Карна сидела на коленях у Стине и рисовала мертвых птенчиков гаги. Красных и синих. Она хотела поставить рисунок на комоде рядом с фотографией покойной Карны. Это единственное, что она могла сделать для них.
Стине пела ей о птицах, которые летают ночью под облаками и дают маленьким девочкам пух для перинок.
На другой день папа вернулся домой. Узнав о птенцах и о припадке, он сказал, что будет лучше, если Карна вместе с ним переедет в Страндстедет.
Такая глупость взрослого человека испугала Олине и всех женщин Рейнснеса.
– Раз мы с Карной вместе приехали в Рейнснес из Копенгагена, мы вместе переедем и в Страндстедет, – сказал он. – Я найду там экономку.
– Мы поедем на пароходе и найдем там себе Ханну, – вмешалась Карна.
В комнате воцарилось молчание.
Но явно не из-за того, что в Страндстедете Карне могла угрожать опасность. На ее вопросы взрослые отвечали, что сначала папа должен заработать денег и найти для них жилище и няню.
А пока ей следует смириться с тем, что иногда он будет оставаться на ночь в Страндстедете.
Если папа отсутствовал несколько дней подряд, у Карны все сжималось внутри, и она превращалась в ничто. Или погружалась в музыку моря.
Несколько раз, когда Карна была погружена в музыку моря, мама Карна выходила из фотографии и обнимала ее. Правда, Карна никогда не знала заранее, выйдет она или нет. И она никогда не выходила, если кто-нибудь мог их увидеть. Другое дело, когда звучала музыка моря: тогда мама Карна выходила, чтобы Карна нашла дорогу домой.
Однажды, рассердившись на папу из-за того, что он уезжает к больным, Карна сказала, что глупо думать, будто ей приятно иметь маму, которая стоит за стеклом на комоде.
Папа с ней согласился. Но ничего не предпринял, и все осталось по-старому.
Никто, кроме папы, не ездил по округе с черным докторским чемоданчиком, в котором хранились коричневые пузырьки с лекарством и белоснежные салфетки, и не сидел возле стеклянного шкафа, принимая больных.
Но папой он был только Карне.
Она понимала, что женщины ему нравятся больше, чем мужчины. Когда он смотрел на них, в его взгляде появлялось что-то непонятное. И в голосе тоже. Они приезжали в Рейнснес, когда знали, что доктор дома.
Карна не верила, что все они были больны. Но надолго они не задерживались.
В хорошую погоду папа брал Карну с собой к больным. И она подолгу караулила лодку, пока он ходил из дома в дом. Она знала, что по его просьбе кто-нибудь непременно присматривал за ней. Но почти никогда никого не видела.
В одной усадьбе были только маленький домишко и землянка.
Карна спросила, почему там нет других домов.
– Чтобы построить дом, нужны деньги, – ответил папа.
– А почему у нас в Рейнснесе столько домов?
– Потому что в прежние времена у хозяев Рейнснеса было много денег.
– А почему у тебя нет денег, чтобы мы могли построить дом в Страндстедете?
– Я не умею зарабатывать деньги. А вот ты когда-нибудь научишься. Как Дина.
– Почему Дина не живет в Рейнснесе?
– Потому что ей захотелось поглядеть мир.
– Она когда-нибудь наглядится на него?
– Не знаю.
– В Рейнснесе слишком мало женщин. Ты не можешь попросить ее вернуться?
– Я просил.
– Значит, плохо просил!
– Может быть.
– Она добрая?
Папа задумался и улыбнулся словно про себя.
– Не со всеми. Со мной она была добрая, но строгая.
– И со мной тоже будет строгая?
– Не думаю.
– Тогда еще раз попроси ее приехать.
– Попробую. А ты не хочешь послать ей какой-нибудь рисунок?
– Мертвых птенцов гаги?
– Нет, живых.
– Да, мертвые птенцы некрасивые.
Папе нужно было изменить курс, и Карне пришлось замолчать, чтобы не мешать ему. К тому времени, когда парус был закреплен, она уже придумала, что сказать:
– Наверное, Дина уехала потому, что вы были недобрые.
