Природа только пробуждается. Засверкали крапивницы, лимонницы, черный с белыми пятнами жук-скакун (хорошая одежка для прохладного времени года) вяло перелетает над дорогой, еще не разогрелся. Какие-то черные пчелы, громко жужжа, устроили шумную погоню друг за другом. Поет одинокий черный дрозд, на вершине ели зычно каркает ворон. Цветет мать-и-мачеха, показались пахучие листочки богородской травы.

В начале одного из серпантинов горной дороги находится давно знакомый муравейник. Он невредим и ничья злая рука его не потревожила. Я усаживаюсь рядом с ним, собираюсь возле него побыть, отдохнуть, собраться с мыслями. После шумного города на природе светлеют чувства, мысли, и все дела, заботы получают другую оценку.

Муравейник же преподнес мне сюрприз. Возле него необычное скопление улиток. Я обследую муравьиный холмик вокруг, снимая с рук и с лица его воинственных защитников, раздвигаю сухую прошлогоднюю траву, приподнимаю сухую ветку рябины и всюду нахожу улиток с коричневой полоской по краю. Их оказалось более трехсот. Среди взрослых есть малыши. Кое-кто из улиток отогрелся, выглянул из раковины, расставил рожки, но путешествовать не спешит. Судя по всему, улитки забрались сюда еще с осени и тут перезимовали.

Я кладу кучку улиток на верхушку муравейника. Его хозяева возбуждаются, обследуют неожиданное скопление, но быстро успокаиваются. Улитки им хорошо знакомы и нападать на них, здоровых, нет толку: они сразу же прячутся в свой домик, выставив заслон — тягучую слизь. Тихони-улитки не боятся муравьев. Они, оказывается, тоже к ним привыкли.

Для чего же собрались сюда эти самые медлительные жители гор, таскающие на себе свои жилища? Что им понадобилось возле дома рыжего разбойника? Я не могу ответить на этот вопрос, не могу и подыскать каких-либо предположений.

Крутые холмы предгорий Заилийского Алатау выгорели от жаркого солнца и пожелтели. Лишь кое-где в низинах тянутся зеленые полоски растительности, темнеют редкие деревца диких яблонь и урюка. Трудно муравьям. Не стало тлей, нет и никакой другой добычи.

Большой муравейник на склоне холма так оброс травами, что ни за что его не найти, если бы поперек зеленой ложбинки не проходила большая дорога муравьев-добытчиков. Пока я, склонившись над муравейником, разглядываю его жителей, мечу их разноцветными красками, на тропе происходят разные события. Семеня, короткими шажками подбежала желтая трясогузка и стала склевывать бедных тружеников. Муравьиная дорожка ей хорошо известна, в течение часа она уже не раз ее посещает. Птичка клюет не всякого муравья. Сверкая черными бусинками глаз, она быстро выбирает наиболее лакомую добычу. В бинокль удается заметить, как в ее клюве исчезает муравей, волокущий дождевого червяка, другой поплатился жизнью за то, что нес жужелицу. Неплохо придумано: муравей поедается вместе с его добычей. Сколько удачливых охотников пропадает в желудке прожорливой птички!

Муравьи волокут различную добычу. Тут и клопы, и гусеницы бабочек, и различные жуки. Иногда муравей тащит своего полупарализованного товарища, собравшегося проститься с жизнью. Его съедят в муравейнике. Закон строжайшей экономии пищи предписывает использовать и трупы собственного вида, особенно в трудные времена бескормицы.

Пока я разглядываю муравьев, на тропинку садится желтая оса веспа, взлетает вверх и, пикируя, бросается на муравья, волокущего мертвую кобылку. Короткая схватка — и кобылка в челюстях осы, а обескураженный охотник мечется в недоумении, подгибает кпереди брюшко, собираясь отомстить обидчику...

Не ожидал я встретить за этим занятием и осу. Сейчас, в начале осени, полосатых хищниц масса и, видимо, им нелегко искать добычу для многочисленных прожорливых личинок, сидящих в бумажных сотах. Впрочем, возможно, подобным разбоем занимаются только особенные, случайно приспособившиеся к этому ремеслу осы. Интересно, появится ли она снова. Но оса-грабительница больше не прилетала.

