С нами, новенькими, решили познакомиться. Всех по очереди вызывали в канцелярию. Я был последним.
- Ну, ты кто? - спросил меня вальяжно развалившийся комсорг.
- В смысле? – не понял я.
- Ну, ты панк, металлист, рокер? - блеснул он своими познаниями молодёжных течений.
- А, понятно. Фанат я, - скромно промолвил я.
- А это ещё кто такие у вас там, в Москве? - встрял озадаченный ротный.
- Радикальный футбольный болельщик. Мы ездим за своей командой в другие города - пробиваем выезд. Дерёмся с фанатами других клубов, на матчи ходим в цветах любимой команды! – охотно пояснил я.
- Охренеть можно! Совсем вы там, в столице, с ума все посходили! - выдавил из себя замполит, до этого молчавший.
Эта святая троица молча переваривала новую для себя информацию, потом переглянувшись, отправила меня восвояси. Уходя, я поразился их равнодушию к моей изрядно помятой морде. Полнейшее безразличие читалось на их лицах.
Как только рота привела себя в порядок после безумного забега, ротный повёл нас строем и с песней на завтрак. Тут всё строем и с песней делается. Мне кажется даже массовый акт самосожжения, если прикажут, естественно, надо будет провести в строю под музыкальную композицию «лучше нету того свету».
Столовая меня поразила. Огромное, на две тысячи человек, грязно-серое одноэтажное здание. Ещё метров за сто почувствовался запах нездоровой пищи. Внутри было бесконечное количество столов на десять человек каждый. В центре каждого стола стояли: мятый чайник, кастрюля с кашей, заляпанные стаканы и поддон с хлебом и маслом, а так же с сахаром гепатитного цвета. И рой удовлетворённо жужжащих зеленовато-синих мух. Посуда была алюминиевая, как в сумасшедшем доме. Впрочем, почему как. С командой: «приступить к приёму пищи» все набросились на - нет, не на еду - на ложки. Оказывается, их тут не хватает! Вот более опытные и хватают их первым делом. Пока я ловил ворон, мне столового прибора не досталось - разобрали.
Отдельно о нехитрой снеди, называемой солдатским завтраком. Жиденький чаёк радостно переливался всеми цветами радуги, как весенняя лужа в черте города. Бензин по вкусу добавили что ли? Хлебом было что-то среднее между чёрным и белым, к тому же плохо пропечённым. Масло было скорее ближайшим родственником машинного, чем даже маргарина. Пшеничная каша всем своим кричащим видом сразу вызвала у меня рвотный рефлекс. Видя мои сомнения в съедобности сей пищи, парень с уральской глубинки заметил:
- Странные вы городские, такие неженки. Привыкли там икру жрать с фарфоровой посуды серебряными вилками!
- Ну, раз ты такой всеядный, то давай махнёмся. Я тебе - кашу, ты мне - хлеб с маслом! - предложил я.
Он живо согласился. Брезгливо кусая бутерброды, я с отвращением наблюдал, как эта «деревня» с огромным аппетитом уминает мою пайку. Сразу вспомнился, услышанный где-то, стишок.
- Бессмертный я! – сказал Кащей.
И зря он так сказал!
Хлебнул Кащей солдатских щей
И тут же «дуба» дал.
Под неизгладимым впечатлением я вернулся в казарму, с ротой конечно. Если такой завтрак, то что же ждёт меня на обед? Так захотелось маминых пельмешек или блинчиков с мясом! Эх!
Вся рота ушла на работы какие-то, а нас пятерых оставили в бытовой комнате пришивать погоны, шевроны и петлицы к своей форме. Я всегда думал, что умею пользоваться иголкой с ниткой и ножницами. Как же я заблуждался. Через час мы все были в крови от уколов и порезов. Всё время пришивали криво, приходилось распарывать и начинать заново. Нервы были уже на пределе.
Вот в этот-то момент и произошла встреча, коренным образом повлиявшая на мою службу в дальнейшем. К нам заглянул чеченец в синей пижаме с коричневыми манжетами и воротником. Встав метрах в трёх от нас, он долго молча рассматривал нас. Вообще я заметил, что у всех чёрных манера такая - разглядывать человека молча и долго. Так вот этот тип вызвал одного из нас в туалет поговорить. Пошёл Валера Назаров.
Кстати, о ребятах москвичах, которые попали со мной в четвёртую роту. Вадим Сторожук был высоким худющим парнем, любящим говорить умно, иногда даже не зная истинного смысла слов. Я, как эрудит, постоянно ловил его на этом.
Никитин Владька был чуть выше меня и плотнее. Обладал круглым и добрым лицом, немного простоватый и, как оказалось, был трусом неимоверным.
