— Томмазо?

— Да. Томмазо Аньело! Буду пока что жить здесь, заниматься рыболовством. А потом, может, снова примут на прядильную фабрику… Я участвовал в восстании в Калабрии. Там и женился. Может, снова присоединимся к повстанцам, посмотрим. Буду рассказывать сыну о тяжелой жизни наших людей, учить его бороться, как и наш Томмазо, с испанскими захватчиками и дворянами, которые за бесценок скупают наши кровные земли. Сгоняют людей с насиженных мест, оставляют их без крова…

— Как видно, всюду такие же паны, как у нас, и беднякам приходится бороться с ними.

Такие беседы не только знакомили кривоносовцев с жизнью итальянских тружеников, но и снова зажигали сердца народных борцов, которые начали охладевать после долгих странствий по чужим краям. Товарищи Максима поближе познакомились с рыбаком и сдружились с ним. Жизнь изгнанников с каждым днем становилась все тяжелее. Поредевший отряд Кривоноса долгое время скрывался в лесах Приморья вместе с итальянскими волонтерами. Но и волонтеров с каждым днем становилось все меньше и меньше. Они расходились кто куда.

— Люди уходят в горы, — объяснял казакам рыбак Мазаньело. — И мстят испанским угнетателям за причиненные ими обиды.

— Очевидно, и в горах не сладко живется? — спросил Вовгур, который больше интересовался завтрашним днем, чем горькой сегодняшней действительностью.

— Не сладко, верно говоришь, синьор. Но все-таки там жизнь! Жизнь и неугасимая борьба за нее. Сам вот с грехом пополам перебиваюсь, рыбача, пока испанские кровопийцы не прижмут налогами…

Слушая рыбака Мазаньело, Максим Кривонос думал о том, что ему и его товарищам надо как-то приспосабливаться к жизни в этой чужой им стране. Итальянские волонтеры не могли больше содержать его поредевший отряд. После советов и размышлений волонтеры разбрелись в разные стороны. А казаки, прислушиваясь к их разговорам, свыкались с мыслью, что здесь идет такая же ожесточенная борьба, как и у них. Наиболее нетерпеливые присоединялись к волонтерам, уходили с ними в горы. Пошли с итальянскими волонтерами Вовгур, Ганджа и турок Назрулла.

Пути, по которым шел итальянский народ в борьбе с несправедливостью, были те же, что и у других. Искать их надо в вооруженной борьбе. Об устройстве трехсот казаков сапожниками нечего было и думать. Правда, Максим Кривонос с помощью рыбака Мазаньело устроился сапожником в пригороде Венеции. Но вскоре Кривоносу пришлось спасаться позорным бегством.

Молодой синьор, возможно бакалавр венецианской школы или странствующий послушник какого-то южного, обжитого испанцами монастыря, как-то пришел к нему починить лакированный ботфорт парижской работы. Но ни лака, ни пряжки, взамен утерянной синьором, у Кривоноса не было. Кроме того, из-за плохого знания языка ему трудно было договориться с капризным синьором.

— Я знать ничего не желаю, — заявил молодой холеный синьор. — После обеда я буду возвращаться с прогулки по набережной. Чтобы пряжка была пришита к туфле! Мое имя Джулио Мазарини…

Сел в карету рядом с миловидной девушкой, дернул вожжи, и пара лошадей с подстриженными гривами понеслась к пляжу.

«Джулио Мазарини… Очевидно, какой-то родовитый шляхтич, избалованный сын знатных родителей…» — подумал сапожник с венецианской набережной, Максим Кривонос. И ему пришлось оставить на своем верстаке лакированный ботфорт, а самому — давай бог ноги…

— Невмоготу мне, синьор Мазаньело.

И рассказал ему о приключении с капризным синьором Мазарини.

— Все они одинаковы, мой добрый друг. Не сапожничать тебе надоело. Да вижу, что и друзьям твоим, промышляющим мелким пиратством, долго так не протянуть. Одна дорога вам — в горы, к нашим партизанам. Итальянскому народу нужны вооруженные силы, которыми управлял бы он сам, а не новоизбранный папа Урбан Восьмой да испанский король.

— Верно, брат! Именно народ и создает казацкие полки на Украине… А где же ваши народные войска?

