Придя в роту уже к ужину, я обнаружил, что опять нас собирают офицеры по поводу беглецов. Построив нас, нам объявили, что после ужина мы пойдём искать наших беглецов по близлежащим сопкам.
Выйдя через КПП, нас разбили на несколько групп, я попал в группу под командованием старшины. Зайдя на первую же сопку, Гоча сразу приказал всем расположиться на отдых. Он парень бывалый и знал, что искать тут некого, если уж рванули в бега эти олухи, то тут их не может быть точно. Это меня порадовало, не очень-то хотелось после ужина скакать по лесам и сопкам на ночь глядя. Развалившись с друзьями на травке, я начал травить байки о фанатском движении. Ведь в самой столице ещё немногие знали о футбольных хулиганах, это движение ещё не набрало силу. Расположившись полукругом вокруг меня, все внимали моим речам молча и раскрыв рот. Старшина тоже краем уха прислушивался и только качал головой, не проронив ни слова. Где-то через час Гоча крикнул построение и повёл нас обратно в гарнизон. Ещё один день службы мы благополучно угрохали.
Кстати, природа Забайкалья меня вообще не впечатлила. Ну сопки, ну сосны. Травы и цветочков каких-нибудь почти нет, другие деревья тоже почти отсутствуют. Кругом камни да песок. Теперь понятно, почему сюда ссылали при царе - тоска.
На следующий день сразу после завтрака меня к себе вызвал «стакан». Держа в руках какую-то бумагу, смотря на меня исподлобья, спросил: «Твоя работа, Ахмеджанов?». Я так понял, что он про комбинат интересуется и решил на всякий случай отрицать всё. Минут через десять допрос был закончен, и мне был дан приказ взять всех людей из списка и направиться в учкомбинат. Это было очень кстати. Мы освобождались не только от зубрёжки устава, но и от поиска наших путешественников.
На крыльце нас встречал Анатолий Григорьевич и незнакомый сержант. Настроение у всех было приподнятое. Нас сразу отвели в класс и рассадили за парты по одному. Директор представил нам сержанта, который будет вести у нас занятия. Сержанта звали Игорь, он тоже был из Москвы и уже отслужил год. Мы на него посмотрели с уважением и завистью. Неплохо он тут устроился, так можно и всю службу тащить беззаботно.
Игорёк оказался неплохим парнем, он нам сразу сказал, что учиться тут особо нечему и большее время мы будем здесь заниматься, чем хотим, но в пределах разумного, конечно. Оставив нам книжицы по технике безопасности, он свалил куда-то, сказав, что придёт к концу занятий.
Посидев немного, мы вышли на улицу покурить. Там директор тоже сидел на ступеньках крыльца и дымил. Поинтересовавшись, как нам тут и где Игорь, он позвал меня к себе в кабинет. Усадив напротив, Анатолий Григорьевич спросил меня: «Выпьешь, Серёга?». Мог бы и не спрашивать!
К обеду мы уговорили поллитровочку «Столичной». За это время я узнал много интересного про службу, Улан-Удэ, о командирах, атмосфере и нравах в гарнизоне и о судьбе самого директора. Толик, а я уже звал его так, сам был из Ростова. В Забайкалье попал за хищения на 7 лет. Отсидев и обретя связи и полезные знакомства, решил тут остаться, и со временем был назначен на такую сладкую должность в 41 год. Любопытная судьба у него сложилась.
Узнав, что у меня за плечами строительный техникум, Толик оживился и сказал, что через год он меня сделает своим заместителем в учебном комбинате, как только Игорь дембельнётся. Прожить бы этот год ещё. Так же мне он дал свой домашний адрес с тем, чтобы мои родители посылки отправляли ему, а он мне будет их передавать, иначе они до меня не дойдут - всё разворуют.
В общем, классным мужиком оказался Анатолий Григорьевич. Я его до сих пор вспоминаю с теплотой. Вот почему наши офицеры не были такими, для меня до сих пор загадка. Может, тогда и никакой дедовщины с землячеством не было бы?
Учёба за эти две недели была раем для нас. Мы ни черта не делали, нас никто не дёргал, не проверял и не контролировал. Но и мы, правда, не наглели. Кто письма писал, кто в карты или шахматы резался. Игорь принёс как-то настольный хоккей. Мы устраивали настоящие битвы, благо на кону были сигареты. Чаще, кстати, побеждал я, так как с детства виртуозно играл, но сигареты я благородно отдавал обратно. Ведь мы одна команда, так считал я тогда.
