— Да, можно сказать, он отличный.
— Может быть, лучше я взгляну на это.
Лонерин уже начал подниматься с места, но Дубэ его остановила:
— Я чувствую себя хорошо.
— А это позволь решать мне.
Он насильно отодвинул ладонь и взглядом лекаря осмотрел печать на руке. Дубэ терпеть не могла, когда ее обследовали. С тех пор как в ней поселился зверь, так было всегда. В какой-то момент появлялся маг или жрец, и ее тело переставало принадлежать ей, становилось чем-то вроде книги, в которой каждый читал что-то свое.
— Похоже, что все в порядке, но, может быть, тебе стоит принять еще один глоток, если ты чувствуешь себя не совсем хорошо.
Дубэ высвободила руку из его пальцев.
— Пузырьков с напитком не так много, а я уже сказала, что чувствую себя хорошо.
— Я только хотел помочь тебе.
Хотя Лонерин был, похоже, очень огорчен, но Дубэ была не в силах принять его сострадание.
— Послушай, ты просил меня, чтобы я попыталась верить в это поручение, и я буду верить. Но теперь уже я прошу тебя: пожалуйста, не смотри на меня с такой жалостью всякий раз, когда заходит речь о моем здоровье. Меня от этого тошнит.
Ее взгляд при этих словах был, может быть, даже слишком суровым.
— Это не жалость, и потом, я только стараюсь быть рядом с тобой.
— Тогда будь рядом, и только, — отрезала она.
Дубэ терпеть не могла, когда ей тыкали в нос ее слабость — ей, которая ценой больших страданий научилась быть сильной.
— Нет ничего плохого в том, чтобы иногда быть слабым, и еще меньше плохого — в том, чтобы доверять другим.
Дубэ его слова задели за живое. Не это ли на самом деле ей противно — необходимость доверять кому-то, в то время как она давно отвыкла от этого?
Она ничего не ответила, только опустила голову на скрещенные руки и стала смотреть на огонь. Для нее разговор был окончен.
— Твоя гордость мешает мне помогать тебе, — заявил Лонерин.
Это ее родная деревня Сельва. Вдали — ее отец и мать и еще Матон — мальчик, который очень нравился ей тогда. До них так далеко, что она едва слышит их голоса. С ними и Горнар, ее товарищ по играм.
Дубэ смотрит, как они живут без нее, словно она никогда не появлялась на свет. С ними ее Учитель, и он чувствует себя своим среди них. А он не должен быть здесь: он никогда не был в Сельве, он — из другой жизни.
Учитель разговаривает с матерью, смеется вместе с ней.
«Сколько раз я видела, как Учитель смеялся? И было ли это?»
И все-таки он смеется и его лицо выражает счастье. Он ухаживает за ее матерью, это совершенно ясно. Дубэ приходит от этого в ярость, она хочет присоединиться к ним, потому что сгорает от ревности. Но ей это не удается: ее руки и ноги тяжелые, словно сделаны из камня, и, хотя она напрягает все силы, ей не удается пошевелить ни одним мускулом. Поэтому она остается на месте и неподвижно смотрит на происходящее. Учитель качает на руках сына ее матери — мальчика, которого та родила, когда отец Дубэ — уже после ее изгнания из деревни — умер, и мать начала жизнь снова, с другим мужчиной в Макрате. Учитель целует мать в щеку, лукаво смеется, а Дубэ чувствует себя так, словно ее режут на части.
Она пытается закричать, но не может.
Лонерин подходит к Учителю, начинает с ним говорить. Его руки светятся, как это бывает под действием магии.
В этом соседстве есть какая-то ошибка — в неудачном сочетании живых и мертвых людей, у которых нет ничего общего, и Дубэ хотела бы одним своим присутствием уничтожить это неестественное положение дел.
Но вдруг над ними нависает огромная тень — это зверь. Дубэ знает, что это он и что он убьет всех, проглотит их и они исчезнут навсегда. От них не останется даже воспоминания. Она вздрагивает от страха. Никто не видит эту опасность, все зависит только от нее. Только она сама может уничтожить этого злого духа и спасти их от смерти.
Дубэ пытается шевельнуть ногами, но они скованы. Она пытается закричать, но ее горло онемело, и не издает ни звука. Она чувствует, что слезы подступают к ее глазам, но даже заплакать не в состоянии.
