— В каком плане?

— В плане налаживания контактов с заграницей. Сначала была идея использовать непосредственно Елизавету, но зверхники побаивались, что об этом станет известно Скоропадскому и он донесет на них немцам. Однако события на фронте развивались быстро, и не в пользу вермахта. Тогда руководители ОУН решились. Весной 1944 года по заданию центрального провода ОУН на связь с Мартой вышел «брат». После его возвращения на Украину пошли слухи, что уже установлена связь с заграницей, но есть приказ ни в коем случае не порывать с немцами. Незадолго до этого на Львовщине состоялось совещание членов центрального провода ОУН, на котором пришлось признать: немцы войну проиграли. Зашла речь о новых связях. Шухевича спросили, согласились бы англичане или американцы, хотя они и союзники Советского Союза в войне, поддерживать с нами контакты. Тот ответил, что они на стороне Советского Союза до тех пор, пока не разбит Гитлер.

— Наверное, не только Шухевич интересовался зарубежными связями?

— А как же. Помните, я рассказывал вам про члена центрального провода Петра? Так вот, он говорил мне, что связь с американцами уже существует и она надежна. «Если бы мы не могли рассчитывать на них, — твердил он, — так нам тут нечего было бы делать». Под большим секретом Петро сообщил, что Лебедь, связавшись с американцами в Италии, передал на Украину такое указание: «Наша борьба против Советов должна продолжаться и даже усилиться после того, как немцы проиграют войну». Наверное, к этому подстрекают руководителей ОУН иностранные разведки, а такие, как Шухевич, Лебедь, Гриньох, будут делать все, чтобы борьба националистических банд длилась как можно дольше.

— Их уже давно ждет скамья подсудимых, — сказал Тарасюк, — но задержать и обезвредить этих преступников не так просто. Об их безопасности небось позаботились наши союзники. И все-таки попытаемся что-нибудь сделать. — Полковник задумался. — Говорите, Марта незнакома с Чернотой? А что, если мы этим воспользуемся и пошлем к ней вместо Черноты своего человека?

— Слишком рискованно, — возразил Мамчур. — Случаются и неожиданности. А что, если чекисты появятся в роли рядовых боевиков? Вот, скажем, если бы я с кем-нибудь искал связи после гибели Черноты, то наверняка постучался бы к Марте. Вспоминаю, Чернота как-то намекнул, что надо будет всем переодеться в штатское, иначе нас могут принять за чужих. А еще он говорил, будто на промежуточном пункте связи мы получим указания, деньги и документы.

— А относительно почты?

— Думаю, за ней пришлют доверенного человека. Его можно было бы подкараулить. А дальше все зависит от обстоятельств…

Над Берлином занимался новый день. Надо было прощаться.

— Отныне, Микола, вы переходите в распоряжение командования госпиталя, — сказал Ченчевич.

Полковник Тарасюк тоже поднялся, протянул руку:

— Счастья вам, Микола! Может, еще встретимся… Обязательно встретимся на Украине. Я верю, вы не подведете. Итак, до встречи.

Мамчуру хотелось обнять этих людей, которые стали ему такими близкими, расцеловать их на прощание. А он стоял неподвижно и только смотрел. Не мог отвести взгляд от их улыбающихся лиц.

…Когда гвардейцы новыми залпами по фашистскому логову ознаменовали праздник Первого мая, Микола мчался в эшелоне на восток. Обгоняя его, из Берлина на Родину летела весть:

Настало время пойти по следу оуновских преступников, которые вместе с гитлеровцами отступили на запад, чтобы избежать заслуженной кары.

Контрразведка снова обратилась к адресу: Берлин, Ванзее, Алоизенштрассе, 14. Как выяснилось, там жила дочь гетмана Скоропадского Елизавета. Предположение Мамчура подтвердилось: связь поддерживалась через Марту. Теперь надо было найти очередные звенья цепи, которая связывала националистическое подполье Украины с членами центрального провода за границей. Успешное завершение этого дела открывало другие пути.

Высокая, стройная фигура Вокальчука в пиджаке спортивного покроя и солдатских галифе, заправленных в сапоги, вызвала оживление в отделе контрразведки. Его спутник с черными подкрученными усами был ниже ростом, плотен, тоже в кирзовых сапогах, но в ярко-зеленой суконкой курточке, отороченной серой смушкой. Вид у обоих был лихой, вызывающий.

