Позже, после обеда, я ходил сам не свой, всё думал: а правильно ли я поступил? Поделился своими сомнениями с москвичами, мне было важно их мнение. Они выслушали, задали несколько наводящих вопросов и, как это ни странно, одобрили меня. А ведь среди них были «деды», сержанты. Это меня несколько успокоило. И потом, блатные же налетали на нас с Вовкой толпой всегда. Значит им не запало было так поступать? Так почему меня должна мучить совесть?!

И началось! На допросы и очные ставки меня стали таскать в прокуратуру каждый день в течение недели. Хорошо хоть, что за мной присылали машину, а иначе я бы обалдел.

Мгновенно примчались родственники Магомедова: отец и старший брат. Поначалу они сунулись было к моей маме, но получив решительный отпор, заявились ко мне в госпиталь. Привезли кучу гостинцев, заботливо спрашивали о здоровье, а когда я жаловался на боли в пояснице, участливо кивали головами. Я молча уплетал вкуснейшие гранаты и делал вид, что не понимаю зачем они тут. Наконец, старший брат не выдержал и предложил замять конфликт, компенсировав поездку и проживание моей мамы. Пришлось подыграть им и начать торг. Бодались мы долго, но всё-таки на пяти тысячах договорились. В момент, когда надо было ударить по рукам и скрепить, так сказать, наш договор, я пошёл на попятную, и заявил, что своим здоровьем не торгую, и вообще, мол, пусть ваш родственничек посидит в тюрьме и по-новому взглянет на окружающий мир и людей. От их дальнейшего общества меня вовремя оградил водитель, прибывший за мной в прокуратуру. Обернувшись у ворот, я поймал их взгляды, полные отчаяния, беспомощности и ненависти одновременно.

Смешно было наблюдать кавказцев на допросах. Куда делась их бравада? Вид у всех был жалкий и подавленный. В глаза следователю и мне заглядывали заискивающе. Стоило мне выйти на крыльцо покурить, как тут же они меня окружали и молили о пощаде. Конечно я не мог, чтобы не потрепать им нервы, деловито сообщая, что от меня ничего уже не зависит. На самом деле сажать этих уродов не входило в мои планы. Нет, мне не было их жаль, просто почему-то я подумал об их матерях. Из-за этого у меня даже возник конфликт с главным прокурором. Он вызвал меня к себе и начал давить на то, чтоб я предъявил письменные претензии к блатным. Даже маму мою подключили к уговорам, но я был непреклонен. Главное, что я добился своего: мой пьяный залёт как-то забылся, блатные вмиг присмирели, в части с кормёжкой стало намного лучше. Ну и чего ещё желать?! Следователь, им был мой земляк, к тому же молодой парень - лейтенант, меня понял и не настаивал, просто оставил свой телефон и сказал, чтобы я сразу звонил, если опять что-то начнётся в батальоне.

Вот так, сделав финт ушами, я и сам выкрутился из неприятной истории и в части на какое-то время восстановил порядок. Правда, я понимал какую цену придётся заплатить за это. В батальоне я буду отверженный. Ну что ж, всё одно я не собирался служить в этой части. Мне было плевать на мнение всех этих овцеводов и пастухов. Своё здоровье, в конце-то концов, дороже.

А мама моя тем временем обрабатывала Светлану Петровну, чтобы меня как можно дольше продержали в госпитале. Уговоры и подарки сделали своё дело. Меня направляли во все отделения госпиталя, благо аппаратура тут была на высшем уровне, на всевозможные обследования. Разве что психиатрическое отделение мне не пришлось посещать. Мне назначали различные процедуры, вплоть до иглоукалывания. Я был доволен, как слон. Я даже стал искать возможность остаться при госпитале. Надежда Аркадьевна активно помогала мне, но на единственную свободную вакансию дежурного по КПП претендовал сын местного «шишки», поэтому пришлось забыть об этом.

Матушка моя, убедившись в моём благополучии, со спокойной совестью улетела в Москву. Я снова остался один.

После обследования в хирургическом отделении, мне врач, бурят по национальности, с трудно произносимым именем Даши Далгырыч, предложил операцию на почки. Я отказался наотрез. Мне его кандидатура не внушала доверия. Уж слишком он выглядел непрезентабельно. Не мог я доверить этому «мяснику» своё тело. Не мог. Как показало время, я поступил правильно.