Валера Назаров явно немного того… дебил, одним словом. Видать, военкомату не хватало людей до полного набора, вот его и загребли. Ну ладно, у «погон» совести и чести нет, но родители чего хай не подняли, я так и не понял. Фигура у него явно женственная, пухловатая такая. Взгляд вообще ничего не говорящий. Жаль парня было по-человечески.
Денис Романов был прилично подкачанным, но депрессивным малым. Всё время он ходил и ныл, что мы отсюда живыми и здоровыми не вернёмся. Странный тип.
Когда я получше освоился, то в соседнем батальоне нашёл парня, который учился в моём техникуме, но на другом отделении. Звали его Рома Денисов. На гражданке мы мало общались, а тут само собой чаще. Даже в санчасти и госпитале лежали вместе. Был он очень болезненным и меланхоличным парнем.
Через минуту Назаров выскочил из туалета с красной рожей и дрожью во всём теле. Оказывается, этот чеченец прибежал из санчасти, где он лежал с липовой экземой, прознав, что привезли новеньких, то есть нас. Короче, решил он поживиться лёгкими деньгами.
Вторым позвали меня. Страх естественно был, кабан-то он был приличный, но деньги я решил точно не отдавать, ещё на гражданке мне объяснили бывалые люди, что дашь слабину, всё - так и будешь чмырём на все два года. В туалете находился ещё один тип по фамилии Чичоян. Дверь за мной плотно закрыли и сразу спросили: « Деньги есть?». Я молча отрицательно покачал головой, мол, нет. Видимо, это их разозлило, и чеченец дал мне пощёчину. Как я среагировал и отбил удар, я даже сам не понял, но этих мародёров взбесило ещё больше моё неповиновение. Драка была короткой, так как я смог выскочить из туалета.
Ребята тут же окружили меня и стали расспрашивать. В это время вышел армянин из туалета и позвал следующего. Я не дал пойти Денису, сказав Чичояну, чтоб он проваливал, и ловить тут им нечего. Чеченец, подойдя ко мне и злобно глядя в глаза, процедил: «Мы ещё встретимся. Я тебя запомню». И не спеша ушёл со своей шестёркой.
Озадаченный, я спросил у перепуганного дневального про этого амбала. Вот он-то мне всё и объяснил. Этот сын гор по фамилии Магомедов самый авторитетный и здоровый в нашем батальоне, мало того, он ещё и в нашей роте служит, и вообще, зря я с ним связался. Впрочем, я уже сам понял, что я влип по полной. От не самых весёлых мыслей и рассуждений меня отвлекла наша рота, пришедшая с работ на обед.
Вокруг нас собралась толпа и наконец-то мы стали знакомиться уже обстоятельно. Весело и оживлённо болтая, благо время позволяло, мы понемногу рассказывали о себе. Мне больше всех запомнился Вовка Марков из Владимира. Небольшого роста, с жёсткими, но живыми глазами. Как показало потом время, я не ошибся в нём, он действительно оказался настоящим мужиком.
Подошёл к нам и замстаршины Махач Гаджиев из Дагестана. Поговорив с нами, он заметил, глядя на меня: « Тебе тут тяжело будет, слишком неуёмная энергия, сразу видно будешь влипать в передряги. А на своих дружков не надейся, слабаки они». Эх, как он оказался прав! Мудрый мужик и явно постарше всех нас, на вид ему лет 25 было.
Да много с кем перезнакомился, с любопытством вглядываясь в лица. Мне ведь с этими ребятами предстояло два года прожить под одной крышей и одному богу известно, что нам предстояло впереди, какие испытания, радости и печали мы должны перенести и встретить ДЕМБЕЛЬ – слово, заветное для каждого солдата.
Одно я заметил ещё за завтраком, и это мне очень не понравилось и даже насторожило. Из девяносто шести солдат в нашей роте больше шестидесяти было азиатов и кавказцев. Даже старшина нашей роты был грузин. Этот старший сержант маленького роста, но очень заносчивый, и редко кто его видел в хорошем расположении духа. Звали его Гоча Заидзе. Ещё одной странностью было то, что все жили вместе, и те, кто принял присягу, и мы салаги. Больше нигде я об этом не слышал и не видел ни разу. Все были мы одного призыва, и только сержанты, среди которых был единственный русский по имени Сергей из Казахстана, отслужили уже год. Отличить тех, кто не принял присягу, от остальных было элементарно. На «бывалых» была светло коричневая форма, напоминавшая робу заключённых, тогда как «запахи», то есть мы, носили хэбэшки цвета хаки. Форма эта называлась ВСО, то есть военно-строительная одежда. Особенностью было и обращение в стройбате к старшему по званию, надо было представляться «военный строитель рядовой», а далее по фамилии. В нормальных войсках просто «рядовой» и фамилия. Ну что сказать, стройбат, а тут всё не как у людей.
