— А кто будет слушать его, после того как мы поженимся?

Я опять поцеловал ее и обнял. Я почувствовал, как она дрожит в моих руках.

— Держи меня крепче, Дэнни! — вскрикнула Она задыхаясь. — Крепче, Дэнни, крепче… Я так люблю, когда ты меня обнимаешь, я так люблю твои руки. И пусть говорят, что это грех!

— Грех? — непонимающе спросил я. — Кто говорит, что любить — это грех?

— Я и вправду ничего не боюсь, Дэнни! — Нелли крепко взяла меня за руку… — Даже если отец Келли говорит, что надо бояться. Я готова вынести любую кару Господа, лишь бы ты был со мной!

— Какое дело отцу Келли до нас? — я впервые вспомнил, что она католичка.

— Я не должна была бы тебе это говорить, — прошептала Нелли, — но каждую неделю после исповеди он читает мне нотации за тебя.

— Ты ему рассказала о нас? — спросил я изумленно. — И что он сказал тебе?

— Он говорит, что это грех, что я должна немедленно прекратить встречаться с тобой… Говорит, что даже издали любить тебя — это грех, потому что ты не католик.

— Ну и что?

— Отец Келли говорит, что ни одна церковь не примет нас, поэтому я должна бросить тебя и найти парня-католика.

— Вот же выродок! — разозлился я. — А что, если он расскажет все твоим предкам?

— Да что ты?! — ее удивление было искренним. — Он никогда не сделает ничего подобного. То, что люди говорят ему, предназначено только Богу. Ты что, не знаешь об этом?

— Нет, — признался я, — мне мало что известно о католиках… Слушай, Нелли, а что отец Келли делает после того, как ты рассказываешь о нас?

— Он говорит, чтобы я молила о прощении и каялась перед Девой Марией… После этого — все в порядке.

— И он не наказывает тебя?

— Дэнни! — озадаченно посмотрела она на меня. — Ты совсем ничего не понимаешь! Отец Келли рассказывает, где ты прав, где не прав, чтобы тебе стало стыдно. Если ты чувствуешь свою вину — значит, ты уже наказан.

— И ты чувствуешь себя виноватой? — рассмеялся я.

— Нет, — печально произнесла она. — Я не чувствую за собой никакой вины. Вот это-то и плохо, очень плохо. Я, наверное, никогда не получу прощения…

Самое странное, что она действительно переживала из-за всего этого. Я рассмеялся облегченно:

— Не бери в голову, малыш! Все будет хорошо, все будет правильно, если только мы не будем расставаться друг с другом, если мы будем любить друг друга.

Я наклонился, чтобы поцеловать ее, но вдруг послышались шаги. Мы поспешно отпрянули друг от друга. Мимо прошел, не оглядываясь, мужчина. Я посмотрел на часы.

— Ничего себе! Уже двенадцатый час, твой отец сойдет с ума!

— Мне так не хочется уходить, Дэнни, — улыбнулась она. — Я бы стояла с тобой всю жизнь!

Мне тоже не хотелось с ней расставаться, но на сегодняшнюю ночь у меня было назначено еще одно дело. Спит и Солли уже ждали меня возле аптеки.

— Надо идти, любимая, мы же еще не поженились!

— Хорошо, милый. До завтрашнего вечера?

— Да, как обычно — в девять.

У дверей своего дома она обернулась и помахала мне рукой.

Я тоже прощально поднял руку, но она уже скрылась в темном проеме.

Солли стоял на углу, напротив аптеки.

— Где Спит? — спросил я.

Солли махнул рукой в сторону; приглядевшись, я увидел в тусклом свете фонаря фигуру Спита. Отсюда очень хорошо было видно, что делается в аптеке. Мистер Гольд опять что-то выговаривал отцу, тот стоял, понуро опустив голову.

— Надеюсь, моему старику не придется провожать его, — бросил я Солли. — А то опять придется все отложить.

Мой отец иногда провожал своего шефа до банка. Из-за этого уже дважды все срывалось.

— Посмотрим, — отозвался Солли.

Я взглянул на него. С ним все было в порядке — как всегда, немногословен, глаза пустые. За стеклом витрины мистер Гольд продолжал распекать отца. Папа стоял, смиренно слушая, униженно сгорбившись. Он заслужил это. Говорю это с полным основанием. А мистер Гольд не будет много болтать после нашей встречи с ним.

Солли дернул меня за рукав:

— Кажется, он собирается выходить.

Я вытянул шею, чтобы увидеть, что делается внутри аптеки. Гольд подошел к журналу заявок и ткнул в него пальцем. Он что-то опять сердито сказал отцу, который в ответ лишь молча кивнул головой. Круто повернувшись, Гольд направился к выходу.