Тарасюк остался доволен капитаном Вокальчуком и старшим лейтенантом Мазуром. Последняя репетиция прошла гладко. Значит, новая роль освоена неплохо.

Чекисты позавтракали, накинули поверх полуштатской одежды шинели и примерно через полчаса были уже в районе Ванзее.

Дом на Алоизенштрассе они нашли сразу. Капитан постучал. Долгое время им не открывали. Наконец громыхнул засов, и на пороге появилась молодая полнотелая женщина.

— Что вам угодно? — спросила она испуганно по-немецки.

— Не ждали гостей? — бросил Вокальчук по-украински. Оглянулся, откинул полу шинели, из-под нее выглянула штатская одежда.

Не ожидая приглашения, «гости» вошли в коридор.

— Такие страшные времена, а тут еще вы, — недовольно буркнула женщина, но протестовать не стала.

«Кто она? — раздумывал капитан. — На Марту не похожа. Наверное, из прислуги».

Так оно и было. Уже в комнате, затемненной, со спущенными шторами, женщина объяснила, что служит в этом доме, а с недавних пор выполняет обязанности экономки.

— О вас пани Елизавета мне ничего не говорила, — добавила собеседница. — Кажется, Мартуся что-то вспоминала. Ага, спрашивала о каких-то бумагах с Украины… Да, да, бумаги…

Разговор входил в нужное русло. Еще несколько общих фраз, и капитан попросил позвать Марту. Но здесь контрразведчиков ждала досадная неожиданность.

— Как, разве вы не знаете?! — воскликнула молодая женщина. — Ни госпожи Елизаветы, ни Марты в Берлине нет. Они уехали с ясновельможным паном гетманом и графом Монтрезором, когда начали бомбить город. Говорят, дорогой случилась катастрофа — под бомбежкой поезд сошел с рельсов. Гетман как будто погиб, а пани Елизавета с графом и Мартой остались живы. Но где они — неизвестно.

Новость поразила чекистов. Играть роль разочарованных не приходилось. Оба сидели ошеломленные. Казалось, цель рядом, и вдруг все пошло кувырком.

После долгого молчания Вокальчук спросил:

— А как вы, уважаемая, узнали про катастрофу? Источник информации надежный?

— Еще перед вашим визитом сюда приходил один человек. Он и принес эту трагическую весть.

— Оставил, может быть, какие-нибудь указания?

— Клянусь, никаких! Рассказал все и ушел… Видите дом напротив? — женщина подняла оконную штору, показала на противоположную сторону улицы. — Это усадьба гетмана Скоропадского.

Аллея вела в глубь небольшого парка с цветниками. Там стояла двухэтажная вилла. Адрес отличался от предыдущего только номером: Алоизенштрассе, 17.

На лестнице контрразведчиков встретил старик лет семидесяти, а может, и больше в застегнутом на все пуговицы глухом сюртуке.

— Я остался, чтобы выполнить кое-какие распоряжения его ясновельможности, — заявил дед скрипучим голосом с нотками высокомерия. — Эти распоряжения оказались последними. Поверьте, господа, в такой момент это великая честь…

Заметив под шинелями гостей штатскую одежду и в конце концов уверившись, что имеет дело со «сторонниками монархии», старик сменил тон, но представиться не пожелал.

Гости поинтересовались пани Елизаветой и ее горничной Мартой.

— Кто знает, где они теперь, — пробормотал старик. — Свет широкий. Правда, последнее время он словно бы сузился, и сделалось тесно. Ах, эти политические перемены!.. Вы, господа, прибыли с востока, хотя и нелегально, но с иммунитетом против большевистского режима, а тут для многих… — Он закашлялся, вытер ладонью слезящиеся глаза. — Взять хотя бы такой случай. В германской канцелярии мне доводилось видеть одного человека. Кто-то шепнул мне по секрету, что он — подполковник абвера. Если не ошибаюсь, именно этот человек работает теперь… Где бы вы думали, господа? Скажу тоже по секрету: на городском кладбище. Накануне прихода красных я был там на похоронах старинного приятеля и заметил подполковника случайно среди могильщиков. Может, и наши где-то затаились, притихли, надеясь на лучшие времена?..