Стало жалко парня. Его отец — лесоруб, погиб на фронте, Бегунца силой забрали в УПА в 1944 году, когда ему не было и семнадцати. Где-то в Выгодском районе остались его мать и младший брат Славка. Это во-первых. А во-вторых, мне нужен помощник. Поэтому и хочу с вами посоветоваться, вернее, просить разрешения привлечь его к работе.
— Погодите, — перебил полковник. — Надо взвесить все «за» и «против». Видно, беседа будет долгой. Кстати, где вы спрятали Бегунца?
— Я оставил его в пустом бункере. Через сутки мы вместе двинемся в наше расположение.
По дороге до Болехова Мамчур объяснил, что на следующей неделе он вместе с Песней должен перебраться на Львовщину.
Машина остановилась на одной из глухих улиц. Тарасюк и Кротенко провели Миколу в небольшой домик, где их уже ждала заботливая хозяйка. Она накрыла на стол и, чтобы не мешать мужчинам, вышла в другую комнату.
Беседа, прерванная в машине, продолжилась за столом. Микола рассказывал в основном об условиях, в каких ему приходилось действовать. Были они крайне сложными. В то время служба безопасности националистов торопилась ликвидировать всех ненадежных, и прежде всего людей, когда-то обманутых оуновцами, насильно мобилизованных в УПА. Мамчур жил в постоянном напряжении, ежедневно подвергаясь опасности, но продолжал выполнять поручения чекистов.
Быстро шло время, а беседе, казалось, не будет конца. Уже давно наступила ночь, часы пробили двенадцать, а они все сидели и сидели.
— Как под Берлином, перед моим отъездом в эшелоне с ранеными, — сказал Мамчур. — Помните ту ночь, товарищ полковник?
— Еще бы! Ваша последняя ночь на фронте, а у нас только начиналась настоящая работа. Тогда мы советовались втроем. Теперь нас тоже трое, только вместо Ченчевича майор Кротенко. Кстати, Микола, подполковник Ченчевич стал полковником, продолжает служить в армии. А какова судьба членов группы связи, которые вместе с вами вернулись на восток?
— Разная, товарищ полковник. Начну с Сокиры. Помните, я побаивался, что он еще на фронте явится с повинной? Так вот, с этой мыслью он вернулся в подполье. Сначала вел себя осторожно, а потом стал рассказывать боевикам правду о войне, о событиях под Берлином. Сокиру взяли в СБ и стали допрашивать. Он признался, что несколько раз, несмотря на запрещение, проведывал родителей. Его заперли в бункере, утром должны были вынести приговор. А ночью Сокира убил эсбиста и двух бандитов, которые его стерегли. И сбежал. Пока служба безопасности опомнилась, он исчез, как сквозь землю провалился.
— А как тот, которому ампутировали ногу?
— Когда мы ехали из Германии, Горлорез назвал свою настоящую фамилию — Голинец. Он подлечился в Крыму и вскоре после возвращения домой устроился на работу в колхозную строительную бригаду. По поручению Песни его проверяли эсбисты. Я тоже побывал у него дома. Родители мне понравились. Очень они радовались, что сын остался в живых — только ненадолго… Националисты все-таки убили его как бывшего связного ОУН за границей. Между прочим, еще в госпитале Мартын Голинец получил орден Славы, как и я.
— А где ваша награда? — спросил полковник.
— Сберегается у Петра Федоровича, — усмехнулся Мамчур. — Но имею ли я право носить орден? Вы же знаете, как я попал в армию…
— Будете носить, вы заслужили его в бою. И дома об этом скажете. Пускай отец радуется. — Полковник перевел взгляд на майора: — Петро Федорович, как там Миколина родня?
— Все живы, — ответил Кротенко. — Правда, мать хворает. Донимает сердце.
— Волнуюсь я за нее, — покачал головой Микола. — Боюсь, не доведется нам увидеть друг друга.
— Ваша работа в подполье затянулась, — сказал Тарасюк. — Давайте, Микола, подумаем, как нам быть. Может, кое-что расскажем родителям про вас, не раскрывая, разумеется, задания? Скажем главное — что Микола живой.
— Очень хотелось бы этого! Но по-разному могут сложиться обстоятельства. Вдруг Песня прикажет боевикам проверить, что известно про меня моим родным?
— А мы их об этом предупредим. Научим, как они должны будут отвечать на вопросы бандитов, — предложил полковник. — Думаю, Максим Петрович такую идею поддержит.
— Если это возможно… Я был бы вам очень благодарен, — оживился Мамчур. — Лучше всего, если бы батька и мать согласились временно переселиться куда-нибудь в восточные области Украины, чтобы им не грозила опасность. Прошу вас, Виктор Владимирович, уговорите отца.
