Литмир - Электронная Библиотека

Впоследствии в разное время эту сценку разыгрывали со мной другие клоуны. С удовольствием назову здесь этих смельчаков: Николай Лавров, Эдуард Середа, Георгии Карантонис, Евгений Бирюков, Алексей Назаченко, Георгий Андреев и другие.

Особенно мне нравилось работать с Николаем Лавровым. Меня поражали его профессиональное самообладание и сила воли.

— Знаете, Александр Николаевич, — признался он мне однажды, — я очень волнуюсь, когда вы впускаете в клетку Уголька, я в испарине, пот прошибает даже парик.

Я удивился: никаких накладок у нас с ним ни разу не случалось. Он даже импровизировал в клетке.

Надо сказать, что войти так сразу в клетку к леопардам, и даже вместе с дрессировщиком, не всякий решится. На одном из моих творческих вечеров в клетку должен был войти клоун Левкопуло. В афише значилось: «Комик Левкопуло впервые в жизни в гостях у леопардов».

Как только в цирке узнали об этом, многие артисты начали над ним подшучивать, пугая его и постоянно рассказывая, какие это кровожадные звери. Постепенно розыгрыш принимал все более злой и жестокий характер, но «шутники», видимо, уже не могли остановиться. Левкопуло почему-то все принимал за чистую монету. Тем более что артисты не поленились раздобыть где-то Брема и постоянно зачитывали ему самые страшные сцены. Не оставляли в покое даже его жену. Левкопуло ходил сам не свой. Он уже начал всерьез опасаться за свою жизнь. Но в цирке существует неписаный закон: сказал — сделай, иначе прослывешь трусом.

Наконец наступил «роковой» день. Артисты и сотрудники цирка столпились в проходах партера. Вот из главного выхода появляется Левкопуло. Вид у него — словно он идет на казнь египетскую: голова понурая, в глазах страх, движения неуверенные, лицо так бледно, что этого не скрывает даже клоунский грим.

Как бы из последних сил поднимается он на барьер манежа и… молчит. Я жду его первой реплики: «Здравствуйте, Александр Николаевич! Ваши леопарды пригласили меня на чашку чаю».

Молчит. Думаю, может, с испугу забыл свой текст.

Подхожу к самой клетке, подсказываю. Молчит. В зрительном зале тишина. Я повторяю ему реплику уже погромче, так, что ее и зрители слышат. Левкопуло опять продолжает молчать.

В публике послышались смешки, разговоры, движение. Артисты, стоявшие в проходах, уже не сдерживаясь, хохотали.

Им-то хорошо веселиться, а мне надо вести сцену. Я подсказываю все громче. А Левкопуло по-прежнему смотрит в пространство и молчит.

Начинают хохотать и зрители. Они думают, что все это клоунская шутка, что все так нарочно сделано.

Е. Ф. Плахотников поспешил на выручку. Взял Левкопуло за руку и ввел ко мне в клетку. Ну, думаю, здесь немой заговорит! Напрасные надежды! Какие бы реплики я ему ни подавал, уже приноравливая их к его состоянию, ни одна не вернула ему дара речи.

Даю команду впустить леопарда. Может быть, он настоящего испуга он скажет хоть словечко, а потом, постепенно, перейдем и к клоунаде.

Леопард впущен. Левкопуло молчит.

И тут, когда зрители увидели искаженное ужасом лицо клоуна, они поняли, что это не шутка и не буффонада. Смех моментально стих.

Продолжать испытывать Левкопуло было бы бесчеловечно. Я отпустил леопарда, потом клоуна. И, чтобы закончить эту жуткую сцену, сказал, обратившись к зрителям, как бы извиняясь за неудавшееся антре:

— Сегодня вы видели человека, действительно впервые в жизни вошедшего в клетку к хищникам. Как видите, от этого иногда теряют дар речи.

На следующий день Левкопуло опомнился. Он взял себя в руки, и мы исполнили наше антре вполне благополучно. Какую великую победу над собой одержал этот человек!

Страх охватывал не только Левкопуло. В Ростове-на-Дону один артист оперетты согласился было спеть в клетке с леопардами свою любимую арию. Была проведена только одна репетиция, которой было вполне достаточно, — от выступления он решительно отказался.

Итак, заработав в Свердловске денег, мы двинулись в Уфу. Здесь нас ждал новый сюрприз. Цирк, оказывается, погорел, и для отправки артистов продают все, что можно: униформу, электропроводку, ковры, дорожки и т. п.

