Тут же при вылете к восточному побережью, где на космоснимках—пятнышко тумана, на местности — стена льда обрывается в море, а на карте — небольшой ледник Арнесен, причем край его на некотором расстоянии от моря. На разгадку всего этого нет времени — мы же в полете... Решаю, что перед нами очередная подвижка. В пользу того, что мы видим именно подвижку, говорят многочисленные трещины на леднике. Моя догадка позднее подтвердилась, тогда же мне пришлось слегка понервничать.
Дальше работа без особых неожиданностей продолжалась до Китового залива, где реальная обстановка весьма отличалась от той, что запечатлена на космоснимке. Причина заключалась в том, что грандиозный ледник Стронг (по площади вдвое превышающий ледник Норденшельда, уже известный читателю по описанию работ 1965 года) здорово отступил, причем притоки Китовый и Персей практически отчленились от главного ствола. Тем не менее фронт ледника Стронг так и не вернулся в положение, в котором он находился накануне подвижки, которая произошла примерно между 1870 и 1900 годами, это очевидно.
Чуть южнее Китового залива — новый сюрприз: еще одни следы подвижки на леднике Емельянова, хотя космоснимок оснований для такого вывода не давал. Зато на местности морена посреди ледника словно разрублена на куски, а снежок засыпал трещины, и теперь изуродованная морена буквально бросилась в глаза...
Как и на северо-западе, повсеместно по маршруту полета граница питания расположена в среднем на сто пятьдесят метров ниже обычного.
Увлекшись наблюдениями, дававшими нам обильную информацию, мы, естественно, забыли о своих опасениях насчет погоды. В последних экспедициях мне уже редко удавалось попасть в новые места, по крайней мере на главном острове архипелага. Поэтому полет, во время которого я то и дело наносил на карту все новые и новые детали, казался мне подарком судьбы.
Новые для нас (для меня особенно) места начались южнее ледника Стронг, над которым мы лишь однажды пролетали в 1966 году. Впечатлений (и результатов наблюдений) хватало. А к леднику Васильева мы подлетали прямо-таки взвинченные ожиданием встречи с ним: подтвердится ли то, что мы предполагали, или нет? Подтвердилось! Мы действительно обнаружили огромное отступание этого ледника, обусловленное, по-видимому, колоссальным фронтальным обрывом до тридцати километров длиной. И до чего же красив был здесь безлюдный арктический пейзаж! Стена фронтального обрыва, за ним на запад уходит полоса ровного льда, словно прислоненная к горному хребту с изломанным гребнем, который украшен пиком с выразительным названием — Хайтанна, в переводе — «Зуб акулы». С каждым годом все ближе к горам отступает ледник, превращаясь в полосу льда, прислоненную к его подножию. По мне, пейзаж здесь даже не шпицбергенский, а скорее, антарктический, граница питания опустилась совсем низко, почти к краю фронтального обрыва, всего метров пятьдесят над уровнем моря.
От ледника Васильева мы полетели на запад и едва пересекли главный водораздел острова, как по горизонту впереди увидали низкие облака, подступавшие с моря вплотную к береговой черте. Все же мы вышли здесь к берегу и строго по долине, заполненной ледниками Олсок и Самарина, пошли на север, к дому. Хотя работа здесь проходила на грани возможного (то и дело за остеклением кабины плыли волны неплотного тумана), мы не теряли поверхность ледников вплоть до залива Хорнсунн. Дальше начинались знакомые места, работа шла без особых осложнений, но уже не доставляла той радости, которую мы только что испытали: не было новизны.
Кстати, у ледника Бьюкенен, где мне еще предстоит работать, много общего в характере поведения с ледником Васильева. Значит, барометрическое нивелирование там можно применять смело — заведомо слишком большое снижение поверхности.
Готовимся к третьему заключительному полету — на северо-восток главного острова. Несмотря на наши работы на ледниковом плато Ломоносова (экспедиция с 1965 года трудилась там трижды), этот район остается наименее исследованным и наиболее сложным для работы и для полетов — метеостанций поблизости нет, в лучшем случае о погоде сообщат геологи. Время вылета, как обычно, до последнего момента неизвестно, но готовность не отменяется. Разрабатываю маршрут, наношу его на полетную карту, обсуждаю варианты с пилотами, затем они переносят его на свои карты, все делается для того, чтобы в полете понимать друг друга с полуслова. Карты с результатами камерального дешифрирования накалываются на фанеру одна за другой в строгой последовательности по маршруту так, чтобы отработанный лист можно было перевернуть словно страницу книги, причем на картах особо отмечены участки, требующие более детального осмотра с воздуха.