Всё хорошее когда-нибудь заканчивается, так пришло и время моей выписки. Меня к себе в кабинет вызвала Светлана Петровна. Ничего не подозревающий я влетел к ней.

- Доброе утро, Светлана Петровна!

- Здравствуй, Серёжа. Проходи и садись, – с грустью посмотрела она на меня. – Ты почему отказался от операции?

- А вы видели этого…эээ…Дерсу Узала?

- Видела, - улыбнулась она. - Но там заведующий Панасюк Юрий Иосифович. Прекрасный хирург и человек. Мог бы попросить, чтобы он тебя оперировал. И потом, - она сделала многозначительную паузу и добавила, – там отпуск положен на сорок пять суток, не считая дороги!

- Ни х…, - чуть вырвалось у меня. – Вы что, это серьёзно про отпуск?!

- Конечно!

- Ну, мне надо подумать, маме написать. Один я такое не могу решать. Дело-то важное.

- Боюсь, Серёжа, что времени у тебя нет. Главврач госпиталя уже заинтересовался тобой. Завтра мы тебя выписываем. Так что беги в хирургию и проси Панасюка, чтобы он взял тебя. Я тоже с ним поговорю. И ещё, я разузнала насчёт твоего Назарова. Так вот, информация это закрытая, но так и быть, тебе скажу. Только ты молчок, не подставляй меня. В психиатрическом отделении он, Серёжа. Его, оказывается, изнасиловали у вас в части. Поэтому его упрятали от греха подальше, потом комиссуют. – Пристально посмотрев на меня, она тихо спросила, как будто себя. – Что же у вас там творится в стройбате?

Вышел из кабинета я озадаченный и растерянный в коридор, где меня встретила сестра-хозяйка.

- Ну-ка, Серёжа, пошли ко мне пить чай, заодно и расскажешь, что случилось, – предложила Надежда Аркадьевна.

Обжигаясь душистым и горячим чаем, мыча набитым баранками ртом, я поведал о своём разговоре с лечащим врачом.

- И ты ещё сомневаешься?! Смотри: здоровье ты поправишь, в отпуск домой поедешь. Там твоя пробивная мама тебя комиссует. Так что пошли вместе к Юрию Иосифовичу, тем более он мой хороший друг.

Полковник медицины Панасюк оказался приятным человеком. Он нас внимательно выслушал, посмотрел анализы и рентгеновские снимки и сказал:

- Сразу я тебя перевести не смогу. В часть тебе по любому ехать придётся, но вызов на тебя я оформлю. Недельку подождёшь?

- Естественно, у меня же выбора нет.

- Вот и славненько. Справку я вложу в твою историю болезни, чтобы тебя освободили от работ и нарядов. Так что не расстраивайся, к новому году будешь дома, солдат.

В последнюю ночь я на оставленные мамой деньги закатил пир со своими приятелями. Отходную проставлял, так сказать.

Тяжкое похмельное утро усугубил Шварцман, приехавший за мной. Его вечный оптимизм и непомерная суета раздражала донельзя.

- Ну что, герой нашего времени, поехали в родное гнёздышко!

- Да чтоб вы там все срались в этом гнезде, родня хренова!

- Ха, этот недуг мы победили. В санчасти нет ни одного дизентерийного! Ладно, собирай манатки и жди меня на крыльце. Я пошёл за твоими документами.

В дороге Дима сообщил мне все последние новости. Главной оказалась то, что нашего «стакана» сняли с роты. Он теперь заместитель – командир первого взвода. А ротным стал старший лейтенант, присланный из Читы. Вот так, капитан в подчинении у младшего по званию!

Прибыв в гарнизон, мы первым делом отправились в санчасть, для оформления документов о моём пребывании в госпитале. В кабинете начмеда находились все военврачи. Какой же ненавистью они меня одарили, пощупав взглядом с головы до ног. В комнате воцарилось тяжёлое молчание - начмед читал мою историю болезни. Закрыв папку, он пробурчал что-то нечленораздельное.

- Кто именно решил, что тебе необходима срочная операция? – монотонно перевёл Шварцман.

- Ведущий хирург Улан-Удэнского гарнизона полковник медицины Панасюк. – Я решил сразу же сразить их серьёзностью момента.

- Какие мы грамотные и какие умные слова знаем. – Глядя в сторону, негромко, но отчётливо произнёс один из офицеров.