— Не тяни, браток, жилы! Убежал Кривонос или нет? — торопил Юрко Лысенко, особенно интересовавшийся Кривоносом.
— Пошел Кривонос в наемные войска французов, поддавшись на уговоры… папского нунция Мазарини, любимца папы Урбана. Уж очень этот нунций любит Францию… А ваш Кривонос будто бы его старый… приятель! — улыбнулся Парчевич, вспомнив, что еще не рассказал самого интересного о «дружбе» партизана Кривоноса с сицилийским дворянином Мазарини.
— Ежели Мазарини любимец папы, так какой же он, черт возьми, друг Кривоноса? — допытывался Богун.
— Что же, бывают чудеса! Ведь папа Урбан уважал и Кампанеллу, считал себя другом Галилея!..
— А кто такой Галилей? Наверно, такой же папа? — не утерпел Вовгур.
Болгары переглянулись.
— Галилей самый крупный ученый на земле. Но бог с ним с Галилеем, братья! Кривонос пошел за Кампанеллой во Францию. Воины и там нужны… А мы завернули сюда, чтоб предупредить вас, братья. Беглер-бек Аббас-паша помирился с поляками и ведет свою грозную армию с Днестра на Дунай. Он грозится уничтожить весь ваш отряд!
— Так, может, и нам повернуть следом за Кривоносом! Смогли бы вы показать нам дорогу к нему? Ведь говорите, что двое из вас хотят направиться туда? — вмешался Юрко Вовгур.
— Да, двое наших собираются разыскать Кривоноса.
— И я с вами, братцы! — воскликнул Юрко Вовгур.
12
Теперь выбирай, атаман, какие пути безопаснее: на чайки и в море или немедленно отправляться за Дунай, к австрийскому цесарю? Болгарские друзья сообщили Сулиме о поражении войск паши на Днестре. Молодой турецкий султан в гневе повелел повернуть войска и истребить до единого казаков, прорвавшихся во владения правоверного султана.
— Аллах повелевает устами падишаха, — сообщали гонцы, — немедленно очистить придунайские земли от неверных гяуров этого злейшего шайтана-запорожца, богопротивного Сулимана!
Атаман засмеялся, услышав, как исказили мусульмане его имя. Но им овладела и тревога: ведь он привел сюда не подвижной, небольшой отряд, а более тысячи казаков!
После встречи с болгарскими патриотами Сулима сразу же повернул свои войска к болгарскому побережью Черного моря.
— Два года побродили по свету, хватит! Пора и домой возвращаться.
— Так Аббас, сказывают, уже и Дунай перешел возле Килии! Хватит ли у нас сил отбиться в случае столкновения с его ордой? — тревожились ближайшие друзья Сулимы.
— Не на суда же посадит Аббас тридцатитысячную орду! Этот пес обязательно пройдет со своей оравой по равнине между морем и Дунаем. Для этого чайки ему не нужны, да и безопаснее, чем на море!.. А нас горсть в сравнении с его ордой. Да и чайка для казака — словно колыбель матери.
— Намытарились, что и говорить! Хотим на море, батько Иван, — поддерживали Сулиму и молодые казаки. — Давай наказ!
— Наказ, друзья мои, будет один: не щадя коней, скакать как можно быстрее к морю! Захватите все суда на берегу.
— А как же кони? Кони для казака — его жизнь! — зашумели казаки.
— Да черт с ними, с конями! Оставим болгарам, ежели уцелеют после такой бешеной скачки. Все, что окажется лишним, придется сжечь. Сами видите, что армада озверелых турок уже спешит сюда. Успеть бы и нам!..
До ближайшего болгарского берега казаки Сулимы добрались только спустя две недели. Временами им приходилось вступать в бои с турками, снова возвращаться к Дунаю.
Казаки с радостью встретили море, потому что в него впадали и воды Славутича-Днепра. Но бурлящее море было безграничным и бездонным. Его не перепрыгнешь, как ручеек. Казак без чайки на море, как и без коня в походе, если не воронью в степи, то хищным рыбам на съедение достанется…
— Лето, братцы мои, вода как парное молоко! — восхищенно воскликнул Карпо, первым добравшись с разведкой к морю.