Зато дирекция зверинца приняла меня с распростертыми объятиями. Еще бы! Пополнить спою экспозицию хищниками, да еще такими образованными!

Хотя зверинец стоял на базарной площади, он плохо посещался. А нет зрителей — нет денег, нет денег — нет кормов. И стали гибнуть ценнейшие экземпляры животного мира. Тут еще мороз да снег густой, а вся экзотика под открытым небом: обезьяны, удавы, слон, попугаи и мои леопарды. Снег заметает клетки, мы с Елизаветой Павлов ной не успеваем расчищать. Кое-как загораживаем всем, чем можно. И перспектив на улучшение никаких.

Мои леопардики лежат по углам клеток жалкие, свернувшись калачиком, отогреваются собственным дыханием. Те, что живут парами, попеременно меняются местами и согревают друг друга. Холостяку Ранжо хуже всех. Вскоре у них, отощавших, появились пролежни на боках и бедрах, кровоточившие и гноившиеся.

Лихорадочно перебирал я все способы, какими можно было бы поправить дело. Приходили на память даже литературные аналогии.

Вспомнилось, как в Англии у директора зверинца Вумвеля пал от болезни слон. Конкурент Вумвеля Аткинс, воспользовавшись несчастьем соперника, вывесил огромный плакат: «Только здесь демонстрируется живой слон единственный в Англии!» Вумвель в отчаянии. Погибший слон был основой всего дела. Но вдруг он велит изготовить и вывесить объявление: «Только здесь можно увидеть единственного в Англии мертвого слона». Аткинс был побежден.

Нам, как и Вумвелю, надо было найти какой-то не обыкновенный выход. Но наше положение было, пожалуй, более отчаянным. Животные в зверинце мёрли один за другим. Зрителям же в это трудное время было совсем не до забав, а их надо было привлечь во что бы то ни стало, чтобы заработать денег на корма для всего зверинца и для переезда моих леопардов, которые пока еще все живы, в теплую Среднюю Азию.

Решили и мы прибегнуть к рекламе совершенно ярмарочного стиля: «Спешите видеть! Только 15 дней выступления укротителя А. Н. Александрова с группой африканских леопардов. Впервые Африка на уфимском снегу».

И что вы думаете?! Пошел народ.

Быстро установил клетку и с огромным трудом выгнал зверей на снег. Они обнюхали его с недоумением, ведь по такому «манежу» они ступали впервые. Пробежав к тумбам, они красиво наследили на свежем снегу подушечками своих лап. Но заставить их снова сойти на обжигающую холодом белизну стоило мне чрезвычайных усилий. Отощавшие, обозленные холодом, ослабевшие звери работали неохотно, через силу. Мне было жаль их до слез. Но что оставалось делать? В их усилиях было наше спасение. Если бы я мог им это растолковать!

Сам-то я все-таки житель севера и одет был тепло, хоть и забавно: парадная гусарка, обшитая аксельбантами на лакированных ботфортах тускло поблескивали галоши; все это увенчивала меховая ушанка. Вероятно, мой вид производил впечатление своеобразное. Но кто тогда думал о внешнем виде? Я и сам-то его осознал только много лет спустя, рассматривая старые фотографии.

Первое представление дало изумительно большой сбор.

Еще бы — Африка на снегу да на базарной площади! Самое приятное было то, что число желающих посмотреть наше представление все росло, и в первый день мне пришлось дать пять «сеансов». Последующие дни тоже собрали людей и денег не меньше. Теперь мы могли уже вы ехать в Ташкент.

Мы до сих пор благодарны уфимским зрителям, которые помогли нам сохранить основной костяк зверинца и дрессированную группу леопардов.

В Ташкенте цирк действовал нормально и условия жизни для зверей стали вполне сносными. Поправившись от пролежней, мои леопарды приступили к работе.

В течение долгого времени мы ездили по городам Средней Азии. Я радовался тому, что звери не мерзнут и у них не появляются эти ужасные раны. Правда, с кормами было по-прежнему туго, но мне все же удавалось выкрутиться каждый раз самым неожиданным способом. Однажды случайно током убило лошадь с пивоваренного завода, превосходную по упитанности. Цирк сейчас же купил ее для моих леопардов. А то, вспомнив свои успехи в снайперском деле, я отправлялся стрелять ворон и набивал их не один десяток. Бывало, что всем цирком мы начинали ловить бродячих собак. И был самый тяжелый момент в моей жизни, когда, сняв с себя пальто, я пошел продавать его на толкучке, чтобы купить мяса леопардам.

31
{"b":"170085","o":1}