— Хорошо, — тусклым голосом произнес Егоров. — Как тебе это удалось?
— Нет, — покачал головой Игорек, обнаруживая первичную проницательность, — ты не представляешь, как мне это удалось. Никто этого не представляет… — вдруг замолчал с открытым ртом, как внезапно отключенный от источника энергии биоробот.
— Минеральная вода, — проследил за его взглядом Егоров, — зеленый чай. Можно таблетку но-шпы. Только не виски.
— Только виски, — угрюмо возразил Игорек.
— Только воля, — возразил Егоров. — Возьми себя в руки. Ты молод, полон сил. У тебя все есть, а будет еще больше. Что случилось?
— Помнишь ту девчонку, которую сбросили со скалы в Греции? Она переохладилась, потеряла память, потом в больнице у нее была клиническая смерть, но она каким-то чудом выжила… Ты тогда консультировал у меня в наркологическом центре. Мать приводила ее к тебе на гипноз.
— Смутно.
Егоров, конечно же, сразу ее вспомнил, гибкую, как будто отлитую из воды, спортсменку. Ожидая приема, она читала философскую поэму Эмпедокла под названием «Очищение». Егоров полистал книгу, пока девушка настраивалась на гипноз. «Так и я теперь изгнан богами и блуждаю, покорный яростной ненависти. Я плакал и рыдал, видя непривычную страну», — жаловался на жизнь древнегреческий мудрец, изгнанный аристократами с любимого маленького острова, где он жил не тужил. Пока не полез в политику. Странное чтение для девушки.
Ее, путано рассказанная матерью, история тоже была странной.
Оставьте ее в покое, посоветовал Егоров. Зачем ей вспоминать то, что заставит ее страдать? Она сама хочет этого? Но мать настаивала.
Егоров в тот год ушел из семьи, жил на съемной квартире. Продав все, что можно было продать, заняв, у кого только можно было занять, он оказался перед мрачным выбором: комната в коммуналке, или «убитая» однокомнатная на первом этаже в хрущобе за окружной.
Поэтому, когда мать оценила каждый сеанс в тысячу долларов, Егоров дрогнул. Предложенный им курс лечения не гарантировал полного восстановления памяти. Она вспомнит свои ощущения, объяснил Егоров матери, может быть, какие-нибудь эпизоды того дня, но вряд ли сможет четко воспроизвести картину происшедшего. Клиническая смерть сильно изменяет человека, продолжил Егоров, он становится другим, не похожим на себя прежнего. Бог вернул ей жизнь. Этого достаточно. Вам лучше ходить в церковь к священнику, а не в клинику к психологу.
Егоров, помнится, испытал немалое облегчение, когда мать предложила прервать курс. Перед последним сеансом она вручила ему перечень имен. Это ребята, с которыми она дружила, ездила на соревнования, может быть, она им что-то рассказывала про поездку? Я была у сестры на Украине, вернулась — записка: «Мама! Я в Греции. Не волнуйся, у меня все есть!» А потом…
Егоров зачитал девушке имена, она их замедленно повторила, но ни одно из них не произвело на нее впечатления. Вы правы, сказала Егорову мать, не будем больше ее мучить.
Егоров согласился.
Тем более что вернувшийся из отпуска Игорек, организовал через своего приятеля в Думе беспроцентный кредит. Однокомнатная за кольцевой превратилась во вполне приличную двухкомнатную на юго-западе.
То, что с ней произошло на острове, объяснил Егоров матери девушки, останется в ее сознании, как пуля в так называемой оболочке, хрящевой капсуле. Человек ее практически не ощущает, но если делать операцию, могут возникнуть осложнения. Да, в ее сознании произошел определенный сдвиг в восприятии воды и всего, что связано с водой. Вода странным образом соединилась с ее личностью, точнее, с той частью ее души, которая ответственна за добродетель. Или — ее личность растворилась в воде. Не знаю. В моей практике таких случаев не было, но в жизни подобное происходит сплошь и рядом. Психически ваша дочь вполне здорова, сказал Егоров, она не помнит, что произошло с ней на острове. И не надо. Всем будет проще. Ну, а что касается воды… Одно я могу вам твердо гарантировать: она никогда не утонет, вода — это именно та среда, где она обретает веру в себя.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — усмехнулся Игорек. — Причем здесь я? Ведь к тебе ее притащила мать. Я не имел к ним никакого отношения. Ты звонил, спрашивал.
