Жанио Куадрос направил министру иностранных дел меморандум, в котором попросил его срочно связаться с министром юстиции с целью обеспечить капитану Галвао и остальным повстанцам, которые этого пожелают, бразильское убежище со всеми его традициями гостеприимства и дать указание всем органам власти, чтобы к «повстанцам было бы по справедливости проявлено достойное отношение».

И вот после получения всех этих документов, после подписания капитаном Галвао соглашения с адмиралом Фернандесом, после передачи бразильским радио и телевидением обращения к португальскому народу, сделанному капитаном Галвао от имени генерала Умберто Делгаду, законно избранного в свое время президентом Португальской республики, адвокат повстанцев Алваро Линс информировал общественность, что с признанием президентом Бразильской республики политического характера захвата судна повстанцы, как лица, получившие политическое убежище, не могут быть обвинены в уголовном преступлении.

Этим была поставлена последняя точка в эпопее, которую западная пресса единодушно назвала совершенно невиданным и неслыханным эпизодом в истории мореплавания.

Эти полные отчаяния слова записал в судовом журнале не случайный искатель приключений, впервые столкнувшийся с морской стихией, а опытнейший судоводитель, англичанин доктор Дэвид Льюис. До этого он трижды пересекал в одиночку на яхте Северную Атлантику, совершал кругосветное плавание на катамаране, несколько лет бороздил Тихий океан, пользуясь лишь навигационными приемами древних полинезийцев. Да и к плаванию в Антарктиду Льюис готовился целых восемь лет. Ведь предстояло помериться силами и с «ревущими сороковыми», и с «бешеными пятидесятыми», и с «неистовыми шестидесятыми, по которым пролегал самый длинный отрезок маршрута — около двух тысяч миль.

Единственным местом на шестом континенте, где могло причалить маленькое суденышко Льюиса, был Антарктический полуостров с расположенной на нем американской станцией Палмер. Море к западу от этого района свободно от паковых льдов только три летних месяца: декабрь, январь, февраль. Чтобы попасть туда в это время, мореплавателю следовало выйти из Австралии но позднее середины октября и за полтора-два месяца успеть преодолеть шесть тысяч миль — четвертую часть окружности земного шара, — что само по себе для крошечного суденышка было почти непосильной задачей. Например, из 130 судов, отплывших летом 1905 года из европейских портов и направившихся в Тихий океан, к началу августа 53 навеки исчезли в бурных водах возле мыса Горн.

И все же, когда 19 октября 1972 года «Ледовая птица» вышла из Сиднея, ее экипаж — в лице доктора Дэвида Льюиса — был настроен оптимистически, хотя кто-то из газетчиков и назвал яхту «плавучим гробом». Ее стальной корпус был снабжен балластным килем весом в две с половиной тонны: согласно расчетам, если бы волны опрокинули судно, благодаря такому килю оно само должно было вернуться в нормальное положение наподобие ваньки-встаньки. Штормовые щиты из стали с резиновыми прокладками предохраняли иллюминаторы и люки от ударов океанских валов. Наконец маленькая башенка из прочного пластика на крыше рубки позволяла мореплавателю управлять яхтой, не выходя на палубу. На время отдыха он включал автоматическое рулевое управление. Словом, несмотря на свои скромные размеры, яхта «Ледовая птица», по мнению доктора Льюиса, даже для океана была крепким орешком.

Увы, когда в середине ноября судно достигло шестидесятых градусов южной широты, океан преподнес первый неприятный сюрприз.

После полуторамесячного плавания по штормовому морю Дэвид Льюис убедился, что в таких условиях безопаснее всего идти как можно круче к ветру под одним кливером. Однако это не спасло «Ледовую птицу» от катастрофы.

29 ноября барометр резко упал. Ветер ураганной силы гнал по морю целые водяные горы, которые обрушивались на «Ледовую птицу», словно удары гигантского парового молота. Порой Льюису казалось, что он плывет не на яхте, а на подводной лодке: сквозь пластик рулевой башенки не было видно ни неба, ни горизонта, только струившиеся со всех сторон серо-зеленые потоки воды. К вечеру скорость ветра увеличилась до 70 узлов. Даже в каюте с наглухо задраенными люками от его незатихающего рева ломило уши. Внезапно моряк почувствовал, как корму подбросило высоко в воздух и яхту развернуло бортом к волне. Он судорожно рванул румпельный привод, но судно не послушалось руля. В следующую секунду страшный удар положил «Ледовую птицу» набок. На корме раздался пронзительный скрежет — хлынувший на палубу яхты водопад ломал стабилизатор автоматического рулевого управления. В камбузе с грохотом полетели сорванные с переборки полки. Еще что-то падало, ломалось, стучало и скрипело, но все эти звуки тонули в какофонии свирепствовавшего урагана.

Дэвид Льюис со страхом ожидал развязки: успеет ли встать «Ледовая птица», пока не накатится следующий вал? Если нет, они оба навсегда исчезнут в океанской пучине. Время словно остановилось. Но вот последовал резкий рывок, чуть не раскроивший Льюису голову о край штурманского столика, и моряк смог с облегчением вздохнуть: на сей раз смерть обошла их стороной. Балластный киль вернул яхту в вертикальное положение, и она, послушавшись руля, развернулась носом к волне. Однако поединок с океаном не прошел бесследно. Прежняя гордая «Ледовая птица» превратилась в безнадежно искалеченное подобие судна: штормовой парус, не выдержав напора ветра, лопнул; над палубой торчал жалкий обломок мачты, а сама мачта угрожающе колотилась о борт, удерживаемая перепутанным такелажем.

А океан все еще не собирался расставаться со своей жертвой. Едва Льюис успел отдать себе отчет о размерах причиненных судну повреждении, как в полумрак каюты внезапно ворвался серый дневной свет. Вместе с ним в распахнутый волной носовой люк хлынули потоки воды. До этого поединок с океаном вела сама «Ледовая птица». Теперь же их судьба целиком зависела от капитана. Позднее он не смог вспомнить, сколько прошло, времени, пока наконец с помощью талей ему удалось надежно закрепить предательскую крышку люка. Однако положение по-прежнему оставалось критическим. Воды в каюте набралось уже по колено. По ней в такт качке от переборки к переборке метались выброшенные из шкафов одежда, спальный мешок, матрац, навигационные карты, какие-то деревянные обломки. Помпа не действовала. Оставался единственный выход — вычерпать воду ведром.