Начинался Исход.

Когда стопка исписанной бумаги достигла значительных размеров, домовой откинулся на спинку кресла и помахал уставшей рукой. Осторожно, будто боясь поломать, согнул и разогнул пальцы, подул на ладонь. Я тоже чертовски устал, и язык у меня уже заплетался как у пьяного, а голова трещала от переполнявших ее дат и событий.

– Хуже некуда, молодой человек. Ваши познания оставляют желать лучшего. Разве можно проявлять такое неуважение к истории собственного мира? – Блаженная улыбка на лице Рола противоречила сказанному, он явно остался доволен проведенной работой. Я сам удивился, сколько подробностей прошедших тридцати лет – всей моей недолгой жизни – врезались в память и всплыли, понукаемые настойчивым домовым.

Если об этом мире я не знал ровным счетом ничего, то Рол проявлял небывалую осведомленность в событиях новейшего времени. Я с трудом придумывал вопросы, а Рол выстреливал их со скоростью пулемета, заваливая меня именами, которые вызывали лишь смутные ассоциации. Я готов был уже молить о передышке, когда Рол вскочил вдруг, схватил исписанную бумагу и письменный прибор и сунул все это под кресло. Похоже, мне не суждено было привыкнуть к странностям моего нового друга.

– Что ты делаешь?

– Сюда кто‑то идет, мне надо спрятаться. – С этими словами он взобрался на спинку дивана, поближе ко мне, и уставился на дверь выжидательно.

– Ро-ол! – позвал я. – Ты вроде бы хотел спрятаться?

– Тише! – зашипел на меня домовой. – Чем я, по‑твоему, только что занимался?

– Подозреваю, – я скосил глаза на его ступню, которую он только что, умащиваясь, поставил мне на плечо, – ты будешь первым, кого увидят, если сюда кто‑нибудь войдет.

– Потом объясню. Ш-ш-ш!

Тут дверь распахнулась. В проеме показался уже знакомый мне монах. Картинно замерев на входе, он переступил порог, радушно распахивая руки. Улыбка источала дружелюбие, а голос лился, как мед из переполненных сот.

– Рад. Очень рад, что вы избежали смертельной опасности. Мне с трудом удалось вытащить вас из западни. – Монах уселся в кресло, сцепил пальцы и уставился на меня едва ли не с любовью. Домового он не замечал вовсе. Создавалось впечатление, что монах действительно не видит Рола. – Надеюсь, вам уже лучше? – осведомился он с искренней заботой в голосе. – Вы, вероятно, голодны?

Не дожидаясь ответа, монах прищелкнул пальцами. Вошли двое черных, один нес низенький столик, другой – поднос с хлебом, мясом и зеленью. Рол оживился и беспокойно заерзал на своем насесте. Склонившись к моему уху, он прошептал едва слышно:

– Мо-ло-ко.

Я склонил голову набок.

– Попроси принести молока! – Я получил ощутимый тычок в плечо за свою непонятливость.

Как только столик занял свое место перед диваном, я по‑хозяйски набрал полные руки еды – ломоть хлеба, кусок буженины, пупырчатые огурцы, щелкнул крышкой серебряного кувшинчика, в ноздри ударил винный дух.

– Если вас не затруднит… – я откусил здоровенный кусок, только тут почувствовав, насколько голоден, ведь мне так и не удалось толком поесть, – не могли бы вы принести немного молока?

– Молока? – Тон монаха на долю секунды потерял свою медоточивость, я успел заметить тень отвращения на его лице и, довольный, запихнул в рот половину огурца, надкусил смачно. Однако монах быстро справился с собой. – Для вас что угодно. – Он кивнул черным, и те удалились.

– Ах, Никита!

Я едва не поперхнулся, он уже знал мое имя!

– …Вы даже не представляете, как жестоко вас обманули, какой опасности вы избежали благодаря моему своевременному вмешательству. – Я действительно этого не представлял. Этот монах со своими рясами появился в самый неподходящий момент. Однако скептическое выражение моего лица осталось незамеченным. – Вас обманули! Лживыми путями заманили сюда, чтобы использовать в своих целях!

– Что вы говорите! – делано ужаснулся я, надеясь сбить черного с этого патетического тона.

