Спустя много лет некоторые чиновники Сюртэ испытывали неловкость, когда речь заходила о Видоке и о возникновении криминальной полиции Франции. Это было связано с тем, что жизнь Видока до тысяча восемьсот десятого года противоречила всем представлениям об образе жизни полицейского служащего, не говоря уже о шефе криминальной полиции. Все забыли, в каком тяжелом положении были шеф Первого отделения парижской полицейской префектуры Генри и префект парижской полиции барон Паскье, когда они приняли необычное решение, поручив Видоку борьбу с преступностью в столице – сами они с этим справиться, увы, не могли. В целях конспирации Видок был арестован, а последующее освобождение прошло под видом нового успешного побега. И началось. Свою резиденцию Видок расположил вблизи полицейской префектуры, в мрачном здании на улице Святой Анны. Сотрудники подбирались им по принципу: «Только преступник сможет побороть преступление», – можете себе представить, что за личности состояли у него на службе. Сначала на Видока работали всего четверо, затем дюжина, а позднее двадцать бывших арестантов, которым он платил из особого тайного фонда. Все сотрудники прошли железную выучку. За год Видок с помощниками арестовал – подумайте только! – восемьсот двенадцать убийц, воров, взломщиков, грабителей и мошенников, ликвидировал притоны, в которые до него не рискнул сунуться ни один мировой судья, ни один инспектор.

Вскоре организация Видока получила название «Сюртэ», что значит «безопасность». Именно она и заложила основы французской криминальной полиции. Тысячи мистификаций, тайное проникновение в районы, где проживают преступники, мнимые аресты, водворение сотрудников Сюртэ под видом заключенных в тюрьмы, инсценировки побегов или даже смерти, после того как агент выполнил свое задание, – все это обеспечивало Видоку огромный поток информации, которой он жонглировал, словно заправский фигляр. Да так его, бывало, называли за глаза, однако немногие осмеливались открыто бросить шефу «Сюртэ» вызов, ибо человеком он являлся вспыльчивым и скорым на расправу.

Близкое знакомство с преступным миром, привычками и методами «работы» преступников, терпение, интуиция, умение вживаться в образ, редкая зрительная память и архив, в котором хранились сведения обо всех знакомых Видоку злоумышленниках, обеспечивали успех его работы. Когда уже нельзя было скрывать свою деятельность, Видок стал часто появляться в тюрьмах, где осматривал заключенных, запоминая их лица и внешность. Это помогало ему при раскрытии новых дел. Память у этого удивительного человека оказалась феноменальной.

Но увы, в тридцать третьем году Видоку пришлось выйти в отставку, так как новый префект полиции Анри Жиске активно возражал против того, чтобы вся криминальная полиция состояла из бывших арестантов. Шеф «Сюртэ» не растерялся и основал частное детективное агентство – предприятие доселе неслыханное, и, может быть, поэтому, а возможно, из-за своей эффективности – процветавшее. «Бюро расследований в интересах торговли» на улице Нев-Сент-Юсташ занималось защитой предпринимателей от аферистов. Потенциальный клиент должен был подписаться на услуги бюро и уплатить чисто символический взнос – двадцать франков в год. Небольшая вроде бы сумма, и от клиентов отбою не было: если в полицейской префектуре Видока и его «авантюристов» терпеть не могли, простой народ чувствовал к нему благодарность. Год спустя у Видока было уже четыре тысячи подписчиков – коммерсанты, банкиры, промышленники. Отделения бюро возникли в провинции и за рубежом. Доходы Видока в то время исчислялись миллионами, что обеспокоило префектуру. Бывшего шефа Сюртэ вынудили уйти от дел, завертелась очередная череда разбирательств, но, тем не менее, к работе в полиции Видок больше никогда не возвращался – а речь у нас сейчас идет именно о ней.

