А из лачуг выглядывали поблескивающие фасеточные глаза соэтти, нырявшие в темноту всякий раз, как только Роун обращал на них свой взгляд. Воин в доспехах сделал шаг вперед, клешни его щелкали словно пистолетные выстрелы Тогда не спеша Роун поднял ветку колючего дерева буду и махнул ею перед самым носом соэтти. Непроизвольно отпрянув назад, тот угрожающе зашипел, однако Роун не собирался отступать и продолжал энергично размахивать веткой Когда же внезапный бросок соэтти позволил его клешням сомкнуться на палке Роуна, тот резким рывком сбил горе-воина с ног, перепрыгнул через поверженное тело и со смехом удалился с места непредвиденного сражения…

Дерево-недотрога, около трех метров в обхвате, напоминало колонну из прочного белого камня, усыпанного острыми, как кинжалы, кристаллами извести. Карабкаться по нему было нетрудно — работая коленями и локтями, Роун даже не прикасался к шипам, а единственная ветка, достигавшая стены, хоть и не отличалась большой толщиной, все-таки могла выдержать его, семнадцатилетнего.

Преодоление первых пятнадцати футов не представило для него никакой трудности — шипы были достаточно толсты, на них даже можно было наступать. Другое дело дальнейший подъем, он чреват был не только препятствиями, но и оказался опасен. Неожиданно под ногой надломился шип; чтобы удержаться, Роун инстинктивно вцепился в острый конец другого, и тотчас острая боль пронзила ладонь. Роун заставил себя осторожно разжать кулак — чуда не произошло, ладонь кровоточила. Роун вознегодовал на себя — он действовал совсем как тупоумный соэтти, схватился за что попало! Но тот же не в состоянии контролировать себя, а ты-то можешь! И должен! Роун был вне себя от отчаяния.

Он снова ощутил дыхание смерти, как в тот день, когда сломал ногу. И все же что-то отличало его от того, прежнего Роуна. Сейчас он уже мог кое-что сделать, хотя бы заставить себя забыть о пораненной руке. В какой-то мере это ему удавалось, и он продолжал карабкаться вверх по стволу, продолжал держаться. Сейчас больше всего на свете он боялся поранить ногу, а такая опасность подстерегала. Протянувшаяся над стенной ветка была покрыта чешуйчатой корой, которую приходилось сдирать перед каждым шагом, окровавленная рука все время скользила и при падении не смогла бы его удержать. Он в очередной раз вытер ладонь о рубашку и снова стал карабкаться вверх.

А ветка с каждым шагом все больше и больше оседала, качаясь под его ногами. Да, конечно, Раф прав — он растет уж слишком быстро, подумал Роун, отметив, что конец ветви уже дотронулся до края стены и заскользил еще ниже. Ярко-голубые листья мягко зашуршали по выветренной каменной кладке. Однако пройти оставалось совсем немного. Пронзительные и глухие звуки, несущиеся с арены, теперь перекрывали многоголосый гомон толпы, а бело-голубые диски дуговых ламп, сверкавших над пыльной ареной, уже хорошо были видны Роуну.

Последние несколько ярдов он преодолевал с трудом. Острые колючки на ветвях запросто могли пронзить тонкие подошвы его башмаков. Существовала и другая опасность: если сук сильно провиснет, Роуну не удастся дотянуться до стены. Но тут неожиданно пригодился опыт игры с грасилами — теперь-то Роун прекрасно знал, какой вес может выдержать подобная ветка.

Осторожно балансируя, Роун принялся медленным скольжением раскачивать ветвь вверх и вниз, а затем, в момент подъема, прыгнул, ухватился за край стены, потом подтянулся и лег ничком на пыльную поверхность, еще горячую от жаркого дневного солнца.

Он разжал кулак — кровь, перемешавшись с грязью, перестала течь. Теперь по крайней мере удовольствие не будет испорчено. Роун специально похлопал ладонью по пыли, подполз к краю стены и глянул вниз, на сияющий круг арены…

Рвущиеся снизу звуки тяжелой волной ударили ему в лицо: раскатистый рокот огромной толпы, лязгающее шумовое сопровождение, шуршание чешуйчатых и кожистых тел, шарканье башмаков, скрежет когтей, клешней, копыт… Наконец крики зазывал и торговцев…

Темнело. Двадцатью футами ниже, под Роуном, раскинулось колышущееся море толпы, вздымающееся бушующими красками у проходов На арене, гуськом, двигались быки-дьяволы в украшенных драгоценностями доспехах, рядом какое-то огромное рогатое существо, с цепью на одной ноге, выделывало кульбиты в сложном танце, и тут же топталось чудовище в клетке, широко разевая двойные челюсти.

