Все тяжелее приходилось рабочим на нефтепромыслах. Со многими из них Аун Сан познакомился в Енанджауне, с их сыновьями он учился в школе. Среди рабочих было много индийцев — они приезжали на заработки из Индии, и им платили даже меньше, чем бирманцам, — куда денешься, если дома и за эти деньги работы не найдешь. Нефтяники работали по двенадцать-четырнадцать часов в сутки, жили в хибарах, ни профсоюзов, ни других организаций у них не было. Если кого подозревали в том, что он занимается политикой, — гнали немедленно. А кроме того, хозяева компании отлично владели искусством вносить рознь — бирманцы не доверяли индийцам, которые сбивали зарплату, индийцы боялись бирманцев, и те и другие боялись потерять место.

Совет бирманских ассоциаций был слишком разношерстной и либеральной организацией, чтобы полностью связать свою судьбу с рабочими и крестьянами. А У Ба Вин и его друзья ограничивались в основном просветительской деятельностью и не решались пойти на разрыв с руководством Совета бирманских ассоциаций.

Убедившись, что с советом каши не сваришь, один из его членов, Сая Сан, врач, автор книги по бирманской медицине «Признаки болезней», вышел из него. Он больше года ездил по стране, организовывая отделения совета, и знал поэтому жизнь и настроения крестьянства куда лучше руководителем, сидевших в Рангуне.

Сая Сан знал, что разоренные крестьяне Бирмы близки к восстанию и восстание их, лишенное руководства, будет обречено на поражение. Но не в силах убедить в своей правоте руководителей совета, решил возглавить это восстание, организовать его насколько было возможно.

Аун Сан встречал Сая Сана, когда Сая Сан приезжал в Енанджаун во время одной из своих поездок по стране и выступал перед ассоциацией Енанджауна. Но много в те годы приезжало организаторов из Рангуна, и Аун Сан с трудом вспомнил доктора, когда У Ба Вин разбудил его декабрьской ночью и сказал:

— В Таравади восстание.

— Восстание? Уже? А кто во главе?

— Сая Сан. Помнишь, он приезжал к нам весной?

Сая Сана до сих пор ругают английские учебники истории. Он и мятежник, и деспот, и самозванец, и убийца. А тогда в 1930-м от него поспешил отречься совет, дабы власть имущие не заподозрили в нелояльности, его клеймили в Рангуне послушные адвокаты, его ругали последними словами газеты.

В Енанджауне Сая Сана не ругали. Восстание не докатилось до тех мест, но к каждому пароходу снизу приходили толпами нефтяники, школьники, клерки, крестьяне: какие новости? Где сейчас Сая Сан?

Всматривались в лица вернувшихся из Рангуна английских инженеров. Может, Сая Сан уже у Рангуна?

Восстание началось стихийно, неожиданно, на несколько месяцев раньше, чем рассчитывал Сая Сан.

В середине тридцатого года английский губернатор Бирмы уехал в отпуск и оставил за себя бирманца с полубирманским-полуанглийским именем Джо. А Маун Джо. Случилось такое впервые в истории Британской Бирмы, но англичане не волновались. Маун Джо — проверенный лакей, либерализм и мягкость ему чужды. Больше того, ему очень хотелось отличиться, показать, что он полностью достоин оказанной чести. И он немедленно отправился в поездку по стране.

В округе Таравади к нему подошла делегация крестьян с просьбой отсрочить налоги этого года — урожай пропал в наводнении, крестьяне голодали, платить было нечем. И Маун Джо перестарался. Он так грубо выгнал крестьян, так оскорбил стариков, что на следующий день весь округ восстал. Губернатору пришлось бежать в Рангун, под охрану английских пушек.

Повстанцы объявили войну Англии и начали набор крестьян в армию, которую назвали армией галонов. Галон — легендарная бирманская птица, победившая в схватке дракона Нага. Под «Нага» подразумевались англичане. Повстанцы выдвинули лозунг: «Отдать жизнь за религию, нацию и страну».

Сая Сан прибыл в Таравади с организованным им ранее первым отрядом галонов и принял командование восстанием.

