Не так уж много времени прошло после этого, и вот два «человека чести» склонились над лежащим Винченцо Синагрой. Их лица были, должно быть, столь же ужасны, как и весть, которую они принесли.

— Ты будешь изображать сумасшедшего, — сказали они молодому человеку, — а если откажешься, тебе отрежут голову.

Винченцо Синагра мгновенно понял, что последние слова сказаны не просто так, что ими действительно обозначена та участь, которая ему уготована, если он откажется от роли сумасшедшего.

И напуганный Синагра продолжал бесконечно твердить о своем желании пойти на рыбалку всякий раз, когда его вызывали на допрос. В остальное время он лежал в своей кровати связанный, говоря с братьями все об одном и том же и бесконечно жалуясь на судьбу.

— Ты испортил нам жизнь, — сказал однажды Антонине Грозе. — Это ты ввел нас в твою новую мафию. И вот результат.

— Заткнись, — отвечал Гроза. — Не нервничай, все будет хорошо. Дядюшка Микеле знает, что надо делать.

Дядюшкой Микеле был, конечно, не кто иной, как глава мафиози, генеральный секретарь Капитула Микеле Греко, о котором «люди чести» говорили, что у него в Палермо власти больше, чем у папы в Ватикане.

Винченцо Синагре было плевать на «дядюшку Микеле», все, что он хотел знать, — это когда его наконец выпустят из тюрьмы. Братья сказали ему, что их дело ведет адвокат Каракане; тогда он спросил, почему же адвокат ни разу не навестил их. Вопрос не был лишен здравого смысла, но Каракане явился пред светлы очи Винченцо Синагры лишь несколько месяцев спустя, в кабинете следователя Фальконе. Ответ, который получил тогда Винченцо Синагра на свой вопрос, был очень простым.

— Он не приходит, чтобы никто не догадался, что мы и адвокат — то же самое, — объяснили братья, используя термин, принятый в мафии.

Если допустить, что Винченцо Синагра говорит все как было, то, скорее всего, следует предположить, что у адвоката были другие, более основательные причины не навещать своих подзащитных. Господин Каракане в то время вел защиту целого ряда «людей чести» и делал это не особенно удачно, в рамках нескончаемого судебного разбирательства; у него, конечно, не было времени на братьев Синагра, обвиняемых в таком банальном преступлении, как преднамеренное убийство.

Тюрьма Уччардоне, как мы уже знаем, в то время целиком контролировалась мафиози, которые могли проникнуть туда когда хотели. Вначале Винченцо Синагра все удивлялся и говорил об этом с Грозой. В конце концов, разве Уччардоне не подчинялась официально итальянскому министерству правосудия, которое было призвано следить за исполнением законов республики? Гроза потешался над глупостью брата и рассказывал ему о различных способах обходить закон.

Винченцо Синагра запомнил урок. Он не лишил себя удовольствия повторить его во время очной ставки с синьором Каракане, обвинив его в сговоре с другими заключенными Уччардоне.

Сообщив о том, что адвокат передал одному из заключенных по меньшей мере один пакет с наркотиком, Винченцо Синагра добавил:

— Гроза говорил мне, что по распоряжению Филиппо Маркезе адвокат Каракане протаскивает в Уччардоне все что угодно.

Обвинение было серьезным: оно свидетельствовало о том, что адвокат был одним из самых опасных и усердных прислужников главы «семьи» Корсо дей Милле. Человек, обвиненный в этом, не мог оставить такие слова без ответа.

Можно вообразить, с каким возмущением синьор Каракане произнес:

— Да простит тебе Господь то, что ты говоришь!

Словно услышав в этой фразе какую-то угрозу, Винченцо Синагра не без пафоса ответил:

— Я знаю, что должен умереть. Но, адвокат, не забывайте, что Самсон умер вместе со всеми филистимлянами. Я раскаялся в том, что делал, и горжусь этим.

