— После такой статейки? — кивнула на газету Аврелия.

— Он не имеет к ней отношения.

— Это ничего не значит.

— Его пребывание в должности — не ваш вопрос.

— Надеюсь, — сухо ответила Аврелия. — Жду пояснения к своему вопросу.

Святослав Игоревич снова открыл планшет, показал Аврелии фотографию молодой женщины в купальнике у бассейна. У женщины была идеальная фигура. Волосы были убраны под купальную шапочку. От уха под шапочку уходил косметический шов. Но женщина была слишком молода для пластических операций. Это был не шов, а шрам. На фотографии он был обведен красным фломастером.

— Его жена, — сказал Святослав Игоревич. — Чемпионка Европы по прыжкам в воду с трамплина. Говорят, она скучает. Мы можем предложить ей заняться хорошим и полезным делом. Допустим, возглавить общественное движение под названием «Водострой». Спортсменка, жена политика, она вполне может выступить с инициативой «Аква-комплекс — каждой российской школе!»

— Тогда муж сразу отпрыгнет в сторону, — заметила Аврелия.

— Ради бога, — сказал Святослав Игоревич. — От него требуется только виза и участие в церемонии открытия. Вы… знакомы с этой женщиной?

Аврелия молчала.

— Знакомы, — повторил он, — и знаете, что делать дальше. Вам, как и мне, не светит реализовать себя в гламуре, то есть сделаться известной и успешной в мире ТВ-баранов. Или, если угодно, Баранов ТВ. Наш мир — БТ, без трения об окружающую мерзость. Наш проект — компенсация, если угодно, пощечина позорному, не имеющему права на существование, но существующему и диктующему нам свои ублюдочные правила миру. Его суть там — в sms-как, бегущих по экрану во время трансляций реалити-шоу. Да вот он, этот мир, — Святослав Игоревич посмотрел на беззвучный 3Д экран на ресторанной стене: — «Люблю Пусю! Где моя маленькая крысочка? Отзовись, Мохнач!» — Пожал плечами. — Не хочешь жить в этом мире — измени его! Вот наш девиз! Жду обнадеживающих известий, — улыбнувшись, протянул руку Аврелии. — Спасибо за угощение. Я словно побывал на замечательном острове в Ионическом море, где…

— Кто сочинил статью? — перебила Святослава Игоревича Аврелия.

— Наверное, тот же, кто сочинил вот этот стишок, — заглянул в планшет Святослав Игоревич:

закрыл планшет.

— Я обязательно отзовусь. Скоро. Маленькой крысочке недолго ждать своего Мохнача, — протянула ему руку Аврелия.

— А как быть с Пусей? — задержал ее руку в своей Святослав Игоревич.

— Передайте Пусе, что я тоже его люблю, — сказала Аврелия. — Хотя, не думаю, что это его волнует.

Вергильев несколько раз брался за мобильник, доходил до последних цифр номера и сбрасывал звонок. Прочитав статью с описанием законов, якобы разработанных шефом, он понял, что надо немедленно с ним встретиться, или хотя бы переговорить по телефону. Вергильев знал, зачем и для чего появляются подобные статьи. Знал и что следует немедленно предпринять, «чтобы потом не было мучительно стыдно за бесцельно потраченное время». Но предпринять что-либо без согласования с шефом, особенно после получения оранжевого в пластике «кирпича» с пятитысячными купюрами в загадочной «водяной конторе» внезапно, как фонтан, распустившей густые финансовые струи над Москвой, он не мог.

Контора расположилась на шестьдесят седьмом этаже одной из башен Московского Сити на берегу Москвы-реки. В кабинете, из окон которого город казался плоской кучей мусора, частично прикрытой дымной полиэтиленовой пленкой, Вергильева принял исполнительный директор фирмы — Святослав Игоревич Мороз, прежде известный Вергильеву, как егерь по имени Слава, специализирующийся по охоте на белых медведей в канадской провинции Нуна далеко за Полярным кругом.

Дымная пленка над городом-мусором удерживалась несимметричными золотыми кнопками куполов церквей и храмов. Иногда ветер отрывал пленку от какой-нибудь кнопки, и тогда внизу можно было разглядеть ступенчатые крыши, ломаные линии переулков, как новогодние чулки подарками, забитые разноцветными машинами, разрезающее город на куски тусклое извилистое лезвие Москвы-реки.