— Ты все запомнил, что я тебе сказал? — спросил я Солли.

— Да, — кивнул Солли.

— Прекрасно. — Голос у меня вдруг перехватило. — Давай шланг.

Солли протянул мне кусок шланга с толстой свинцовой прокладкой внутри. Я спрятал его под куртку и медленно перешел на другую сторону улицы. Спит, как и было задумано, тоже двинулся вслед за мной. Мы сделали крюк и теперь шли навстречу мистеру Гольду, за которым следил Солли.

Вот и Хаустон-стрит. Здесь. Мне на мгновение стало страшно, и я пожалел, что затеял все это. Но тут вспомнилось, как Гольд разговаривал с моим отцом.

— Дальше я сам! — Мой голос странно громко прозвучал в темноте.

— Удачи! — усмехнулся Спит.

Я ткнул его под ребра и попытался улыбнуться. Тут же он растворился в ночи, а я затаился в подворотне, откуда улица хорошо просматривалась. Вытащил шланг и несколько раз ударил им по ладони. Руки от волнения вспотели, я вытер их о штаны.

Эти несколько минут ожидания показались мне вечностью. Чтобы успокоиться, я еще раз проиграл в уме всю операцию. Все было настолько просто, что осечки не могло быть. Солли должен идти в десятке метров за Гольдом и просматривать улицу впереди, Спит идет навстречу и следит за тем, чтобы не появилось прохожих сзади. В случае малейшей опасности они мне свистнут, и я пропущу Гольда. Все просто, даже слишком просто. Это-то меня и настораживало.

Наконец послышались шаркающие шаги. Это был Спит. Его походку невозможно спутать ни с какой другой. И тут я ощутил необыкновенное спокойствие. Пути назад не было. Я опустил шланг и весь напрягся, готовый ринуться вперед по первому сигналу.

Спит, как и было условлено, поднес руку к щеке. Я сделал несколько быстрых шагов вперед и отчетливо увидел перед собой фигуру Гольда. Мой удар был быстр и точен. Раздался глухой звук, и тут же Спит подхватил падающего Гольда и оттащил его к стене дома, в темноту.

Гольд лежал неподвижно и не подавал признаков жизни. Спит испуганно наклонился над ним и в ужасе прошептал:

— Ты, кажется, убил его!

Сердце мое сжалось и провалилось куда-то. Я опустился на одно колено и сунул руку за пазуху Гольда. Аптекарь был жив. На голове тоже не было ни ссадин, ни крови, мне все удалось отлично, будто я всю жизнь только этим и занимался. Над ухом раздался торопливый голос Солли:

— Кончай с ним нянчиться! Забирай деньги и смываемся!

Он был прав. Я быстро ощупал карманы Гольда и вытащил мешок с деньгами. Спит что-то снимал с запястья Гольда.

— Что ты делаешь, кретин? — прошипел я.

— Часы… Верных двадцать монет!

Я резко ударил его по руке. Теперь я полностью владел собой.

— Идиот! Оставь сейчас же. Ты хочешь, чтобы первый же легавый указал на тебя пальцем, как только ты наденешь их?

Спит ворча поднялся на ноги. Я опять пощупал сердце Гольда. Оно билось ровно.

— О’кей, ребята, сматываемся!

Но прежде чем я успел сделать шаг, очнувшийся Гольд схватил меня за лодыжку и завопил:

— На помощь! Полиция! Грабят!

Спит и Солли тут же сорвались с места, а я, остолбенев, смотрел вниз на мистера Гольда, который двумя руками ухватился за мою ногу и истошно кричал, не открывая глаз. Спит и Солли уже заворачивали за угол. Паника охватила меня. Я попытался сделать шаг — и не мог: страх парализовал волю. И тут я увидел, как кто-то выскочил из закусочной Катуа и бросился к нам.

Я бешено рванулся и наугад ударил тяжелым ботинком по рукам Гольда. Раздался противный треск. Аптекарь взвыл от боли, и я освободился. Теперь я бежал, а вслед мне неслись вопли и проклятия. Темный переулок позади меня вдруг ожил голосами спешащих к месту происшествия людей, но я уже был далеко впереди — на Стэнтон-стрит. Бежать дальше было незачем. Неожиданно пришло в голову вернуться. Вернуться и узнать, что там творится. Сделав небольшой круг, я спокойно направился к собравшейся толпе. Протиснувшись между любопытными, я увидел полицейских, склонившихся над сидящим на земле Гольдом, который со стоном нянчил руку.