- Ага, что-то мне ваши рожи не знакомы.

- Так мы тут меньше недели. Даже присягу не приняли ещё.

- О как, а почему вы сюда тогда попали?

- На КПП замели нас. Мы на практику шли.

- Студенты что ли? Из учебного комбината?

- Так точно.

Тут мимо проходил прапорщик с лицом садиста. Понаблюдав за нами с минуту, он предложил:

- Сержант, что ты с ними сюсюкаешься? Отведи за угол и переломай им рёбра, чтоб не повадно было нарушать дисциплину.

- Да ладно, товарищ прапорщик, пускай лучше уборку территории проведут, - предложил амбал.

- Ну смотри, как знаешь. - Сразу потерял к нам интерес прапор.

- Ну что, пойдёмте покажу вам фронт работы? - довольно потёр руки сержант.

До самого обеда мы подметали, выносили мусор, поливали газон. Я даже успел покрасить ворота. Мы были рады и этому, всё лучше, чем валяться с переломанными костями где-то в камере. После обеда нас обещали отпустить. Про то, как нас кормили в гарнизоне, я уже рассказывал, но, оказывается, нет предела совершенству! Нам принесли только кашу и кисель. Причём каша была вперемешку с мелкими камешками. Мы, конечно, попробовали поковыряться в ней, но после забросили эту затею - дохлый номер. Я сразу вспомнил рассказы своего деда, как их кормили в штрафной роте во время войны. Пришлось довольствоваться хлебом и киселем.

После обеда к нам пришёл тот здоровый сержант. Довольно оглядев нашу работу и удовлетворённо хмыкнув, он двоих отправил на кухню мыть посуду.

- Ну, откуда вы родом, душарики? -спросил он.

- Да, все из Москвы.

- Да ладно? А чего молчали? - поразился амбал.

- Да тут этим вроде не бравируют, как мы заметили.

- Это у вас в зверинце не принято, а у нас сразу надо говорить. Тут весь сержантский и офицерский составы из столицы. Так, - задумался он, - придётся вас заново кормить, но уже по-человечески. Пошли все в нашу столовку. Кстати, меня зовут Костя.

- Скажи, Костян, - стрельнув цивильную сигарету у него, подсел я уже после обеда, - а почему у вас все такие здоровые парни? Это что, политика такая у вас?

- Понимаешь, Серый, мы же ночами ходим в патруль, отлавливаем самоходчиков. Ходят в самоволку преимущественно черножопые, а они, суки, почти все борцы и боксёры. И кто с ними может справиться? Только такие, как мы. У нас питание соответствующее, свой спортзал. Тренировки каждый день.

Покормили нас на славу. Наелись мы от пуза. Нас даже чаем с конфетами угостили. Вот так у нас появились свои люди даже в комендантском взводе.

Когда нас отпустили, и мы заявились обратно в учебный комбинат, то Игорь, встретивший нас на крыльце, довольно улыбался. Он всё уже знал, ему позвонили по местному телефону для подтверждения информации о нас. Анатолий Григорьевич в это время спал в крепком подпитии у себя в кабинете.

Вечером после ужина в казарме нас подробно расспрашивали о нашем пребывании на «киче». Особенно всё интересовало чёрных, ведь именно над нами там измывались больше всего. Их очень озадачило, что мы так безболезненно выкрутились из этой передряги. Осетин Инал Бероев больше всех всё выпытывал у нас.

- Слышь, Инал, - сказал я ему, нагло развалившись на койке, - там одни москвичи. Так они предупредили, что если нас кто тронет, что бы мы сразу им докладывали. Тогда ребята сами разберутся со всеми.

- Да ладно, да я с одного удара всех сделаю уродами! - начал хорохорится Бероев.

- Ну, такого уродца, как ты, вряд ли ещё придётся нам увидеть! - выдал я под дружный хохот казармы.

Дело в том, что Инал был с кривой шеей, голова его была сильно наклонена к левому плечу. Последствия родовой травмы. Может и жестоко я пошутил, но ведь и с нами никто не нянчился. Так какого хрена я должен выбирать выражения?

Осетин наградил меня тяжёлым взглядом, но ничего не сказал. Только сжал кулаки и медленно ушёл в зоопарк, как мы называли дальний кубрик, где размещались одни чёрные.

Утром нас к себе в кабинет вызвал ротный. Стоя у окна к нам спиной, он спросил:

- Ну, и как всё это понимать?!

- Вы про что, товарищ капитан? - уточнил Сторожук.

