— Но не эту девушку, которая раскрыла кражу и предупредила нас о том, что против нас затевается.

— Почему же не допросить ее, как всех? Может быть, Эстрейхер прав, предполагая, что серьги пропали не из шкафа. Ты могла надеть их сегодня по рассеянности, и они могли выпасть из ушей. Кто-нибудь их поднял и…

Жандарму надоело слушать спор супругов Шаньи, но он не знал, что предпринять, и Доротея сама вывела его из затруднения.

— Вы правы, граф, — сказала она. — Моя роль должна казаться подозрительной. Вы не знаете, откуда я знаю буквы секретного замка. Не делайте для меня исключения и не освобождайте от обыска и допроса. — Потом, обернувшись к графине, добавила: — Пощадите ваши нервы, графиня, и не присутствуйте при обыске: это зрелище не из приятных. И не волнуйтесь за меня. Наше ремесло такое, что приходится быть ко всему готовой, а вам это будет тяжело. Зато я вас очень прошу — вы сами поймете почему — присутствовать на моем допросе.

— Хорошо. Даю вам слово.

— Бригадир, я к вашим услугам.

Доротея вышла вместе с жандармом и всеми своими компаньонами. Кантэн шел с таким видом, точно его вели на эшафот. Капитан заложил руки в карманы, крепко зажав в кулачке веревку от коляски с игрушками, и весело насвистывал песенку с видом опытного человека, который привык ко всяким переделкам и знает, что все они кончаются пустяками.

Подойдя к своему фургону, Доротея увидела Эстрейхера, беседующего с жандармами и лакеями замка.

— Это вы направили на нас следствие? — спросила она с веселой и приветливой улыбкой.

— Конечно, — ответил Эстрейхер в том же тоне. — И в ваших собственных интересах.

— Благодарю вас. В результате я не сомневаюсь.

Потом обернулась к бригадиру:

— Ключей не полагается. В «Цирке Доротеи» нет замков. Все открыто. В руках и карманах — нет ничего.

Бригадир, по-видимому, не любил обысков. Зато лакеи усердно принялись за дело, а Эстрейхер распоряжался.

— Извините меня, — сказал он Доротее, отводя ее в сторону. — Я нарочно стараюсь отвести от вас всякое подозрение.

— Я понимаю ваше рвение. Вы прежде всего заботитесь о себе.

— Как так?

— Очень просто. Вспомните нашу беседу. Виноват кто-нибудь один: или вы, или я.

Эстрейхер почувствовал в Доротее серьезного противника и испугался ее угроз, но не успел сообразить, как ему действовать. Он стоял рядом с нею, был любезен, даже галантен и вместе с тем тщательно руководил обыском, свирепея с каждой минутой. По его указанию лакеи вытаскивали корзины и ящики, вываливали из них разный убогий скарб, среди которого пестрели яркими пятнами любимые платки и шарфы Доротеи.

Обыск продолжался более часу. Серег нигде не оказалось.

Исследовали пол и потолок фургона, распороли матрацы, упряжь, сумку с овсом, ящик с провизией. Все напрасно. Потом обыскали Кантэна и мальчиков. Горничная графини раздела Доротею, ощупывая на ней каждый шов. Пропажи и тут не нашли.

— А это? — спросил Эстрейхер, показывая на большую корзину, валявшуюся под фургоном.

В ней лежали разные обломки, тряпки и грязная кухонная посуда. Кантэн зашатался. Доротея подскочила к нему и обняла его.

— Бежим, — простонал он.

— Дурак, серег там нет.

— Я мог перепутать.

— Дурак, говорю тебе. В таких вещах не ошибаются.

— Так где же коробочка?

Доротея дернула плечами.

— Ослеп ты, что ли. Посмотри.

— Разве ты ее видишь?

— Да.

— В фургоне?

— Нет.

— Так… где же?

— На земле, под ногами Эстрейхера.

И она указала на повозочку капитана. Ребенок пускал волчок и совсем забыл про остальные игрушки. Повозочка опрокинулась — и все коробочки и крошечные чемоданчики рассыпались по земле. Одним из этих чемоданчиков и была коробочка с печатью, куда Кантэн засунул серьги. Сегодня после обеда капитан стал рыться в разном хламе и решил забрать ее себе как дорогую вещь.