Из бывшей мрачной резиденции на улице Святой Анны Сюртэ переехала в не менее мрачное здание на Кэ д’Орлож, а затем – в здание префектуры на Кэ д’Орфевр. Вместо двадцати восьми подчиненных Видока здесь работало уже несколько сотен инспекторов. Служащие с уголовным прошлым постепенно уступили место почтенным буржуа, однако опыт Видока оказался ценен, и бывших преступников по-прежнему использовали. Однако в тот период, о котором мы с вами говорим, славные времена потихоньку клонились к закату, очередная республика доживала свои последние дни, и близился переворот, возведший на трон Наполеона III, сейчас еще носившего гордое звание президента. А пока Сюртэ искала воров, убийц, и ее инспектора приезжали в такие вот дома, как этот.

Инспектор Ив Кавье скривился, но тут же спохватился – мало ли, вошедший увидит его гримасу, отраженную начищенной кастрюлей! – и обернулся с любезной улыбкой.

– Доброго вам вечера, виконт де Моро.

Появившийся на кухне мужчина небрежно кивнул в ответ, перебросил из руки в руку щегольскую трость, ношение которой в чрезвычайной моде у людей обеспеченных, и присел на корточки рядом с телом дворецкого.

– Бедняга Бертран!

– Ах, мсье, да что же такое деется! – запричитала кухарка, но тут же умолкла под грозным взглядом инспектора Кавье.

– Мышьяк? – спросил виконт и тронул пальцем руки, затянутой в замшевую перчатку, полуоткрытые губы покойника. Инспектор молчал. Виконт хмыкнул и бросил на него косой взгляд: – Можете и не отвечать, Кавье! Сам вижу, что мышьяк. Лошадиная, небось, была доза.

Инспектор кротко вздохнул.

– Анри, конечно же, хотел чая с молоком. – Виконт встал, взял чашку, легкомысленно оставленную без присмотра, заглянул внутрь, поболтал, понюхал. – Вот и желтый осадок. Ну? Что скажете?

– Если я вам что-нибудь стану говорить, при всем уважении, ваша светлость, шеф снимет с меня голову и прибьет ее над входом в префектуру. Так что я промолчу, ваша светлость, уж извините.

Инспектор старался придать своему тону язвительность и никак не выказать легкую зависть, что испытывал к этому аристократу-выскочке, навязавшемуся на его голову. Хотя появление конкурента не оказалось неожиданностью. Известно ведь, что с владельцем дома они – большие друзья.

Может, виконт и порешил дворецкого? Вон как свободно себя чувствует на чужой кухне, словно у себя дома. Дома-то его на кухню небось и не пустит никто, а здесь, пожалуй, глуховатого дворецкого не дозовешься, приходится самому за чаем ходить. Да и особнячок не то чтобы сильно велик – в два этажа, на первом несколько комнат да на втором, и еще пристройка и сарай. И место глухое. Тут шастай сколько угодно, дворецких убивай… Конечно, он знает, что это мышьяк.

Впрочем, только идиот не догадался бы.

Инспектор снова вздохнул. Как бы ни хотелось повесить убийство на виконта де Моро, сделать этого не удастся, потому что если тот – преступник, то до чрезвычайности ловкий и хитрый. Тут разве что Видок справился бы, но он этим заниматься не станет, так как является вот этому самому виконту чуть ли не лучшим другом. Что делает этого Моро если не вечным врагом инспекторов Сюртэ, которых еще в детстве Видоком пугали, то, пожалуй, персоной нон грата.

Сезар прошелся по кухне, внимательно рассматривая знакомые стены и мебель, надеясь найти – но что именно? Надпись, которую бедный Бертран успел вырезать на ножке стула, прежде чем умереть? Да Господь с ним, он же был неграмотен. И все время, что проработал у Анри, ворчал, что, дескать, называть его дворецким – слишком много чести. Большую часть своего существования Бертран провел в гнусном заведении в Латинском квартале, пока Сезар, радевший о судьбе знакомого официанта, уже начавшего сдавать и не так быстро перемещавшегося между столами, не пристроил того к Жиффару. Тут тихо, домик на отшибе, да и дел по хозяйству немного – подать чай, обед, посуду убрать. С остальным справится кухарка, уборкой занималась приходящая прислуга. Интересно, была ли тут сегодня Клотильда? Мари-то здесь, вон как глазами поблескивает: и страшно ей, и Бертрана жалко, и интересно – такой переполох.