– А ты не смотри.

Каково это, вырасти в микрорайоне из домов с осыпающимися балконами, во дворе, где дети играют под ногами наркоторговцев, а на лавочках сидят вонючие старухи? Здесь считается нормальным не ездить в отпуск, не ходить в кино, не читать ни газет, ни книг и ничего не знать о мире.

Но именно в таком месте они нашли друг друга.

Глядя в пол, Франческа слушала, как в унитазе журчит струйка. Внезапно она прыснула: Анна так глупо на нее таращилась! Девочка оторвала кусок туалетной бумаги, смяла ее и бросила в подругу, та со смехом швырнула бумажный комок в ответ.

– Ну что, под душ? – спросила Анна, открывая кран. Мир был восстановлен.

Вслед за подругой Франческа залезла в душевую кабинку с покосившейся дверцей. Потоки теплой воды успокаивали. Ощущение прикосновения одной задницы к другой рождало смутные чувства.

Обе молчали: слова ни к чему, из-за них только ссоры.

Затем они стали намыливать друг друга, с удивлением отмечая различия – родинки, форму ногтей, – как будто в этом было что-то странное.

Почему у Анны бедра шире и грудь больше?

Почему у Франчески задница круглая и высокая, и пупок глубже?

– Почему мы не одинаковые? – спросила Франческа, намыливая кудри Анны.

– Мы и разные, и одинаковые.

– Почему это?

– Потому что мы вместе родились, вместе живем, вместе умрем и все будем делать только вместе.

– Как же у нас выйдет умереть вместе?

– Не знаю…

Вытирались они второпях, чтобы их не застала Сандра, которая должна была вернуться с минуты на минуту, и на лестничную площадку выскочили с мокрыми волосами.

На первой же ступеньке Франческа остановилась и повернулась к подруге. Выражение ее лица изменилось, глаза стали еще больше, чем были.

– Не хочу возвращаться домой. Сегодня с нами бабуин обедает…

В полумраке вонючей парадной казалось, что она сейчас расплачется. Но Франческа плакала редко – ей никогда не нравились плаксы.

Анна попробовала подбодрить подругу:

– Слушай, мы ведь совсем скоро увидимся, ровно в два.

– О’кей, – кивнула Франческа, но не сдвинулась с места.

Из темноты длинных коридоров доносились крики и другие звуки. Ревели дети; какая-то мамаша, видимо, вырвала из рук сына супер ружье, из которого он только что окатил ее водой, – послышались звонкий шлепок и крепкое словцо. Родители постоянно орали на детей, в их доме это было в порядке вещей.

– Я зайду за тобой сразу после обеда, и сразу на море.

– Конечно. Когда придешь – проходи, не стой на пороге.

– Может, пообедаешь с нами?

– Не могу, – Франческа попыталась выдавить из себя улыбку, но не смогла, – знаешь, как бабуин разойдется!

Мальчишки, затеявшие на лестнице игру в догонялки, истошно вопили. Стены были испещрены следами от пневматического оружия, со всех сторон слышался грохот, явственно донесся звук пощечин. «Шлюха!!!» – кричал какой-то мужчина своей жене.

Анна знала, в чем дело.

Вернувшись в квартиру, она вытерла пол в ванной и убрала волосы из слива, чтобы не выслушивать потом нотаций.

Она знала, что происходит, но понятия не имела, чем можно помочь.

Девочка поставила на огонь воду для пасты и стала накрывать на стол. Подумав, аккуратно разложила салфетки по правую сторону от тарелок. Ей хотелось порадовать мать, подготовить все к ее приходу. Но мысли были только о Франческе.

Анна взяла пульт от телевизора и включила первый канал. С точностью до минуты на экране появилась заставка программы новостей.

Позывные выпуска неслись из всех телевизоров, из всех открытых окон на улице Сталинграда. Анне нравилась эта заставка и нравились позывные, слушая их, она представляла себя взрослой, частью чего-то большего – Милана, Рима, той Италии, которую она, итальянка, никогда не видела.

– Молодчина какая, – сказала Сандра, увидев, что дочь перемешивает макароны. – Что бы я без тебя делала! С твоим папашей-идиотом и братцем-неудачником!