- Про гауптвахту, мать вашу! Кто разрешил покидать расположение части?! - повернувшись к нам, грозно посмотрел он.

- Так директор комбината направил нас на практику, - встрял Никитин.

- А командир ваш кто, уроды, а?! - взвизгнул кэп.

- У уродов может быть только такой командир, как вы, товарищ капитан! - ляпнул неожиданно даже для самого себя я, преданно глядя в глаза.

«Стакана» аж передёрнуло. Он медленно направился ко мне. С минуту изучая моё лицо, выдавил:

- Всё, конец вашей лафе. Первого июля принимаете присягу. Вот тогда я вами займусь вплотную. Я вам всем задницы наизнанку выверну. Вы узнаете у меня, как Родину любить. Я вас сгною всех тут и закопаю заживо.

Ещё с полчаса мы молча слушали, какие ужасные кары нас ожидают в ближайшие 2 года, мысленно посылая ротного куда подальше. Выпустив пар, он нас выгнал из канцелярии.

- Уф, Серёга, - испуганно спросил осторожный Денис Романов, - ты что, совсем сдурел? Такое ляпнуть командиру!

- Да пошёл он, полководец хренов! Тоже мне нашёлся маршал Жуков! Кто разрешил? Кто командир? Как будто мы по своей воле шлялись! И вообще, что он нам сделает до присяги? Хрена ему лысого, а не дисциплинарное взыскание, - возмутился я. – Ладно, пора идти на учёбу.

Сегодня я решил продолжить поиски земляков в гарнизоне. Кочегары говорили что-то про столовую. Надо бы зайти сначала туда. Приведя своих архаровцев в комбинат, я, попив чайку с директором, отпросился на разведку местности.

К столовке я подошёл с чёрного входа. Дождавшись, когда на крыльцо вышел солдат с корытом помоев, я окликнул его. Тот, вылив всё в бак, уставился на меня:

- Чего тебе надо? Пожрать нечего! Вали отсюда, голодушник!

- Я не за этим сюда пришёл. Ты скажи лучше, есть тут москвичи?

- Ну.

- Что ну? Так вызови кого-нибудь! Стоит тут как памятник Ильичу!

- Ладно, обожди тут пока, - уже миролюбиво ответил воин.

Через пару минут вышел парень в белой хэбэшной куртке.

- Ты спрашивал меня? – недружелюбно спросил он.

- Ну, если ты москвич, то да, я.

- Я-то из Москвы, а вот ты что за хрен с горы?

- Метро «Щёлковская».

- О, а я с «Бауманской». - Радостно выдавил лыбу он.

Присев покурить на крылечко, мы поболтали с ним минут десять. Лёха, а его звали так, служил здесь поваром. До дембеля ему оставался ещё год. Беседу нашу прервали, его вызвали на кухню. Перед прощанием он мне в огромном бумажном пакете вынес хлеб, масло, варёное мясо, заварку и сахар. Не забыл он и предложить заходить к нему в любое время, мол, всегда поможет чем сможет.

Когда я всё это богатство принёс в комбинат, то даже Игорь глаза вытаращил, о ребятах и говорить нечего. Пирушку мы устроили знатную, не забыли пригласить и Анатолия Григорьевича. Поэтому на обеде мы ни к чему не притронулись, кроме киселя с хлебом. Все подозрительно косились в нашу сторону, а мы многозначительно переглядывались друг с другом и довольно хихикали. Ничего, думал я, заживём мы тут ещё наперекор командованию и обстоятельствам. Уж с голодухи точно теперь не помрём. С такими-то связями.

Присяга. 1 июля 1988 г.

Товарищ, если увидишь солдата с впалой грудью и отвисшим животом, то поклонись ему - это военный строитель…

Присяга. У многих, во всяком случае у меня, она ассоциируется с чем-то торжественным, церемониальным. Я надеялся, что нас по такому случаю построят на плацу в парадной форме, с оружием в руках. Духовой оркестр будет что-то бубнить соответствующее моменту. Ведь каждый военнослужащий принимает её один раз и сразу после этого становится полноценной боевой единицей армии. На праздничное мероприятия могут родители даже приехать, и – внимание - их пропустят в расположение части. После принятия присяги следует праздничный обед, после которого новоиспечённых воинов отпускают в увольнение. Всё так конечно, но только не в стройбате. Я за неделю уже понял, что порядки в армии и строительных войсках похожи друг на друга так же, как ёжик на енотовидную собаку.