— И ты ответил: на твое усмотрение, — продолжил Егоров. — Гони их в шею, если не хочешь ими заниматься, не мешай мне отдыхать, так ты сказал.
— Но ты провел с ней несколько сеансов гипноза, — противным голосом шьющего дело следователя произнес Игорек.
— Впустую, — сказал Егоров. — Она ничего не вспомнила, кроме того, что шел дождь, она стояла в мокром платье на дороге, остановилась машина, она попросила подвезти до города, потом… вода, сплошная вода. Руки воды вынесли меня на песок, так она говорила, душа воды слилась с моей душой. Она не сказала, кто был в машине. И про изнасилование тоже ничего не сказала.
— Я знаю, — кивнул Игорек. — В твоем кабинете установили видеокамеру. Тогда они только появились, миниатюрные, размером с пуговицу.
— Зачем? — удивился Егоров.
— Интересный вопрос, — вздохнул Игорек. — Но я здесь ни при чем. Меня в эти дни не было в Москве. Я был в отпуске.
— В Испании, — вспомнил Егоров. — С этой… Забыл, как ее… Ну, она вела в центре группу лечебной гимнастики.
— Я был в Греции, — сказал Игорек, — на этом самом острове, где ее сбросили со скалы. Кстати, знаешь, как называется место, возле которого ее нашли сумасшедшие туристки? Грот Венеры! Забавно, да? Неудивительно, что она не помнит ни про первое, ни про второе изнасилование.
— Неужели… Тангейзер? — шепотом поинтересовался Егоров. — Сначала парнишка из машины, а вторым номером — Тангейзер!
— Ее не смогли откачать в операционной, — как будто не расслышал ернических его речей Игорек. — Констатировали смерть, накрыли простыней, спустили на грузовом лифте в подвал, в морг. А через какое-то время она поднялась на лифте на этаж. Без памяти, но живая. Дежурный врач провел первичное освидетельствование. Знаешь, что он установил?
Егоров пожал плечами.
— Что несколько минут назад девушка была изнасилована. Сперма во влагалище и все такое. Там сидел охранник, он побежал в морг, но никого не нашел. Кто-то слышал, что вроде бы от больницы отъехала машина. Они не стали обращаться в полицию, потому что девушка все равно не смогла бы дать показаний, а то, что она ожила, греки расценили как чудо. Они же наши братья по вере, православные. Если бы она осталась на острове, они бы почитали ее, как святую.
— Но тебе-то что до этой истории? Хочешь организовать ток-шоу на телевидении: «Мертвая девушка воскресла после изнасилования в морге! Греки уверены, что это сделал ангел!» — Егоров подумал, что, в принципе, виски Игорьку уже не повредит.
Оклемался Игорь Валентинович.
Но налил только в свой стакан.
— И мне плесни, — потребовал начальник.
— Символически, — сказал Егоров.
— Ангел не мог этого сделать, — нахмурился на скупо отмеренную порцию Игорек. — У ангела, видишь ли, отсутствуют половые органы.
— Тогда это точно был не ангел, — вздохнул Егоров. — Кому понадобилось… кино? Зачем камера?
— Грустная история, — вздохнул Игорек. — Как почти все истории в России. Дума работала последний год, мне сказали, что я не попадаю на проходное место в списке. Потом вдруг обыск, выемка документов в наркологическом центре. А что можно обнаружить среди этих документов? Да что угодно! Расписку в получении денег от ЦРУ. Инструкцию по проведению террористической акции. План государственного переворота. Я все понял, хотя и не понял, в чем провинился? Все делал аккуратно, никому дорогу не перебегал. У меня коттедж в Испании, ты знаешь, я решил отвалить на пару лет, отдохнуть, посмотреть, что дальше. Сидел тихо, готовился, завершал дела в Москве. Но телефон слушали, за счетами следили. Меня пригласил на беседу вице-спикер. Он сказал, что я зря паникую, все проблемы можно уладить, но и я, в свою очередь, должен кое-что сделать для безопасности государства. Предложил встретиться с человеком, отвечающим за эту самую безопасность. Тот попросил меня организовать сеансы гипноза для потерявшей память девушки и записать их на видеокамеру. С ее матерью все согласовано, сказал он. И еще попросил съездить на тот остров, так сказать, пройтись по хвостам. Он сказал, что если я соглашусь, это будет мой добровольный выбор. Наша встреча, сказал он, носит неофициальный характер, я обращаюсь к вам, как к патриоту России. За патриотизм, сказал он, денег не платят, по службе не двигают, орденов не вешают. Решайте сами.
