Снова отхожу назад, ловлю на паутине солнечный блик и тихонько перемещаюсь вбок, чтоб блик этот, скользя вдоль паутины, не терялся из виду. Так, дециметр за дециметром, я исследую нить, насколько позволяет глаз. Выше шести-семи метров блеск в общем-то тоненькой паутинки уловить уже нельзя, и она растворяется в синеве. Но стоит лишь мысленно продолжить ее, и опять получается невероятное: паутинка указывает на Луну.

Неужто не удастся раскрыть эту тайну? Она ведь не даст мне тогда покоя. И вряд ли повторится подобное. Нужно разобраться в этом только сейчас.

Однако не помогло мне ни острое зрение, натренированное, как я считал, на наблюдении разных тонкостей, ни знание кое-каких «биофизических» секретов. Я ходил вокруг, трогал паутину рукой, изучал точку прикрепления, задрав голову, глазел на бледнеющий полумесяц — и недоумевал.

...Секрет диковинной «межпланетной» паутины раскрылся неожиданно и просто, стоило лишь отойти на несколько шагов от этого места и оглянуться. Нить действительно шла в направлении Луны, но на уровне вершин ближних деревьев заканчивалась: здесь она прикреплялась к такой же паутине, только горизонтальной, протянутой от дерева к дереву. Это было подобие Т-образной радиоантенны. Верхнюю черту этого «Т» не было видно с тропинки: отсюда она не могла блестеть, Солнце было в стороне. Вот и казалось, что паутинка ведет на небо, в то место, где, как нарочно, в этот час оказалась Луна.

Ну вот, тайна и раскрыта. Только, думаете, я остался доволен? Вовсе нет: уж очень простой оказалась разгадка. Ни при чем оказалась Луна, хотя было почти очевидно, что она не имеет отношения к лесной загадке...

Может возникнуть вопрос: а как паук сделал эту «антенну»? Ведь, наверное, непросто протянуть нить между вершинами двух деревьев, довольно далеко отстоящих друг от друга. Вот на этот вопрос отвечу сразу, так как нечто подобное уже видел. Сидя на ветке, паук выпускает в воздух тонкую липкую паутинку, и та, относимая воздушными течениями, цепляется за другое дерево. При постройке своих сетей пауки очень часто пользуются именно таким способом «наведения мостов». Подтянув первую тонкую нить, паук проползает по ней несколько раз в обоих направлениях, укрепляя «мост» толстой прочной паутиной.

Заинтриговавший же меня вертикальный отрезок «Т» был сделан, конечно, проще: строитель дополз до середины «моста», прикрепил там паутину и спустился вниз на траву. Паук начал делать каркас для ловчей сети. Только не стал продолжать работу: расстояния, на которых находились все три точки крепления, явно превышали паучьи «ГОСТы».

Ночь. Я лежу у костра. А надо мной подсвеченная снизу его неровным светом раскинулась в развилке большой ветки паучья сеть. Она еще не готова — растянут каркас-треугольник из толстой прочной нити, от него к центру сбегаются многочисленные прямые стрелы-радиусы. Паук — довольно крупный крестовик — работает. Перебирая ногами нити-радиусы, он медленно ползет по ним кругами, а за пауком тянется тонкая клейкая нить. Короткий «кивок» брюшком, и паутинка приклеилась к радиусу. Еще шаг, кивок — приклеилась к следующему. Паук начал закладывать круги снаружи — середина сети им еще не заткана. Уже готовы около десятка кругов — нити их лежат друг от друга на совершенно одинаковых расстояниях. Как паук отмеряет эти расстояния? Вижу — вот он отставил ногу вбок, ползет, а сам нащупывает ногой нити соседнего, уже готового круга. Выходит, эталоном паук избрал свою ногу. Понятно!

А интересно, как он закончит работу над этим кругом и где начнет следующий? Терпеливо жду. Паук был тогда в верхней части сети, сейчас он прополз полкруга и работает уже внизу, словно механизм: шаг, кивок, шаг, кивок — нить ложится, ложится...