Рыбак долго думал, подбирая слова для ответа. Ведь страну их заполонили тоже войска, руководимые испанцами. Но они не служат народу. Их посылают для расправы с партизанами.

— Пойду и я с вами!.. Дорогу знаю. Вчера был у меня один мой друг из партизанского полка. Им нужны бойцы, которые не боятся угроз даже испанских карабинеров… Пошли вместе!

Олекса Нечай как-то хвалился казакам, как он дважды сватался, но женился один раз, да и то потихоньку, без шумной свадьбы, без рушников и без шаферов.

Когда ему исполнилось двадцать лет, шляхтич-пан забрал его от родителей в Брацлав в дворовую сторожевую сотню. Воинственный шляхтич дал громкое название своей сотне — «Гусары шляхтича Струся»! В действительности только название было громким, ничем другим они не отличались от дворовых «гусар» шляхтичей, хотя и были вооружены, даже имели несколько самопалов. А одежду гусары этой сотни донашивали ту, в которой управляющие увели их из родного дома, и походили они больше на обыкновенных дворовых гайдуков или даже на простых сторожей.

Но привезенный старым шляхтичем откуда-то из Пруссии отставной или изгнанный за распущенность немец суровой муштрой сделал из этих «гусар» настоящих воинов.

Это было очень давно. Гусар Олекса был способен к наукам, особенно к военным. Дослужившись до старшины в дворовой сотне, Олекса иногда в праздничные дни мог пойти домой в село. И вот на троицу он встретил у реки девушку с венком из живых цветов на голове, дочь брацлавского казака — Дарину.

Она впервые в жизни вышла погулять с девушками. Но разве имела она право открыто показывать свою расцветшую девичью красу!.. А когда разбитной гусар после третьего свидания с Дариной посватал ее и пришел с ней к управляющему имением за разрешением жениться, произошло нечто неслыханное. Гусар думал, что решил — и поженились! Не тут-то было. Олексу Нечая на глазах Дарины раздели догола во дворе, издевательски измазали навозом и отстегали плетью. Даже сам управляющий в присутствии всех гусар и наряженной невесты трижды ударил его нагайкой. Но самым страшным для Олексы было другое. То, что его невесту тоже наказали и на ночь увели в покои управляющего.

Утром гусары рассказали Нечаю, лежавшему после порки, словно раздутый мешок, что его невеста, полураздетая, выбросилась в окно. К утру и умерла на руках у родителей.

— Что же нам делать с такими вампирами, люди добрые?! — застонал Олекса, услышав страшную весть.

Друзья гусары только пожимали плечами. Разве впервые паны с жиру бесятся! Все переживешь, парень, и… второй раз женишься на той, на которой пан управляющий или сам шляхтич Струсь разрешит или заставит. Обычно красивых девушек в селе насильно забирали к управляющему или к сыновьям хозяина. А утром горничные выталкивали несчастных из дому. И шли они, не глядя соседям в глаза. Одни детей рожали, притаившись где-нибудь в углу, других пан выдавал замуж за кого-нибудь из крепостных…

Олекса поступил по-своему, потому что очень сильно любил Дарину. Четыре дня он отлеживался, смазанный топленым салом, словно забытый управляющим. А на пятый день управляющий сам вспомнил о гусаре, узнав о том, что родители Дарины устраивали поминки по умершей. Чтобы поиздеваться над больным, еще не окрепшим после побоев гусаром, он приказал. Олексе сесть на неоседланного коня.

Подневольный человек должен садиться на неоседланного коня при полном гусарском снаряжении. И Олекса вскочил на коня. Подговоренный управляющим подхалим неожиданно стеганул коня плетью. Тот встал на дыбы как ужаленный, потешив этим управляющего, который громко захохотал. Он думал, что гусар позорно свалится с неоседланного коня. И тогда у него будет основание еще раз наказать нерасторопного.

Олекса же только покачнулся на коне, немилосердно рванул уздечку, направляя коня на управляющего. В руке Олексы блеснула гусарская сабля и… рассекла пополам развеселившегося распутника. Только мгновение наслаждался Олекса испугом управляющего, когда целился саблей в его переносицу…

— Что ты дела-ешь?! — успел крикнуть управляющий.