А что, если набрать в пробирки самок-бродяжек и преподнести их этому молодому муравейнику? Неужели они и здесь будут растерзаны?

Проходит несколько дней. Из пробирки вытряхиваю самку-бродяжку на холмик гнезда. Молодой муравейник в своем будничном настроении. Несколько мгновений самка сидит растерянная и нерешительная, первый встречный рабочий уже гладит ее усиками и, схватив за ногу, пытается тащить к входу. Нет, такой прием не нравится ей, и она, вырвавшись, стремглав мчится прочь, сбивая с ног встречных муравьев-рабочих.

Подкинем другую вон в ту гущу чем-то занятых муравьев. Что тут происходит! Муравьи обступили пришелицу дружной толпой, и десятки усиков стали наперебой гладить нежданную гостью. Толкая друг друга, раскрывая свои челюсти и отрыгнув капельку еды, они наперебой предлагают подношение самке. Дорога к сердцу идет через желудок! Успокоенную самку вежливо подталкивают к одному из входов и она там исчезает. С нашей помощью она нашла свою обитель и, может быть, десяток лет будет исправно исполнять обязанности родительницы.

Не все, значит, муравейники враждебны к самкам — искательницам пристанища, и если некоторые их жестоко истребляют, то есть и такие, которые принимают со всем возможным гостеприимством.

На вершине пня, основание которого прикрыто муравейником, ползает наездник-рисса и настойчиво постукивает по древесине тонкими вибрирующими усиками с белыми колечками на концах: наверное, там, в глубине пня, тихо грызет дерево толстая белая личинка жука-дровосека. Ее и зачуял наездник-рисса и сейчас точно определяет место, прежде чем сверлить дерево своим длиннющим яйцекладом.

Солнце взошло недавно, высушило в лесу утреннюю росу, пригрело землю. Муравейник у пня, облюбованного риссой, давно проснулся, и жители его занялись будничными делами. На маленькой поверхности пня собралось несколько муравьев. Они чем-то заняты. Интересно бы узнать, в чем там дело?

Придется оставить риссу и поинтересоваться скоплением муравьев. А там, уцепившись ногами за узенькую трещинку в дереве, на боку лежит муравей. Он неподвижен, но его усики вибрируют и движутся во все стороны. Муравей болен и в такой позе неспроста: сбоку брюшка торчит какой-то серый комочек. Его пытаются вытащить челюстями толпящиеся вокруг товарищи. Вот один, крупный, ярко-рыжий, подбежал, ощупал усиками больного и рывком потянул челюстями комочек. Еще раз попробовал — не вышло, и помчался по своим делам дальше. И так второй, третий...

Но несколько муравьев не покидают товарища, и один из них хорошо заметен: с покалеченной, негнущейся лапкой на задней ноге. Он, по-видимому, сочувствует больному больше всех и один из организаторов лечения. Муравьи постоянно отбегают в сторону, и тот, с негнущейся лапкой, приводит все новых и новых. И хотя никто не в силах оказать помощь и не может выдернуть серый комочек, застрявший в покровах брюшка, больного не бросают: кто знает, может быть, в таком большом муравейнике и найдется кто-нибудь умелый и сделает все, как нужно. Неужели среди сотен тысяч жителей не встретится такой?

Попытки лечения муравья бесконечны. Как нужно много терпения предпринимать их с такой настойчивостью! Невольно вспоминается рассказ древнегреческого историка Геродота о том, как в его время лечили больных тяжелым недугом. Их выносили на улицу и ждали, когда среди прохожих найдутся люди, которым когда-либо пришлось перенести внешне похожее заболевание, или быть свидетелем его. Они и делились опытом, говорили, какие средства помогли избавиться от болезни, давали советы.

О том же сообщает французский философ Монтень. Вавилоняне выносили своих больных на площадь, и врачом был весь народ, всякий прохожий, который из сострадания и учтивости осведомлялся о болезни и, смотря по своему опыту, давал тот или иной совет.

