— Бывает же! — воскликнула она, видимо, почувствовав, что от нее ждут какого-нибудь ответа.
— Да, бывает, — по-прежнему очень строго сказал Дядяртур, — и очень часто. А что с ними происходит? С этими нервными музыкантами то есть. Что происходит? Они теряются, забываются, нужные ноты найти не могут, вступить не могут — и прощай партия! А все потому, что не умеют держать себя в руках.
— Вот видите, мисс Тонг, — улыбаясь, сказала мисс Трант.
Однако упреки не смутили мисс Тонг.
— Вы себе не представляете, — сказала она обоим, — как мне приятно слушать все эти истории про театр! И снова быть рядом с вами!
— Рассаживаются, — заметил Дядяртур и незамедлительно приготовился сесть сам.
— Садитесь рядом со мной, — обратилась мисс Трант к мисс Тонг, — если вы ни с кем не договорились.
— Что, правда? А точно никто не будет против? — Длинный ведьминский нос мисс Тонг засиял от удовольствия. — Если я сяду между этими великанами, им только моя макушка и будет видна. Думаете, тут можно сесть?
Итак, мисс Трант и мисс Тонг сели вместе, и последняя так много болтала, задыхалась, ела, пила, кашляла и хохотала, что было удивительно, как она не рассыпалась на части. «Добрые друзья» расселись по обеим сторонам длинного стола. Мистер Окройд сидел со своим приятелем, мистером Кэмпбеллом, вид у которого стал чрезвычайно настороженный — словно из огромного мясного пирога на него могла выскочить какая-нибудь диковинная тварь. Миссис Джо держалась очень величественно и чудесно выглядела в обрамлении двух блестящих розовых Далверов. Высокий силуэт мистера Мортона Митчема маячил за тем концом стола, где собрались самые важные гости. Две юные миссис Далвер, золотисто-розовые с ног до головы, заботливо ухаживали за Джерри Джернингемом, чей акцент к тому времени зазвучал столь причудливо, что многие гости постарше принимали его за иностранца. Иниго, оставив бессмысленные и вымученные попытки избегать встреч с обожаемой Сюзи, усердно выискивал местечко рядом с ней, однако не преуспел. Ее вниманием завладел какой-то щеголеватый Далвер; вскоре он усадил ее между собственной обходительной персоной и другим громадным багровым Далвером. Этот молодой человек увивался за Сюзи с самого ее приезда, и та как будто ничуть не возражала. Напротив, ей словно бы нравилось его общество — Иниго всегда презирал таких типов — крикливый, безмозглый, зубастый розовый осел. Невероятно, как Сюзи может быть весело в компании эдакого улыбчивого болвана! Если она не притворяется, заключил Иниго, значит, в ней все-таки есть какая-то плебейская жилка. Невозможно быть влюбленным в девушку и одновременно думать о ее плебейских жилках. Если удастся не отпускать мысль об этой самой жилке, можно чудеснейшим образом отстраниться от любовных переживаний и тут же показать, что ему решительно все равно, с кем Сюзи проводит время — пусть хоть с пятьюдесятью хихикающими Далверами.
По какой-то загадочной причине, известной, как решили миссис Джо и Сюзи, одним лишь богам, Элси пригласила на свадьбу мисс Мейми Поттер. Мисс Поттер весь завтрак просидела под боком у Иниго и с огромным удовольствием его развлекала. Он, в отличие от всех остальных, не питал к мисс Поттер столь уж глубокой неприязни — впрочем, большой приязни тоже не питал, и потому ее рьяные попытки подружиться несколько озадачили Иниго. Вокруг было полным-полно молодых Далверов, готовых услужить мисс Поттер по первому ее слову, и с какой стати она предпочла именно его (а она, очевидно, предпочла), было загадкой. Однако, как ни странно, вот уже день или два она была с ним чрезвычайно любезна. На свадьбе Иниго старался развлекать мисс Поттер и всем своим видом показывать, что услаждение ее ушей — главная цель его жизни. Не сказать, чтобы она улыбалась его потугам — черты ее лица были чересчур округлыми для улыбок; но ей по крайней мере удавалось изображать невыносимую гримасу напускного восторга, когда она глядела в сторону Иниго. Кроме того, мисс Поттер, помаленьку пробуя то одно блюдо, то другое, — исключительно из вежливости, — умудрилась проглотить изрядное количество пищи и несколько больших бокалов сладкого шампанского.
Когда все доели, из-за стола внезапно поднялся один громадный багровый Далвер.