Один из присутствовавших при очной ставке воспользовался тем, какой поворот принял разговор, чтобы попытаться нанести решающий удар по адвокату. Обращаясь к Винченцо Синагре, он спросил:

— Известно ли вам о принадлежности синьора Каракане к мафии?

— Для меня принадлежность синьора Каракане к мафии очевидна, и сразу по нескольким причинам. Не только потому, что, как я вам уже говорил, я много раз видел его в обществе Филиппо Маркезе, но еще и потому, что Гроза и Сальваторе Ротоло говорили мне, что он из наших. — И чтобы придать больше веса словам «людей чести», которые он привел, Винченцо Синагра добавил: — Его отец был мафиози, он был «крестным отцом» Филиппо Маркезе и контролировал территорию, примыкающую к площади Торрелунга.

Шокированный адвокат ответил Синагре, что тот недостоин упоминать имя его отца, и отверг эти утверждения, назвав их «гнусными». Позже другие «люди чести» показали, что, действительно, в начале 50-х годов был такой глава «семьи» Пьетро Каракане, который в самом деле контролировал территорию, указанную Винченцо Синагрой. Нам неизвестно, был ли это на самом деле отец нашего адвоката, но следует заметить, что на Сицилии простого факта принадлежности одного из ваших родственников, тем более близких, к мафии достаточно, чтобы считать доказанными обвинения в ваш адрес.

Если главное, в чем обвинения Винченцо Синагры были уязвимы, заключалось в том, что в большинстве случаев это были сведения не из первых рук, тем не менее целый ряд других свидетельств подтвердили затем его слова. Так, заключенным удавалось предупреждать Винченцо Синагру всякий раз, когда следователь собирался подвергнуть его внезапному допросу, что, безусловно, свидетельствовало об утечке информации если не из самого Дворца правосудия, то по крайней мере из коллегии адвокатов. А потому Синагре без особого труда удавалось играть свою роль помешанного перед легковерными следователями.

И поскольку Синагра по-прежнему отказывался отвечать на вопросы, следователь всякий раз приказывал вновь подвергнуть его иммобилизации. Тактика Винченцо Синагры, кажется, давала свои результаты, поскольку его несколько раз направляли на другой конец Апеннинского полуострова в различные психиатрические заведения, где он делал невозможное, чтобы не выдать себя.

И все шло хорошо до того дня в ноябре 1983 года, когда в палате психиатрического госпиталя Монтелупо Фьорентино Винченцо Синагра сломался. Усталость от бесконечного повторения своей роли сумасшедшего притупила в нем страх расправы, и тогда бывший подручный Филиппо Маркезе попросил, чтобы к нему пригласили следователя. Он готов был рассказать все, что знал об ужасной «семье» Корсо дей Милле.

То, что рассказал Винченцо Синагра, содержится более чем на трехстах страницах протокола, который вела небольшая группа следователей. Ничего не утаивая, бедняга поведал в мельчайших деталях о жизни «семьи» Филиппо Маркезе, описывая с тошнотворной тщательностью убийства, свидетелем которых он был; он не колеблясь, когда было нужно, приводил карабинеров на место преступления, так что им становились все более понятны те чудовищные ритуалы, которые проводили «люди чести».

Так, однажды молодой человек привел следователей в ту знаменитую «комнату смерти», в которой Филиппо Маркезе и Пино Греко на его глазах собственными руками задушили по меньшей мере четверых. В этом же доме полиция обнаружила огнестрельное оружие, несколько граммов кокаина, который, как полагают, предназначался для воодушевления палачей, а также шнур, на котором были обнаружены волоски и кровь по меньшей мере трех разных людей.

Но если рассказ об убийствах и других преступлениях, совершенных людьми Филиппо Маркезе, о которых поведал Винченцо Синагра, вдаваясь в мельчайшие детали, вполне совпадал с заключениями специалистов и данными экспертиз, то было одно уязвимое место в обвинениях Синагры: имена. Молодой человек оказался не в состоянии правильно назвать имена жертв и сообщников, за исключением, что вполне понятно, имен людей, которых он близко знал.