— Айда искать челны, панове казаки! — приказывал Сулима, хотя хорошо понимал, как трудно раздобыть их в чужом, опустошенном турками краю. Это не Запорожье с его столетними вербами, где каждая из них, можно сказать, челн.
— Позволь мне, атаман, вместе с другими желающими пробиться за Дунай, к лисовчикам Стройновского! Ведь на всех челнов все равно не хватит?
Иван Сулима вздрогнул от неожиданного предложения Золотаренко.
— Что это ты вздумал, Иван! Тогда уж всем вместе пробиваться, хотя бы и к лисовчикам.
— Вместе, вместе… Как ты пробьешься с такой саранчой, как у нас?.. Лучше разделиться. Молодежь пошла бы со мной, обманем турок, собьем их с нашего следа…
И увидел, что эта мысль не испугала Сулиму, а понравилась ему. Полковник словно очнулся. Неожиданное, но и спасительное предложение!
А по болгарскому побережью Черного моря все больше и больше разносились слухи не только о поражении Аббаса и его перемирии с поляками, но и о том, что турецкая конница уже находится возле устья Дуная, направляясь в погоню за казаками.
Услышали об этом и казаки Сулимы.
— Будем же молить бога, панове товарищество, чтобы нам благополучно окунуться в эту казацкую купель, — говорили пожилые казаки, собираясь отправиться вместе с Сулимой в морской поход.
— Разве вам впервые! — подбадривал их Карпо. Он первым поддержал и Золотаренко.
Следом за Карпом, словно сговорившись, закричала и молодежь: «Согласны!» И снова казаки объединялись в сотни, курени. Сулима предложил уходящим вместе с Золотаренко выбрать самых лучших коней. Казаки делились порохом, уходящим в море отдавали лучшую одежду. Одного дня хватило, чтобы разбиться на два отряда. Сулима с грустью отметил, что большая часть казаков ушла с Золотаренко.
Вечером того же дня и распрощались. Казаки, решившие пойти с Золотаренко, сердечно провожали казаков, отправившихся с Сулимой. Последним сел в атаманскую чайку Иван Сулима.
«Отчего мне так грустно расставаться с ними?» — спрашивал он себя, вглядываясь в даль. Там, на чужом берегу, оставались его дети!
— Не задерживайтесь и вы, братья. Не забывай, Нечипорович, что тебе надо вернуть на Украину и казаков-лисовчиков, обманутых полковником Стройновским и королевскими наемниками цесаря. Непременно вернуть! Сам знаешь, украинская земля стонет в ярме. Сейчас Украине нужны свои, надежные войска! Понял?.. — уже отплыв от берега, кричал Сулима, все еще не отрывая глаз от оставшихся на берегу.
Но с берега уже доносилась походная казацкая песня. Затянули ее старшины, окружавшие подвижного Карпа Полторалиха, и тут же подхватили молодые казаки. И песня, удаляясь вместе с берегом, казалось, то плыла по спокойному морю, то терялась в густом лесу.
И кто кого провожал в далекий путь на этом болгарском берегу — трудно было определить. Казаки расходились в разные стороны, но дорога у них была одна — к победной славе, если даже придется и умереть за нее!
Гэй, гэй-эй! Була ж слава
И злэтила, як пава…
Козак у Царгороди, браття отаманы,
Сыдыть у нэволи, з горя, з лыха в'янэ…
Гэй, сыдыть козак, зализом кованый,
Турка-янычара молыть-умовляе:
Гэй, пусты, турку, на час, на хвылыну,
Нэ муч из-за мэнэ й молоду дивчыну!
Мав бы за хвылынку жиночкою взяты!
Та й турчынам клятым нэ жыву виддаты!
Гэй-эй, гэй!
Казаки Золотаренко двинулись в путь. Петр Парчевич вместе с друзьями взялся проводить казаков к Дунаю. Они повели их кратчайшей дорогой, подальше от лишних глаз.
13
Стояла горячая для землепашцев пора уборки хлеба. А чигиринцы тревожно убирали усадьбы, подметали дворы, словно готовились к троице. Они вынуждены были оставить на токах необмолоченное зерно, на лугах неубранное сено, прекратить взмет зяби.
Некоторые белили стены своих хат, подмазывали завалинки желтой глиной. На главной улице перед воротами каждой усадьбы хозяева посыпали желтым песком.