Как я уже говорил, некоторые трюки подсказывают мне сами звери. Например, авторство «бега на задних лапах» несомненно принадлежит Акбару. На одной из репетиций в 1954 году в Ленинградском цирке тигр не хотел становиться в стойку в групповом трюке на «оф». Пришлось его тушировать, отчего он встал на дыбы и подался назад, переступив несколько раз. Это меня удивило. Никто их моих зверей не «возражал» подобным образом. Однако это еще не трюк, а только непроизвольное движение. Но отчего не попробовать превратить его в «искусство»! Повторили. Вышло. Но двух-трех неуверенных шагов мало. Акбар должен пробежать так через весь манеж. Наконец получилось и это. И все-таки трюку не хватало законченности. Как театрализовать его, чтобы он заиграл?

И придумал вот что. После «ковра» все тигры уходят, а Акбар «не хочет». Под моим нажимом он направляется к выходу, но вдруг поворачивается и наступает на меня, прижимая к клетке. На секунду я «теряюсь», но, как бы опомнившись, поднимаю руки и, словно гипнотизируя зверя, заставляю его отступать. Акбар доходит до дверки, но снова идет в наступление на человека. У самой клетки я взмахом руки поднимаю Акбара на задние лапы и в такой необычной вытянутой позе заставляю его бежать задом через весь манеж. Для вящей убедительности своего торжества над зверем повторяю этот маневр дважды. Прижатый к дверке, Акбар злится, пытается сопротивляться, но я, видя, что зверь покорен «гипнозом», бросаю ему под ноги бич, как предмет совершенно уже не нужный, и Акбар убегает «посрамленный».

На эту же сценку пробовался Бемби — вышла просто пародия. Ему не хватало присущего Акбару драматизма.

Акбар вообще умеет хорошо подыгрывать мне. Он как бы чувствует партнера и умеет подать нужную интонацию. Вот одна из наших сценок, та, о которой я обещал рассказать.

— Акбар, — обращаюсь я к нему после трудного трюка, — за хорошую работу получи кycoчeк мяса.

Тигр осторожно снимает с вилки мясо и с удовольствием проглатывает. Теперь к его морде подношу пустую вилку:

— Акбар! Вот ещё кусочек!

Зверь, видя, что на вилке ничего нет, со злостью ударяет по ней и возмущенно рычит, негодуя на обман. Тогда я снова даю ему мясо.

— Акбар, а этот кусочек возьмешь?

Зверь великодушно и успокоено принимает угощение.

— А этот?

Опять перед его мордой пустая вилка, и он с ещё большим остервенением отбивает ее. Я опять даю мясо.

— Ну, вот, Акбар, последний кусочек.

— Он мгновенно проглатывает его и пристально смотрит на меня. Я развожу руками:

— Акбар! У меня мяса больше нет.

Он издает отрывистый рык, не то благодарит, не то возмущается малой порцией и равнодушно отворачивается. Дескать, раз нет, то и разговаривать с тобой не о чем.

Я люблю эту сцену. Мы с Акбаром исполняем её давно и хорошо «сыгрались». Он всегда рычит в правильной тональности с одним и тем же выражением глаз и морды. И, смотря на его «игру», мне трудно отделаться от мысли, что он действует сознательно.

Интересно, что и этот трюк «подсказан» Акбаром. Однажды кусочек мяса соскочил и пустая вилка очутилась около его пасти, которую он уже с готовностью раскрыл.

Возможно для самозащиты он оттолкнул вилку лапой. Я ухватился за этот «жест» и закрепил его дрессировкой.

Во время дрессировки на манеже звери приучаются к публике. Ни многочисленность людей, ни шум, ни музыка, ни аплодисменты не должны их отвлекать. Для этого на репетициях специально собирают народ, просят шуметь, свистеть, аплодировать. Баянист играет на баяне. Звери должны научиться отгораживаться от всего этого своим вниманием и сосредоточенностью. Сначала они теряются, раздражаются, отвлекаются, у них даже портится настроение но потом привыкают и ни на что не реагируют. Но они не игнорируют внешнюю обстановку, наоборот, многое подмечают. Я уже рассказывал о даме в леопардовом манто. К аплодисментам они тоже относятся очень ревниво. Если хлопки редкие и жидкие, звери работают вяло, неохотно и лениво. Больше того, когда недисциплинированные зрители срываются с места раньше времени за галошами, они начинают с удивлением и раздражением следить за бегущими, словно недоумевая, — ведь они еще не все показали, что умеют.