Начал паук поворачивать кверху — и тут я понял, что имел совершенно ошибочное представление об устройстве паучьих сетей, хотя перевидел их немало. Никогда не сомневался в том, что паук накладывает нить на радиусы кругами, что каждый круг замкнут и сделан особо.

Но, оказывается, начинает он только один раз, прикрепив нить в дальней точке сети. А потом пошел перебирать радиусы, нить свою к ним приклеивать, но сам все время чуть-чуть сдвигается к центру, и получаются у него вовсе никакие не круги, а — самая настоящая спираль — несколько десятков завитков одной-единственной непрерывной нити. Если бы паук делал сеть из кругов, приходилось бы каждый раз, сомкнув круг, обрывать нить и затем приклеивать в новом месте другую. А так, спиралью, всю эту работу можно выполнить за один присест — преимущества такого метода очевидны.

Но вот вопрос: каким расчетом паук руководствуется, когда закладывает внешний виток спирали? Ведь его центр должен в точности совпасть с серединой сети, именно с той точкой, где встречаются радиусы, иначе сеть получится кособокой. Работает паук обычно ночью, в темноте, и точки этой совсем не видит. Недолго и сбиться, но паучья сеть, как правило, безукоризненно геометрична. Как тут не удивляться?

Ну, а почему паук предпочитает работать ночью или в сумерках — на этот вопрос, мне кажется, ответить проще. Ночью меньше врагов. И вообще — спокойнее — днем работе могут помешать не только птицы. Если жук или муха преждевременно запутается в наполовину сделанной сети и изорвет ее, работу придется начать сначала. Ночью же летающих насекомых меньше.

...Разбудили меня многоголосый птичий гомон и яркое солнце. Оно сверкало неожиданно разноцветными искрами в тысячах алмазов, рассыпавшихся по листьям деревьев, по травам и кустарникам. Это ночная роса и взошедшее светило превратили скромный лесной уголок в волшебное царство драгоценных камней. Дрожит на листе прозрачная капелька, а внутри ее горит яркий огонек. Сдвинешься чуть в сторону — огонек вспыхивает пурпурным, огненно-желтым, лазурным, фиолетовым светом!

Полюбовался я росяными бриллиантами, встал, собрал свои походные пожитки и вдруг остановился, изумленный. В развилке ветки, идеально правильная, совершенно законченная, сияла паучья кружевная сеть. Именно сияла — крохотные капельки росы сплошь унизали ее нити, слегка прогнувшиеся под тяжестью этого бисера. В каждой бисеринке играло крохотное солнце — рубиновое, изумрудное, жемчужное, и вся сеть нежно и переливчато светилась. Чудо-сеть нисколько не напоминала те зловещие черные тенета, которые иногда изображают как символ коварства и зла. И как они сумели сговориться, эти три художника, таких разных — паук, роса и солнце, чтобы создать такой шедевр?

И уж не из скромности ли один из художников спрятался в убежище, небрежно сделанном из нескольких скрепленных паутиной листьев повыше сети? Увы, пауку не было вовсе никакого дела до этой красоты — положив ноги на толстую сигнальную нить, протянутую от сети в убежище, он терпеливо ждал, когда высохнет роса и первая неосторожная муха забьется в ячейках новенькой клейкой паутины.

А вот этот маленький паучок сетей не плетет, добывает себе пищу иначе: он неподвижно сидит на нижней стороне сухой горизонтальной веточки и ждет, когда поблизости появится добыча. Паук плотно сложил ноги вместе, прижал их к травинке — и почти невидим. Брюшко у него не круглое, как у других пауков, а угловатое. Сидит он так притаившись, и ни за что не подумаешь, что это паук — просто небольшой буроватый нарост на стебле или сучок какой.

Я отломил этот стебелек — паук ни с места: выдать себя не хочет. Покрутил я стебель в пальцах, чтобы паук оказался сверху, ему это не понравилось: быстро перебрав ножками, он соскользнул на нижнюю сторону, прильнул к стеблю, ноги вытянул и вновь замер неподвижно, изображая бугорок на травинке. Мне его разглядеть получше хочется, кручу стебель в пальцах, чтобы паук сверху оказался, а он опять внизу. И так — раз двадцать.