Доротея сделала непоправимую ошибку, показав Кантэну коробочку. Она не знала, до чего хитер и наблюдателен Эстрейхер. Он понял, что Доротея себя не выдаст, зато упорно следил за Кантэном. Он заметил его страх и смущение и понимал, что Кантэн непременно выдаст себя.

Так и случилось.

Увидев коробочку с сургучной печатью, Кантэн облегченно вздохнул. Он решил, что никому не взбредет в голову распечатать детскую игрушку, лежащую, как хлам, на песке. Эстрейхер, ничего не подозревая, несколько раз толкал ее ногой. Капитан обиделся, надулся и сделал ему замечание:

— А что бы ты мне сказал, если бы я стал портить свой автомобиль?

Кантэн не мог выдержать: он то и дело оборачивался и радостно смотрел на коробочку. Эстрейхер перехватил эти взгляды и вдруг понял все. Серьги здесь, во власти случая, под защитой маленького капитана, среди его игрушек. Он посмотрел на них внимательно. Коробочка с печатью показалась ему самой подозрительной. Он нагнулся и быстро раскрыл ее. Среди морских ракушек и белых голышей ярко сверкала пара сапфиров.

Эстрейхер посмотрел на Доротею в упор. Она была бледна как полотно.

— Бежим, — повторял Кантэн побелевшими губами. А сам упал на первый попавшийся ящик, потому что от страха у него отнялись ноги.

— Блестящая идея, — издевалась Доротея. — Запряжем Кривую Ворону, влезем все пятеро в фургон — и марш-марш к бельгийской границе.

Она понимала, что все погибло, и все-таки продолжала внимательно следить за врагом. Одно его слово — и тюремная дверь надолго закроется за нею и все ее угрозы лопнут как мыльный пузырь, потому что никто не поверит воровке.

Не выпуская коробочки из рук, Эстрейхер смотрел с улыбкой на Доротею. Он думал, что она растеряется, начнет просить пощады. Но он слишком плохо знал ее. Ни один мускул не дрогнул в ее лице, взгляд оставался твердым и вызывающим. Казалось, она говорила без слов: «Попробуй выдать меня. Одно слово — и ты погибнешь».

Эстрейхер пожал плечами и, обернувшись к бригадиру, сказал:

— Ну-с, бригадир, довольно. Поздравляем нашу милую директрису с благополучным исходом. Фу, черт возьми, какая неприятная процедура.

— Не следовало ее затевать, — ответила графиня, подходя к фургону вместе с мужем и Дювернуа.

— Да, теперь это ясно. Но у нас с вашим мужем были сомнения, и нам хотелось их рассеять.

— Значит, серег не нашли? — спросил граф.

— Нет. Никаких признаков… Вот только странная вещица, с которой играл капитан Монфокон. Мадемуазель Доротея разрешит ее взять, не правда ли?

— Да, — твердо ответила Доротея.

Эстрейхер протянул графине коробочку, которую он успел тщательно перевязать.

— Будьте добры, графиня, сохранить у себя эту вещицу до завтра.

— Почему я, а не вы?

— Потому что так лучше. У вас она будет сохраннее. А завтра мы ее откроем.

— Хорошо, если вы так настаиваете.

— Да, пожалуйста.

— И если мадемуазель Доротея ничего не имеет против.

— Наоборот, графиня, — ответила девушка, рассчитывая выиграть время. — Я присоединяюсь к просьбе господина Эстрейхера. В коробочке нет ничего интересного, кроме ракушек и морских камешков. Но так как мсье Эстрейхер — очень любопытный и недоверчивый человек, отчего не доставить ему этого маленького удовольствия.

Оставалось выполнить еще одну формальность, которой бригадир придавал большое значение: надо было проверить документы комедиантов. На обыск он смотрел сквозь пальцы, но в этом был строг не на шутку.

Он потребовал предъявить паспорта, разрешения на устройство представлений и квитанции об уплате налогов. Супруги де Шаньи тоже были заинтригованы. Им очень хотелось узнать, кто эта девушка, разгадавшая их фамильную тайну, откуда она и как ее зовут. Им казалось странным, что интеллигентная, воспитанная и очень неглупая барышня превратилась в бродячую фокусницу и кочует с места на место с какими-то неведомыми мальчуганами.

Рядом с фургоном была оранжерея. Туда и направился бригадир для проверки бумаг.