Обычай древних греков и вавилонян, оказывается, свойствен и муравьям. Все это крайне удивительно. Муравьи, как общественные животные, намного старше человека, и могли выработать навыки, полезные для общества и сходные с человеческими. Хорошо бы досмотреть до конца всю эту загадочную историю, но нужно спешить по делам... Загляну сюда на обратном пути.

Через два часа я спешу к муравейнику и застаю все ту же картину. Тогда сажаю муравья с серым комочком на брюшке в морилку. На том месте, где он только что находился, в замешательстве мечутся муравьи, разыскивают внезапно исчезнувшего товарища, и среди них муравей с негнущейся лапкой.

«Если к брюшку прилипла смола, — рассуждаю я, идя к биваку, — то она сразу растворится в скипидаре».

Но скипидар не помогает. Тут, оказывается, совсем не смола, а кусочек ткани брюшка, скорее всего жировое тело. Все становится ясным. Муравей был ранен в брюшко. Через ранку вышел кусочек ткани и засох. Несчастный, видимо, долго болел, потом выздоровел, но сухой серый комочек мешал жить и требовал удаления. Вот больному и пытались помочь его товарищи.

Года два назад на склоне горы Змеиной пожар погубил много леса. Погибшие деревья спилили и увезли, а там, где был лес, все поросло густыми травами, рябиной, шиповником, молодыми елочками, и только черные пни да кое-где обгорелые ветви свидетельствовали о постигшем лес несчастье.

На полянках, поросших травами и цветами, гудели мухи, ползали неуклюжие бескрылые кобылки-конофимы, на кустах стрекотали зеленые кузнечики, множество всяких других насекомых копошилось в лучах теплого южного солнца.

На еще не распустившихся головках желтого василька висели капельки сладкой жидкости, сверкая, как росинки, яркими синими, зелеными и красными огоньками. Тут же сновали красноголовые муравьи и жадно пили этот сладкий сок. У василька с муравьями установилась давняя дружба и не случайно это растение выделяет капельки сладкой жидкости. Там, где нет муравьев, васильки сильно объедают жуки-бронзовки. Здесь же они находятся под надежной защитой.

Муравьи, напившись сладких выделений, с раздувшимся брюшком спешат к себе в гнездо. Один большой и, видимо, очень старый муравейник как раз находится под обгорелой елкой с изувеченными пожаром черными ветвями. Интересно, как уцелел этот муравейник от огня, почему целы и другие муравейники на склоне Змеиной горы, как они пережили катастрофу, постигшую лес?

Не умеют ли муравьи защищать свое жилище от огня? В лесах пожары нередки, муравьи же, давние лесные жители, в течение тысячелетий могли выработать что-нибудь действенное против этого бедствия.

Проверить догадку легко. Слегка взъерошив вершину муравейника из сухих еловых хвоинок, я поднес к ней горящую спичку. Огонек захватил одну-другую хвоинки, разгорелся и медленно стал увеличиваться. Струйка едкого дыма поползла по склону муравьиного холмика.

Не прошло и полминуты, как в муравейнике наступило величайшее оживление и весь холмик мгновенно покрылся муравьями. В страшной тревоге они заметались во все стороны и замахали дрожащими усиками. Кажется, все население большого «государства» высыпало наверх по какому-то неуловимому сигналу тревоги, и вот уже толпы муравьев окружили очаг пожара. Один за другим к самому огню подбегают смельчаки, изогнув кпереди брюшко, брызжут на пламя струйки муравьиной кислоты. Пример смельчаков действует на окружающих — струйки летят одна за другой. Наиболее ретивые, подбежав слишком близко к огню и брызнув кислотой, тут же падают, обожженные пламенем. Другие валяются в обмороке, объятые едким дымом. Вскоре вокруг огня вырастают горы трупов, но новые легионы пожарников все подбегают и мечутся около пламени. Постепенно огонь уменьшается, один за другим гаснут его очажки, дымок редеет и исчезает.

Пожар потушен, но возбуждение все еще продолжается. Муравьи сбрасывают вниз обгорелые и пахнущие дымом хвоинки, растаскивают трупы. Многие из пострадавших от дыма постепенно оживают и, качаясь на ослабевших ногах, отползают в сторону.