– Девочка! – Продолжал он на той же ноте, постепенно забирая все выше. – Маленькая девочка обликом, а душой воплощение Сатаны! – Этот выпад он завершил, низко нагнувшись над столом, практически ткнувшись длинным острым носом мне в лицо. Глаза его горели фанатичным огнем.

Вот теперь я был ошарашен.

– Да неужели?

– Бесспорно! Воспользовавшись своим грязным колдовством, она очаровала вас. Вы пошли за ней, сами не понимая, куда и зачем идете! Судьба милостива. Если бы воины господа не шли за ней по пятам, не давая передышки, она, конечно же, не выпустила бы вас из своих цепких лап. Но мы смогли вовремя прийти к вам на помощь.

Странно, но я вовсе не чувствовал желания кинуться ему на шею и благодарить за избавление. Я завернул кусочек корейки в лист салата и, эстетствуя, воткнул в рулет хвостик петрушки.

Мое молчание вдохновило монаха на новые откровения:

– А вы знаете, кто прислуживает этой ведьме? – Очевидно, он собрался добить меня. Длинные бледные пальцы впились в края столешницы, глаза увеличились до неестественных размеров. – Оборотень!

Я моргнул, откинувшись. Теперь я вспомнил. Вспомнил холодный, равнодушный взгляд желтоглазого гиганта и вспомнил волка ночью у ручья. Я почти узнал его в таверне! Выходит, монах был прав. Все сходилось. Все было именно так, как он и сказал. Я понимал это умом. Но, черт возьми, я не хотел понимать этого сердцем. Мне вспомнилась маленькая тонконогая девчушка. Держа меня за руку, она смотрела на восходящее солнце, такое же огненно-рыжее, как и ее волосы. Когда я встретился с ней взглядом там, в таверне…

– Чем заслужил я такое внимание к своей особе? – Я позволил себе оборвать несколько виноградин, но они не утолили внезапно подступившую жажду. Пить вино, потребовав молока, казалось нелепым, да и не хотелось туманить и без того больную голову.

– Как добрый самаритянин, я протягиваю руку помощи ближнему, – расплылся в улыбке монах.

Я не сдержал досады, поморщился.

– Да нет же! Со стороны колдуньи?

– Кто может разобраться в ее темных замыслах? Мы давно охотимся за ней, вы – случайная жертва, мы не могли не прийти на помощь.

Он был прав во всем, но почему я так не хотел ему верить?

– К чему была эта сказка? Еретик, дьяволопоклонник, убийца?

– Помилуйте, Никита, – у него на все был готов ответ, это читалось в его маслянисто блестящих глазах, – как еще мы могли вырвать вас из лап Вадимира? Капитан возомнил себе бог весть что… Но мы‑то знаем, кто вы и откуда. Долг ордена присматривать за путешественниками между мирами.

– Вы можете отправить меня домой?! – На минуту я поверил ему.

– Конечно! – Ему не стоило так торжествующе улыбаться, увидев надежду и веру в моем взгляде. – Однако… вы, видимо, не осознаете всю глубину угрожающей вам опасности. Чары колдуньи очень мощны. Со дня на день сюда прибудет наш адепт. Святыми молитвами братьев и рукоположением он снимет с вас заклятье. Затем я лично прослежу, чтобы вы вернулись домой.

Поднявшись, монах направился к выходу. Дверь отворилась, и появился черный с кувшином в руках.

– А вот и ваше молоко, – обернулся монах на прощанье.

Ключ щелкнул в замке, как только закрылась дверь.

С трудом оторвавшись от кувшина, Рол удовлетворенно вздохнул. Я тупо пялился в запертую дверь.

– Не беспокойся, – Рол проследил мой взгляд. – Я домовой. Я отопру.

В два прыжка он переместился со спинки дивана на пол и принялся расхаживать взад-вперед, размахивая правой рукой. Кувшин он держал, прихлебывая из него, – в левой.

– Я, кстати, за всеми своими изысканиями так и не узнал, кто ты такой и как тут, собственно, очутился.

Рол остановился, глядя выжидающе. В черной бороде спряталась пара жемчужных капель. Я сглотнул, потянулся к винограду, окончательно решив не трогать вино, набрал полную горсть.

– Слушай, а почему монах тебя не видел? И как ты узнал, что он идет? – Я сорвал губами пару виноградин, по‑деловому, уже не играя напоказ, придвинул поближе круги розового, тонко нарезанного мяса, отломил хлеба.