«Слава, — спросил Вергильев, — почему ты не поменял фамилию? Мороз — это для Канады, где лед и белые медведи. В Москве тебе бы подошла фамилия Вода. Святослав Игоревич Вода. Разве плохо?»

«Чтобы все бы говорили — без Воды ни туды и ни сюды, — легко поднялся из-за овального, какого-то зеркального новомодного стола Слава. — А еще лучше двойная фамилия — Мороз-воеВода».

«Концептуально, — согласился Вергильев, — и с намеком на некие военные действия…»

«Которые мы должны победоносно завершить к началу сентября», — Слава в заоблачном кабинете в дорогом костюме при длинноногой (чай, кофе) секретарше и строгой в очках помощнице за компьютером в приемной смотрелся не как промышляющий белыми медведями егерь, а как тот, кто нанимает егеря, оплачивает охотничью экспедицию.

Вергильеву довольно часто доводилось встречаться с возвысившимися (разбогатевшими, получившими важный пост, выгодный подряд и так далее) людьми, которых он знал в их прежней жизни. За редким исключением они подтверждали мысль, что для человека предметом неустанного восхищения и комплиментарного изучения является… он сам, наблюдаемый собой же со стороны. Если же житейских успехов, мистически улучшающих физический образ человека, не наблюдалось, их компенсировали разные бытовые мелочи. Так молоденькая девушка-секретарша, вставив в губу или ноздрю железный шарик, или (если девушка с фантазией) сделав татуировку на интимном месте, без конца бегала в туалет, чтобы смотреть и смотреть на себя (и татуировку) в зеркало. Если, конечно, в офисе имелись подобающие (одиночные, запирающиеся и с зеркалами) туалеты.

Слава, однако, держался просто и естественно, как опытный артист в новой роли.

Вергильев подумал, что и ему отведена какая-то роль в пьесе, которую он не читал, режиссером, которого он не знает. Интересно, допустят ли его до «читки» пьесы, или его роль настолько несущественна и технична, что он будет играть «втемную»? Вергильеву уже и не верилось, что он вместе с (определенно получившим куда более серьезную роль) Славой когда-то тянул на лыжах повозку с охотничьим реквизитом по ослепительному полярному снегу.

И еще почему-то ему вспомнился отвратительный пластиковый мешок с отрезанными мишкиными гениталиями. Шеф и Слава долго рассматривали сквозь пластик кровавое содержимое, пытались что-то измерить рулеткой, взвешивали мешок на руках. Вергильева, помнится, едва не стошнило.

Новый (артистический) образ Славы органично сложился из двух противоречивых составных частей: искрящегося под ледяным солнцем снега и — кровавых в пластике причиндалов медведя.

Потом — в несущемся над тундрой вертолете — Вергильева посетила мысль, что не мифические зоологи, якобы определяющие по причиндалам возраст и размер медведя, адресаты пластикового конверта, а какие-нибудь китайские фармацевты, изготовляющие из несчастных животных дикие снадобья.

Один информированный господин в Москве рассказывал Вергильеву, что с древних времен известна некая медицинская технология, способная за один курс омолодить пациента на двадцать-тридцать лет. Если верить этому господину, миллиардеры и правители государств выстроились в многолетнюю очередь на эту тайную процедуру. Цену ее информированный господин определял в двадцать шесть-двадцать восемь миллионов евро. Что же мешает поставить дело на поток, поинтересовался Вергильев, откуда очередь? В год, объяснил господин, можно проводить только один-единственный курс, это связано то ли с сезонным созреванием каких-то плодов, то ли с соответствующим качеством вытяжек из желез животных. Очередь расписана на десятилетия вперед. Лезть «поперед батьки» в пекло не рекомендуется. Садам Хусейн с Каддафи полезли, и были наказаны. А еще господин поведал, что последним (очередным, то есть легитимным) счастливцем был премьер-министр Италии, а следующим должен стать президент России. Потому-то он и не отдает власть, пояснил составляющий для президента «аналитические гороскопы» господин, хочет успеть сделать страну счастливой еще на протяжении своей жизни. И сколько он себе намерил, помнится, поинтересовался Вергильев. Да уж лет пятьдесят, не меньше, ответил господин.