У нее больше нет тела, есть только душа, неразличимая и неощутимая, и эта душа куда-то плывет. Девушку охватывает ужас. Только чей-то голос вдали кричит:
— Дубэ! Дубэ!
Лонерин сильно встряхнул Дубэ, чтобы разбудить ее, но не смог этого сделать.
Все случилось совершенно неожиданно.
Она заснула, а он не спал и думал. Ее слова причинили ему боль, но и заставили его задуматься. Состраданием ли было то чувство в глубине тела, под грудью, два дня назад? Сострадание или нет — это жгучее желание спасти ее?
Он смотрел на огонь, а его пальцы в это время играли с маленьким бархатным мешочком, в котором лежала прядь волос Теаны — девушки, которая вместе с ним изучала магию и тоже была ученицей советника Фольвара. Перед тем как отправиться на задание в Гильдию, Лонерин поцеловал Теану; тогда он верил, что между ними есть что-то вроде любви. Тогда она и дала Лонерину эти волосы.
Но потом появилась Дубэ, и все изменилось. Теперь Теана была только далеким воспоминанием.
Молодой маг повернул голову в сторону Дубэ и посмотрел, как она спит. Он сразу понял, что с ней что-то не так. Дыхание девушки было прерывистым и учащенным.
Он вскочил с места и сразу же почувствовал странный опьяняющий запах, от которого его тело внезапно начало цепенеть, а глаза — закрываться.
Лонерин одним прыжком оказался возле Дубэ. Теперь он старался не дышать, посмотрел на девушку — вокруг нее вился тонкий фиолетовый дымок, который, видимо, шел из корней, к которым девушка прислонилась, чтобы уснуть.
Лонерин сразу догадался, что странный запах издавали именно эти корни.
Тогда он оторвал кусок ткани от куртки и завязал им рот, чувствуя при этом, как его мышцы теряют подвижность.
Разумеется, дерево содержало в себе какое-то необычное вещество, и Дубэ отравилась этим ядом.
Лонерин потянул ее за ноги, не прикасаясь к корням. На ее волосах была странная смола, и Лонерин следил за тем, чтобы не коснуться этой смолы даже своей одеждой.
Он вытащил Дубэ наружу, под дождь, который был по-прежнему сильным, и всеми возможными способами стал будить ее: «Дубэ! Дубэ!»
Никакого ответа. Он попробовал снова — стал бить ее по щекам. Но и это не помогло.
Сердце бешено стучало у него в груди. В отчаянии он снова встряхнул ее и тут заметил, что дыхание девушки стало ровным. Грудь поднималась и опускалась слабо, но ритмично, но она все еще не пришла в сознание.
Он перебрал в памяти все заклинания, которые приходили ему на ум, но о растениях он знал мало, а вернее, ничего. Он тысячу раз проклял себя за это, но старался сохранять спокойствие.
Вдруг он услышал чей-то голос и резко повернулся в сторону чащи.
Какое-то время Лонерин стоял неподвижно, стараясь на шуметь: может быть, это паника сыграла с ним злую шутку.
Лес был как большой барабан, на котором с жаром выбивал свою мелодию дождь. Как расслышать что-нибудь в этом грохоте?
В следующий момент он убедился, что был прав: из леса до него донесся шум шагов, и листва зашевелилась.
«Будь они прокляты!»
Он заставил себя приободриться, схватил Дубэ за плечи и с трудом взвалил ее себе на спину. Размокшая земля превратилась в скользкую грязь, а дождь мешал ему видеть. Вокруг была только темнота — и ничего больше.
Лонерин направился к тому малому участку леса, который был немного виден в темноте: там он с трудом разглядел что-то похожее на тростники или камыши. Он спрятался за ними вместе с Дубэ, опустился на колени и стал ждать.
Молодой маг надеялся, что все ему просто показалось, что у него была галлюцинация. Может быть, рядом никого нет. Но все-таки лучше соблюдать осторожность.
Он чувствовал, как колотится в груди его сердце и как течет по его телу дождевая вода. Дождь уже промочил его до костей.
Долгое время были слышны только клокочущий шум ливня и гром, несколько разрядов которого прозвучали вдали. А потом появились они.