– Почему ты так решила?
– Просто так.
– Кто же, по-твоему, был недобрым?
– Не знаю.
– Иногда человеку необходимо уехать, – сказал папа.
– И тебе тоже необходимо?
– Может быть.
– Но ты же не уехал!
Папа долго не отвечал.
Она вздохнула, грудь была как будто забита осколками стекла.
Папа смотрел вдаль:
– Я предупрежу тебя, если мне понадобится уехать.
Карна встала, схватила двумя руками один из булыжников, которые лежали на дне лодки для балласта, и хотела прыгнуть с ним за борт к музыке моря.
Папа бросился к ней и успел схватить, лодка накренилась. Он страшно рассердился.
Лодка сбилась с курса, оттого что папа выпустил руль. И прошло много времени, прежде чем паруса снова поймали ветер.
– Ты некрасивый, когда сердишься, – сказала Карна.
– Ты тоже, когда собираешься прыгнуть за борт. – Он помолчал. – Иди сюда и сядь рядом со мной! – велел он.
Она перебралась на корму, прижалась к нему и услыхала, как бьется его сердце.
– Папа, твое сердце хочет выпрыгнуть!
– Оно испугалось, что может потерять тебя. Теперь мы будем вместе править лодкой.
Она кивнула.
Стояла непривычная тишина. Даже моча в горшок лилась беззвучно.
Пол был холодный, но Карна не надела теплых носков, что лежали на полу возле кровати. Убрав ночной горшок на место, она прислушалась к спящему дому. Окна были серые. Даже море молчало.
Она открыла дверь на кухню и увидела у стола Олине. Щека Олине лежала на столе. Носки туфель торчали из-под стола в разные стороны.
Карна осторожно подошла к Олине, ей хотелось посмотреть, чем так заинтересовалась Олине, что даже положила голову на стол.
Она обняла ее и попыталась понять, на что так пристально смотрит Олине.
Но все было самое обычное. Даже птички на подносе.
Утреннее солнце еще не добралось до крышки колодца, и работник еще не выпустил кур из курятника. Трава вокруг голубятни серебрилась после ночного дождя, птицы в аллее молчали. Может, ночь еще не кончилась?
Карна прижалась к Олине и хотела забраться к ней на колени.
Неожиданно Олине распрямилась, словно тряпичная кукла, и упала грудью на стол. Она была мягкая и как будто спала.
Карна толкнула ее, чтобы привлечь к себе внимание. Но Олине по-прежнему не смотрела на нее. Карна толкнула еще раз. От пальцев Карны в Олине осталась ямка.
И снова Олине с шумом распрямилась и соскользнула с табуретки. Поднятые руки упали на голову, Олине даже не попыталась за что-нибудь ухватиться. А звук был такой, точно кто-то громко шлепнул по тесту.
Голова Олине ударилась об пол, ей откликнулись оконные стекла и чашки на столе.
Олине не обратила на это внимания. Она даже не пошевелилась. Седая косица была похожа на маленькую метелку, перевязанную белой тряпочкой.
Одна рука лежала ладонью вверх. Словно Олине ждала, что в нее что-то положат.
Карна дала ей плюшку с блюда, стоявшего на столе.
Но Олине не взяла плюшку. Приоткрыв рот, она смотрела на Карну снизу вверх незнакомым взглядом. Черты лица у нее заострились.
У Карны застучало сердце. Сперва просто быстро. Потом загрохотало уже без остановки. Ноги стали как ватные, и она легла рядом с Олине. Она не знала, сколько они так пролежали.
Наконец она подняла руку и положила ее на грудь Олине.
И услыхала тишину. Огромную, как небо. Она была даже больше, чем музыка моря.
Книга первая
Глава 1
С небес призирает Господь, видит всех сынов человеческих.
Он создал сердца всех их и вникает во все дела их.
Псалтирь, 32:13 и 15
Карна была всего лишь небольшим комочком. Но Вениамин уже знал, что у комочка есть характер. От ее крика он до кончиков пальцев покрывался испариной.