В полете резинка и карандаш висят у меня на шнурке на шее. Дополняется полетное снаряжение сумкой с двумя фотоаппаратами и запасом пленки. В комнате, где я живу, все это держится наготове, чтобы при необходимости можно было быстро собраться.
Готовясь к этому полету, мы решили его усложнить: пусть меня со студентом, моим помощником, на обратном пути высадят на водораздельном озере севернее бухты Агард для обследования этого озера, подпруженного пульсирующими ледниками.
В «несчастливое» 13-е число вылетаем в последний большой воздушный маршрут и начинаем работать с Темпль-фьорда, откуда по каменному коридору долины ледника Тьюн выходим на окраину ледникового плато Ломоносова. Как и прежде, никаких отчетливых признаков возможной подвижки ледника не видно. Летим на север, оставляя слева грандиозные нунатаки Терьер и Ферьер, пронзившие ледник Норденшельда. Узнаю места, памятные мне по той — первой — экспедиции 1965 года. Даже коса — снежный надув, по которой мы спускались с ледникового плато на ледник Норденшельда у скал Эккокнаусан,— все там же, ничего ей не сделалось за прошедшие годы.
Выходим на ледник Миттаг-Лефлер с его странной асимметрией и срединными моренами, от напряжения сжавшимися в гармошку. Удачно отработали западную кромку полуострова Ню-Фрисланн, где границы теперь оказались существенно ниже, чем по нашим же наблюдениям 1966 года. Снег порой со следами таяния лежал практически до самого фронта ледника Валгалл, обрывавшегося в воды пролива Хинлопен. Практически он остается неизменным с тех пор, как шведы положили его на карту во время экспедиции по измерению дуги меридиана в 1899—1902 годах.
Кстати, наши визуальные наблюдения полностью совпали с теми, что зафиксировали съемки из космоса.
По-иному обстояло дело с небольшими выводными ледниками в западной части ледникового плато Асгор. Граница питания здесь, как и по всему маршруту полета, располагалась значительно ниже.
Впереди в дымке можно различить плоские очертания Северо-Восточной Земли рыжеватых тонов по цвету слагающих пород, пятнистые от снежников-перелетков. Опознаю район Мурчисон-фьорда с его многочисленными островами. Постепенно раскрывается Лом-фьорд с огромным долинным ледником Ветеранен. По его верховьям мы намерены выйти в наиболее возвышенную часть Шпицбергена. Срединная морена и на этом леднике напоминает гармошку (недавняя подвижка?). Видим нечто похожее на подвижку у ледника Глинт (повод еще раз обратиться к космоснимкам), отмечаем повышение границ питания у притоков в верховьях Ветеранена.
Работать здесь трудно — солнце за облаками, тени пропали, тона снежно-ледниковой поверхности различаются плохо.
Наконец в хаосе каменно-ледяного рельефа обозначается понижение, по которому с поворотом у горы Ньютон (неправильная каменная пирамида с юга до самой вершины, прикрытая нашлепкой из снега и льда) выходим на ледник Квит, долина которого уверенно направляет нас снова к морю.
Редко человеку доводится видеть такие пейзажи, какие мы увидели здесь. Дальний обзор, масштабность окружающего — горы так горы, ледники так ледники, под стать небу от горизонта до горизонта, и где-то впереди немножечко моря. Сдержанная цветовая гамма лишь подчеркивает суровость и строгость окружающего ландшафта.
У вершин Систертоппане (Сестрички) появились первые признаки таяния, подчеркнувшие особый рельеф ледниковой поверхности с характерной системой ложбин и повышений, ранее наблюдавшейся у ледников, которые сравнительно недавно подверглись крупным подвижкам. Ничего удивительного, ведь мы уже вышли на верховья ледника Хинлопен, фронт которого, если судить по космоснимку, уже начал отступать. Подвижка здесь явно шла на убыль, но поверхность ледника резко отличалась от соседних, где подвижек не отмечалось. Замечу попутно, что в Арктике довольно легко пропустить и не заметить подвижки у отдаленных, редко посещаемых ледников (эту задачу под силу решить только при регулярной съемке со спутников).