Весной, как только солнце сгонит снег с предгорий и на южных склонах подсохнет старая трава, местами появляются зловещие полоски дыма. Они ползут по холмам, оставляя за собой черную обугленную землю. «Палы» пускают беспечные мальчишки во время загородных прогулок.

Рассматривая в бинокль эти весенние пожары, я замечал, как иногда на черной земле, которую только что оставил огонь, кое-где еще долго тонкой струйкой курится дымок. Уж не горят ли это муравейники?

Ну, конечно, это горят они! От огня страдают маленькие труженики. Хорошо, если пожар случился в холодный день, когда все муравьи находятся под землей. Тогда погибнут только те, кто был в самых верхних этажах, да одиночки-сторожа.

Вот на месте когда-то процветающего жилища кратер из красного пепла, окруженный черным залом земли. Пожар прошел давно. Уже зелень закрыла обугленную землю. Муравьи проделали в пепле множество ходов, выбрались наружу, должно быть, долго были в недоумении, не знали, как устроить свою жизнь. Общество распалось. Часть муравьев ушла с пепелища и в пяти метрах от него обосновала новый муравейничек. Другие остались верны старому крову, и на краю кольцевого вала вырос небольшой холмик. В сгоревшем муравейнике жило несколько самок. При одной самке семья не стала бы разделяться. Теперь в обоих муравейниках течет торопливая жизнь.

Какова будет дальнейшая судьба погорельцев, останутся ли они двумя муравейниками или сольются?..

В поисках ответов на загадки жизни муравьев иногда приходится брать лопату и разрушать муравейник. Пришло время раскопать и знакомое гнездо рыжего муравья. Оно находилось возле тропинки, по которой мы ходили от бивака к ручью.

Первый же взмах лопаты вызвал тревогу и ожесточенное сопротивление. Муравьи брызгались кислотой и отчаянно кусались.

Разобрать надземную часть муравейника легко. Но когда очередь дошла до подземных галерей, до почвы, пронизанной густой сетью корней, дела пошли скверно.

В разгар раскопок, отвалив пласт земли, я начал осторожно разбирать его руками. Показался хорошо выглаженный ход, за ним открылось почти круглое помещение величиной с грецкий орех. По всей вероятности, землей завалило в одном месте проход, и круглое помещение оказалось отрезанным от остального муравейника. Иначе как объяснить, что, несмотря на ужасную участь, постигшую муравейник, всеобщую возбужденность и растерянность, здесь, в этой круглой «зале» мирно спали, прижавшись тесно друг к другу, скрючив ноги, два десятка муравьев? Это была настоящая спальня, и только встряска и яркий солнечный свет нарушили покой отдыхавших муравьев. Один за другим они стали просыпаться, включаться в общий переполох. Только двое засонь не желали расставаться со сном и пробудились лишь, когда их потревожили палочкой.

По правде говоря, зрелище спящих муравьев было для меня так неожиданно, что я сразу не понял, с чем имею дело, и решил, что натолкнулся на мертвых муравьев. Но обитатели большой камеры оказались живыми и, находясь в пробирке, не проявляли никаких признаков болезни. Не думал я, что даже сейчас, в полдень, среди муравьев найдутся спящие.

Более всего рыжие муравьи активны днем. К вечеру их деятельность постепенно падает. В сумерках еще много муравьев ползает, занимаясь различными делами. Ночью жители муравейника, утомленные дневными заботами, погружаются в сон. И тогда на муравейнике можно застать несколько вяло ползающих муравьев. Это сторожа. Их назначение — не только охранять входы муравейника от непрошеных посетителей, но и вовремя поднять тревогу в случае опасности. Пробуждение происходит с первыми лучами солнца, оно значительно дружнее, чем отход ко сну.

Вечером, когда поверхность муравейника, обычно усеянная деятельными муравьями, постепенно пустеет, можно увидеть странное зрелище. Из входов появляются носильщики, волокущие своих товарищей. Вытащив их наверх и побродив по жилищу, они выпускают ношу и скрываются обратно. Принесенный муравей некоторое время лежит со скрюченными ногами, потом медленно поднимается на ноги и не спеша принимается за туалет. Прежде всего специальным гребешком, прикрепленным к передним ногам, он тщательно чистит усики, а потом и все тело. После того, как тело очищено от мельчайших соринок, муравей отправляется бродить по крыше своего дома и остается на ночь сторожить его.