Затаив дыхание, Роун наблюдал за процессией золотокожих существ в алых халатах, вышедших на обозрение из мерцающей огнями арки. Они рассыпались, образуя круг, скинули свои одежды, а потом быстро выстроили живую пирамиду Через несколько секунд пирамида распалась, золотокожие существа раскланялись перед публикой и волной отхлынули к стене…

Нет, надо подобраться поближе. Роун стал изучать полуразрушенную стену, вплоть до огромной арки на дальнем ее конце, которая черным пятном выделялась на фоне люминесцирующего янтарного блеска. Конечно, ничего не стоило спрыгнуть вниз, однако был риск свалиться на раздраженного грасила или широкоскулого йилианина.

Роун двинулся вперед, осторожно ступая между камнями. Почти совсем стемнело. Впереди он ясно различил линию тяжелого прогиба толстой цепи, прикрепленной к массивному железному подъемному вороту. Поднявшись наверх, Роун взглядом смерил дугу цепи — вроде бы не сложно: основание башенки, к которой она крепилась, было прикрыто гроздью дуговых ламп. Если спуститься там, вряд ли кто заметит…

Роун уверенно ступил на туго натянутую цепь: она оказалась довольно устойчивой опорой, идти по ней было намного легче, чем по раскачивающейся ветке.

На него не только не обратили внимания, но даже не взглянули в его сторону.

Пройдя над толпой, Роун добрался до башенки и быстро скользнул вниз, но тут чья-то рука железной клешней сомкнулась на его лодыжке. Роун глянул вниз и увидел похожую на потертый башмак морду, за ушами которой подрагивали жабры.

— Спускайся, спускайся, — произнес уродец, голос его резонировал глухим эхом. — Здорово-во я тебя-бя поймал-ал…

Роун удержался на руках и попытался высвободить ногу. Не тут-то было! С таким же успехом он мог бы пытаться выкорчевать вековое дерево.

— Дай сойти, — как можно жалостливее попросил он, словно смертельно боялся этого существа с потертой мордой.

— Ты сейчас-ас отправишься-ся к боссу-су…

Железная трехпалая рука ярко-зеленого цвета дернула Роуна за ногу, и Роун услышал хруст своих костей. Но несмотря на боль, он все-таки удержался.

— Ты хочешь-ешь, чтобы-бы я оторвал-ал те-бе-бе ногу-гу? — эхом прозвучал глухой голос.

— Ладно, — притворился Роун, сделав вид, что сдался.

Он стал осторожно спускаться и, когда свободная нога оказалась на уровне уродливой морды, с размаху пнул ненавистное существо в глаз. Пальцы того разжались, и Роун спрыгнул прямо в пыль, повернулся, готовый нырнуть в сторону… и упал под натиском огромного верзилы в доспехах, который сдавил его своими кряжистыми руками, очень похожими на корни мощного дерева.

В большой палатке, куда привели Роуна, было темно и душно, пахло морскими водорослями и дымом. Он стоял навытяжку, стараясь не думать об онемевших от железной хватки руках. За спинной уже знакомое чудище хлопало жабрами и помаргивало вздувшимся глазом.

— Оу-оу, — стонало оно не переставая. — Оу-оу.

Другое существо, восседавшее за большим поцарапанным черно-коричневым столом, уставилось на Роуна огромными карими глазами, которые расположились в восьми дюймах друг от друга на голове, по размеру не уступающей вместительной лохани; голова возвышалась над огромным телом, очень похожим на бочонок в сто галлонов. Длинные руки с невероятным количеством пальцев потянулись к коробке, извлекли толстую коричневую сигару, тщательно ее размяли и воткнули в широко разинутый рот, который неожиданно обозначился прямо над карими глазами

— Что-то вроде землянина, не так ли? — донесся басистый голос откуда-то снизу. Роун нервно сглотнул.

— Земного происхождения, — с трудом выдавил он, хоть и пытался говорить с гордостью. — Настоящего земного происхождения, — поправил он самого себя.