— А теперь, леди и женельмены, — прогремел он, — давайте порадуемся за счастливых молодоженов. Пусть они никогда не пожалеют об этом дне. Я о своем иногда жалею. — Раздался дружный смех, а одна дама, столь же громадная и почти столь же багровая, провопила: «Ну-ка, Уолтер!» — И супруга моя жалела, хотя по ее крику не скажешь. Но все это давно в прошлом. Пожалев о свадьбе, я очень скоро понимал, что мне попросту нездоровится. — Смех и аплодисменты. — В тот день я был по-настоящему счастлив, и, смею надеяться, Берт счастлив не меньше. До сих пор миссис Берт была чужой для большинства из нас, но теперь нам ясно — уже по одному ее виду, — что она принесет Берту счастье. А если вдруг муж ее не устроит, то где ж она возьмет лучше? Вот и все, что я хотел сказать. Давайте пожелаем им всего самого хорошего.
И гости с радостью поддержали его тост.
Берт, которого попросили выступить с ответной речью, объявил, что сказать ему нечего и по справедливости он вообще не должен говорить. Он теперь женатый человек и чем больше помалкивает, тем лучше. (Крики: «Жаль!» и «Прально!») Но кое-что он все-таки скажет. Удача не всегда ему улыбалась (смех и «А как же Удалец?» — от бравого молодого Далвера, прицепившегося к Сюзи), но теперь-то он точно уверен в победе («Тогда поставь на это рубашку, мой мальчик!» — крикнул неизвестный багровый Далвер, чем снискал хохот и упреки со стороны дам). Берт выразил надежду, что все его родные знают: им всегда рады в Истбиче, пусть приезжают в гости.
Тут всем стало совершенно понятно, что теперь должен выступить кто-нибудь из родственников невесты. Поскольку единственным мужчиной с ее стороны был Дядяртур, гости обратили взгляды на него: тот с минуту делал вид, будто ничего не замечает, но в конце концов вынужден был с трудом подняться на ноги и обратиться к собравшимся с речью.
— Прямо не знаю, — выдавил он, настороженно ощупывая кончик собственного носа, как будто тот мог внезапно исчезнуть, — речи вообще-то не по моей части. Будь тут тромбон, я бы малость поиграл, а так… Ну, я все-таки дядя невесты, и она уже давно не уделяла мне внимания, пусть хоть теперь послушает. Наша Элси всегда была умной и — самое главное — славной девочкой. И мужа она себе нашла славного, это сразу видно. А коли она его не устроит, то я даже не знаю, чего ему еще надо — да он и сам не знает. Так что давайте наполним бокалы и еще раз выпьем за молодых!
Тост получился сносный, но не вполне торжественный, и посему из-за стола поднялся мистер Мортон Митчем. Две трети гостей понятия не имели, кто он такой, но вид у него был столь внушительный, что все собравшиеся погрузились в благоговейное молчание. Начал он с того, что ему очень неловко (хотя даже самый внимательный наблюдатель не заметил бы в его поведении ни малейших признаков неловкости), однако долг обязывает его сказать несколько слов о своей коллеге, миссис Герберт Далвер, известной в театральных кругах под именем мисс Элси Лонгстаф. Они вместе колесили по стране (тут мистер Окройд не выдержал, вставил воодушевленное: «Верно, верно!» и широко улыбнулся присутствующим). Мистер Митчем затем развил тему дружбы и товарищества в разъездной труппе. Все, о чем говорил этот прирожденный оратор, представало перед слушателями в самом невообразимом свете и масштабах, так что вскоре у гостей сложилось впечатление, будто они с Элси — лучшие друзья — колесят по миру уже добрых полвека. Так и виделось, как они бороздят континенты под оглушительный рев и овации целых народов. Судьба всей английской сцены, казалось, неразрывно связана с историей «Добрых друзей», которая сама по себе представляет выдающийся эпос.
Сквозь дымку его высокопарных речей проступали титанические силуэты мисс Трант, Иниго и других артистов. Отъезд Элси представился гостям сокрушительной молнией, брошенной в труппу жестокосердными богами, и от этого удара земля задрожала под ногами у слушателей. На короткое время всех охватило уныние, однако через минуту небеса вновь прояснились. Только радость за славный союз двух любящих сердец позволила мистеру Митчему вынести горечь утраты. Гости поняли, что он готовился к этому событию много лет, и из всех мужчин на свете лишь мистер Далвер был достоин сыграть в нем главную роль. Мистер Митчем был самого высокого мнения о мистере Далвере, с которым он близко знаком — или так всем показалось — по меньшей мере десять лет. И теперь, не только от своего имени, не только от имени артистов труппы и представителей профессии, но и от имени всех присутствующих гостей, которые столь сердечно встретили и приняли мисс Элси Лонгстаф в свой круг, мистер Митчем пожелал молодым счастья и под громкие аплодисменты и звон бокалов выпил за их доброе здравие полпинты почти чистого виски, которое отправилось в его желудок вслед за куда более изрядной порцией того же напитка. Сей благородный поступок подвигнул его на то, чтобы вновь подняться из-за стола и отметить: то были сокровенные мысли человека, четырежды объехавшего вокруг света.