Теперь трудно сказать, знал ли он, насколько малы шансы на успех, возможно, и понимал, а может, надеялся, что поднимется вся Бирма. Этого не случилось. Города не поддержали восставших, даже не все округа Нижней Бирмы поднялись по примеру Таравади.

Восстание было неподготовлено, вести о нем слишком поздно доходили до других районов, и англичане успевали подготовиться к подавлению.

Сая Сан объявил себя королем Бирмы, устроил торжественную коронацию в джунглях, созвав для этого астрологов со всей Нижней Бирмы. Он объявил о том, что борется за возвращение к старому — к тому старому, что не смогло поднять Бирму на борьбу уже сорок лет назад. Идея «Старой Бирмы» не могла привлечь на его сторону бирманские города, где молодежь читала Маркса и обсуждала на сходках проблемы национально-освободительного движения, где бирманская буржуазия боролась за место в современном, а не вчерашнем мире.

Сая Сан был бирманским Пугачевым, и восстание его во многих чертах напоминало пугачевское восстание, перенесенное в XX век.

Да и что говорить, Сая Сан часто рассчитывал на самые отсталые слои крестьянства — его солдаты, например, татуировали на груди птицу Галон, потому что верили, что тогда их не возьмет никакая пуля.

А своих ружей, своих пуль у восставших не было. Несколько винтовок и пистолетов было захвачено у убитых полицейских и лесников, да и с ними восставшие порой не умели обращаться. В лесных мастерских ковали мечи и наконечники стрел. А еще чаще приходилось выходить в бой с бамбуковой палкой в руках.

И все-таки, несмотря на все это, в восстании приняли участие десятки тысяч человек, оно охватило чуть ли не половину Бирмы.

Два года продолжались бои. Восставшие, оттесненные с долин в горы, вели партизанскую войну, и каждый месяц в рангунском порту с кораблей выгружались новые батальоны сипаев и уходили в джунгли и в горы в погоне за неуловимыми, отчаявшимися повстанцами.

В 1931 году Сая Сан попал в плен. Процесс его получил широкую огласку. Никто не сомневался, что англичане казнят его — с крестьянами не вели переговоров. 274 пленных повстанца были казнены, и головы их, как в свое время голова Золотого Яуна, на шестах выставлялись на базарных площадях. Видел их и Аун Сан — несколько повстанцев были родом из Енанджауна и окрестных деревень. Но 274 человека — это официальная цифра, представленная в английских документах. Бирманцы считают, что казнено было более двух тысяч человек.

На процессе защищать Сая Сана вызвались два адвоката. Один из них был к тому времени уже известен как политик, не очень разборчивый в средствах, но стремящийся сделать карьеру; второй был совсем никому не известным стряпчим из Таравади. Первого звали Ба Mo, второго — У Со. С этими людьми мы еще неоднократно встретимся. Впоследствии обоим придется играть большую роль и в жизни Бирмы и в жизни Аун Сана.

Процесс был безнадежным с юридической точки зрения. Оба адвоката отлично знали, что проиграют его, но зато какое начало карьеры! Люди будут знать обоих как людей, которые защищали Сая Сана.

На процессе Сая Сан сказал в последнем слове: «Я не боюсь умереть. Я знал, что если буду арестован, то меня рано или поздно приговорят к смерти, но я исполнил свой долг и верю, что мои революционные последователи будут сражаться до победного конца».

На этом можно бы кончить рассказ о Сая Сане, но у него есть знаменательное завершение. Перед смертью Сая Сан узнал, что его книга «Признаки болезней» издана в Рангуне и ему за нее положен гонорар. Тогда, уже приговоренный к смерти, Сая Сан завещал все свои деньги на покупку марксистской литературы, на организацию библиотеки для революционеров.

Известно, что в числе книг, купленных на деньги Сая Сана, были «Капитал» Маркса и «Впечатления о России» Джавахарлала Неру.

Перед смертью Сая Сан понял, что его путем нельзя добиться победы, но он уже видел путь, по которому пойдут его последователи.