Жаль, что в выходные дни комбинат не работал и нам приходилось быть с ротой вместе. Вот тогда-то я с Газаевым и сцепился конкретно, он всё же вспомнил мой бунт в столовой.
В утро первой же субботы, на подъёме Алан, как обычно, заставлял азика с соседней койки заправлять его койку. Тот тоже, как всегда, пару минут плача отказывался, но под ударами всё же ломался. Пока рыдающий азик застилал койку Алана, тот вдруг обратил взор на меня:
- Так, чёрный москвич, чего ты тогда на обеде возбухнул?
Взявшись за душки двух коек, он подпрыгнул и ногами ударил меня в грудь. Я не ожидал этого и рухнул, пропустив удар, но быстро вскочил и схватился за табурет. Разнял нас сержант Серёга, встав между нами. Так я узнал свою кличку. Отныне меня все кавказцы звали только «чёрный москвич». Но это ещё ничего, вот Назарова прозвали «олимпиада» в честь московской олимпиады.
Я опасался, что ещё будет продолжение, но Газзаев больше на меня вообще внимание не обращал, я был для него пустое место. Вот бы и остальные на меня плюнули и забыли. Если бы. Тот чеченец всё помнил. А выписка из санчасти его была не за горами, и ждал я её, честно сказать, с опасением. Я понимал, чем это всё для меня закончится, но так же знал, что если выстою духом, не струшу, то дальше будет легче намного - от меня отстанут уже навсегда.
После завтрака весь гарнизон собрали в огромном клубе для политинформации. До самого обеда нам какой-то полковник выносил мозг о девятнадцатой партконференции, напряжённой обстановке в Нагорном Карабахе, неспокойной политической ситуации в мире и прочей хрени. На гражданке я убил бы всякого, кто попытался бы мне рассказать хоть маленькую толику этого бреда. А тут пришлось слушать сквозь дрёму, уткнувшись головой в спину впереди сидевшего такого же страдальца. Я все два года так прослушал болтовню замполитов.
После обеда я познакомился с новым для себя словом – ПХД (парко-хозяйственный день). До самого ужина абсолютно все солдаты драят, моют, подметают, подкрашивают что-то. Нас, карантинщиков, бросили на Ленинскую комнату, уже ставшую для нас родной. Так как меня старшина назначил старшим, то я был освобождён от физических работ и только руководил процессом. Я сразу предложил ребятам не спешить, не то ещё на какое-нибудь задание бросят. Вот до ужина мы её и приводили в порядок.
После ужина нас решили погонять на плацу. Опять мы по периметру задорно шагали с песнями часа два, наверное. До койки я еле дополз, снова не помывшись. Воды как не было в роте, так и нет. Всё дело в том, что напора давления не хватало для подачи воды на четвёртый этаж, она доходила только до второго. В туалет мы ходили деревянный, что находился на заднем дворе нашей казармы. Спрашивается: зачем надо было строить добротное кирпичное здание, оборудованное всем необходимым, если даже воду в него подать толком не могут? Тупизм в действии.
Воскресенье. В обычной жизни человек просыпается, сладко потягиваясь, и ещё валяется в кровати какое-то время, наслаждаясь ничего неделанием. Но это в обычной жизни, а в армии всё подчинено распорядку дня. Ровно в 6-00 нас поднял истошный вопль дневального. Мы хмуро встали и вышли на улицу для традиционного кросса с зарядкой. Хотя я и был освобождён от физических нагрузок, но должен был тоже выйти на построение батальона. Пока наши носились и заряжались энергией под моросящим дождиком, я сидел в курилке и болтал ни о чём с «дедами» и офицерами.
Настроение было у меня на удивление приподнятым, мне уже начинало казаться, что не всё так мрачно в армейской службе. Но расслабляться нельзя в армии. Обязательно какая-то гадость да всплывёт, как наказание за благодушие. Так было и в этот раз.
Сразу после завтрака наш прапор Баранов построил всех и сообщил, что сегодня продолжатся поиски беглецов. Но на этот раз они будут немного усложнены, как назидание на будущее. Старшина Зоидзе выдал всем ОЗК (общий защитный костюм). Вообще-то он служит от последствий ядерного взрыва, а именно - радиации. Это резиновый комбинезон с огромными сапогами и противогазом. Вот в таком одеянии мы должны бегать по сопкам и искать наших башкир. Симпатичная перспектива, что тут скажешь.