Было у меня несколько зверей, которые очень гордились своими успехами. Про Уголька я уже рассказывал. Леопарды Уля и Роза тоже реагировали на одобрение. При шумных аплодисментах звери показывали свое искусство с большим старанием и тщательностью. Конечно, они не понимают смысла аплодисментов, но, видимо, эмоциональную их сторону оценивают верно. Аплодисменты, может быть, воспринимаются ими как сигнал оценки, подтверждение, что они поступают правильно.

Не все звери учатся охотно и с легкостью. Часто попадаются такие тупые существа, что после нескольких занятий на них приходится махнуть рукой и отослать на скучную и спокойную жизнь в зверинец. Бывают со средними способностями — такие, как Карат и Тарзан. С ними приходится возиться и возиться. Выученное сегодня назавтра почти забыто. И надо все начинать сначала. Да и выступления их — всего лишь бледная копия того, что с легкостью и виртуозно исполняет Акбар. Хорошо еще, что среди зверей нет профессиопальной актерской зависти. Ч то бы я тогда вообще делал?

А то попадаются вовсе тупицы. В 1963 году прибыли ко мне из Московского зоопарка три тигренка одного помета, трех месяцев от роду. Результаты четырехмесячной дрессировки были так ничтожны, что двух малышей пришлось отдать в зооцентр. Себе я оставил одного самца по кличке Рыжик.

Иногда мне казалось, что он не совсем безнадежен. Провозился с ним год. По зубам ему оказалось только участие в одной пирамиде. Ни на какие сольные трюки он оказался неспособным. Все время сидит на тумбе, терпеливо ожидая конца работы номера; сидит, опустив голову, словно дремлет, а сам не спускает с меня глаз.

Первое выступление Рыжика в этой заурядной роли состоялся на открытии сезона в Ярославском цирке 16 октября 1964 года. И в этот вечер он набросился на меня. Вот уж не подозревал, что такой трус может приковать меня к больничной койке. Поди ж ты! Трюки ему не по зубам я ему по зубам!

Впрочем, и в этом нападении сказались его трусливый характер и неталантливость. Когда я повернулся к нему спиной, он подскочил ко мне, вонзил клыки в ногу раз, потом еще раз и сел с чувством исполненного долга на свою тумбу. Дескать, сделал что мог, большего не просите. Разве настоящие, смелые тигры так нападают?

Сейчас Рыжик злится из боязливости. Это нервное со стояние зверя очень опасно. В нем никогда нельзя быть уверенным. Но приходится терпеть за неимением лучшего. Я заменю его при первой же возможности. Пока же одно утешение, что он очень внушителен с виду: по-настоящему красивый тигр с крупной головой и длинным туловищем на высоких ногах. Его рычание потрясает стены цирка; тоже своеобразный эффект, не даром, значит, ест он хлеб, то бишь мясо. А на конюшне он — ласковый зверь, любит, чтобы его приласкали и покормили.

Но бывают чудо-ученики. Мне с такими повезло дважды: из пантер — Уголек, а из тигров — Акбар. Любой трюк они разучивают в два-три дня. С такими работать — наслаждение. По-видимому, и сами они испытывают удовольствие от своей ловкости. Второго трюка «гипноз» нет пока еще среди всех мировых номеров дрессуры. Даже из моих тигров повторить его не может никто. Про Акбара можно сказать словами Чехова: «Талант! Талант!»

Конечно, если бы мне была предоставлена возможность выбирать зверей, я составил бы группу из одних талантов, из одних виртуозов. Но приходится работать с теми кого дадут.  А ведь не каждый зверь годится в «артисты».

К. Гагенбек, например, составлял свои группы очень тщательно. Группу тигров в восемнадцать голов он отбирал из шестидесяти. А посмотрев двадцать одного льва, оставил себе только четырех. Сейчас тигров в мире стало меньше и так шиковать нет возможности.

Видя привязанность тигров за кулисами и агрессивность во время работы, я не раз задумывался, а как бы они повели себя со мной, если бы мы оказались на природе. По тому я охотно принял предложение Ереванской киностудии участвовать в съемках фильма «Золотой бычок».