Сандра поставила сумки и устало потянулась – спина опять весь день болела. Потом, не теряя времени, пошла разгружать стиральную машину, которую включила утром, перед работой.

Анна любила мать: Сандра много работала, но находила время и для того, чтобы раздавать листовки и устраивать вместе с демократами праздник Объединения Италии. Кроме того, она читала газеты, «Республику» и «Освобождение», и все время твердила дочери, чтобы та училась – тогда она сможет стать депутатом парламента или даже сенатором. Анне хотелось в это верить.

– Откидывай макароны, – крикнула Сандра, – эти двое все равно не придут к обеду.

С тазом, полным мокрых простыней, носков и трусов, Сандра вышла на лестничную площадку и вызвала лифт. По лестнице, смачно переругиваясь, поднимались соседки в чавкающих шлепанцах. Выстроить нормальные отношения с соседями было нелегко: войну могли объявить даже из-за носка, упавшего на балкон. Однако Сандра не сдавалась. Более того, перед каждыми выборами она упорно распространяла листовки, которых почти никто не читал.

Под самой крышей, на двенадцатом этаже, было как в печке. Сандра зажмурилась: лето роилось вокруг миллионами цикад.

Разлепив глаза, она осторожно взглянула на бесконечную голубизну неба, сливавшегося с морем. Яркие краски кружили голову. Лазоревые силуэты далеких островов – Эльбы, Капрайи, Джильо – заставили ее мечтательно улыбнуться, хотя на поездку надеяться было нечего.

Затем Сандра увидела мать Франчески. Та развешивала белье. Ветер путал ей волосы и норовил унести прочь выстиранные носовые платки.

– Роза! – окликнула Сандра, и та медленно, с опаской обернулась.

На женщине были стоптанные башмаки не по сезону и перепачканный фартук поверх черного домашнего платья. «Одевается, как моя бабушка, – подумала Сандра, – а ведь совсем молодая». Роза действительно была на десять лет младше Сандры, и в ушах ее поблескивали совсем неплохие сережки.

– Ты тоже до обеда белье развешиваешь? – спросила Сандра, чтобы завязать разговор.

Черные, как смоль, глаза Розы оживились. Она не подошла к соседке, но было видно, что ей хочется поговорить.

– Жаль, что мы редко встречаемся. Зашла бы как-нибудь ко мне кофе попить… В субботу я не работаю, – сказала Сандра.

– Я бы с радостью, – сдержанно ответила Роза.

Активистка-общественница и домохозяйка украдкой изуча ли друг друга. Они не стояли – одна наступала, другая пятилась, – а запах вареной капусты с нижних этажей все усиливался.

– Так, значит, буду тебя ждать! – продолжила Сандра. – Она знала, как нужно разговаривать с людьми, и мечтала, что когда-нибудь сможет выступить на митинге, хотя всю жизнь только и делала, что раздавала листовки. – Ведь странно, правда? Живем рядом, наши дочери – лучшие подруги, а мы едва знакомы.

– Да, ты права. Я зайду на неделе, – с вежливой улыбкой ответила Роза и вновь принялась развешивать простыни.

Сандра разглядывала хрупкую женщину, о которой ничего толком не знала, хотя и догадывалась о некоторых подробностях ее жизни.

– Если хочешь, я принесу десерт, – неожиданно предложила Роза. Удивительно, но дочь на нее ничуть не похожа.

– Прекрасно, принеси десерт, а то я совсем не умею печь сладкое. Анна все время на меня ругается, говорит, что мама, которая не умеет печь тортики, – это неправильная мама, – засмеялась Сандра.

Розу одновременно и притягивала, и пугала эта уверенная в себе, энергичная женщина, которая каждый день накладывает макияж и на работу ходит в туфлях с высокими каблуками. Она испытывала к соседке необъяснимую, инстинктивную симпатию, как к подружкам-одноклассницам в школе. С тех пор как Роза в восемнадцать лет переехала из Калабрии в Тоскану, подруг у нее не было. А потом она вышла замуж.

– Анна такой красавицей стала! – сказала Роза, окончательно преодолев робость.

– Надеюсь, дочка не будет задаваться, – фыркнула Сандра. – Франческа тоже похорошела. Как раз вчера я видела, как она возвращается с моря в купальнике, и подумала: вот это да, как девочка выросла!