в правильном месте
речи теснят кружок
тем кто из черни
просто не отопрут
книжные черви
свой доедают труп
минимализм
будет только февраль, никакого там марта-апреля
разливной гололед и дрожание черных ветвей
через сотню границ перелетные к нам не сумеют
на таможне бардак, пограничники портят портвейн
и повсюду во льдах даже подвиги будут недвижны
это север, и здесь с серым камнем какой разговор
ведь под инеем нем даже ветер, лихой чернокнижник
и ни слова вперед, только памятник, только хардкор
этот минимализм будет царствовать снова и снова
разменяв на меня и тебя многосложный сезон
только шахматный бог композицией с матом в три слова
обозначит финал с неизменной раздачей призов
весеннее
а неба не было совсем
лишь серый купол, полный пыли
но ангелы, конечно, были
и в небо верили, как все
а новый день по новой пел
единство человека с блогом
но тот, кого вела дорога
не торопился за предел
к нему слетали по звезде
на каждый шаг, и даже по две
в его ушах звучало кодой
ночь. улица. фонарь. пиздец
гудели в деле провода
сливая свет куда-то к югу
и ветры верили друг другу
и пропадали в никуда
а там, где пряталась весна
царила связь беспроводная
и плакал на подмостках рая
тот мальчик, знающий о нас
рыж
удивительно то, что она вообще существует
знаешь, рыжих сжигает огонь, что идет снизу вверх
по вискам каблука, по ахиллу, который не всуе
по лодыжкам все выше и выше, земному привет
поколения ждут, у бедра дробовик передернут
а на верхнем регистре красуются сдвоенным си
те вершины твин пикса, покрытые матовым порно
совы – снова не то, чем нам кажутся на би-би-си
удивительно то, что она вообще существует
расставляет слова по порядку который сезон
в ее зоне давно вертухаи не ждут поцелуев
заключенных в объятья доверив чужому сизо
каждый шаг не в побег, каждый выстрел в истрепанном небе
зависает на раз, делит каждую птицу на два
в ее голосе нет низких тем, только звонкая нотная небыль
но она существует. доказано. вечность права
жи ши
пиши пиши ча ща жи ши
крючочек к палочке пришит
скрипит перо проворна нить
чернильных строк не повторить
холодных клавиш перебор
сколь не копируй слишком скор
компьютер ненадежный спит
и рукописный точит скрипт
но эхом мертвого листа
пуста тетрадь забытых там
и откровение кровит
тут только не тупи пиит
сливая уровни нирван
не путай с сутью естества
лепи из тлена куличи
и прочь по новым нотам мчи
уподобленное
уподобляясь темноте
что обнимает, но не греет
с утра – на реверс прежний день
где первым треком – гимн борею
минор, как норма, хор несмел
и темень падает картинно
а меланхолий черный мел
грядущее закрасит стильно
но аве аве – прост контакт
по клеткам пиксельного фона
размыт неразведенный такт
просаженный на четверть тона
пусть эквалайзер тишины
настроен только на шипенье
посты симфониям равны
по силе пероизведенья
дешевой дури дзен-дизайн
распишет сетевые роли
все рыбы попадают в рай
где долго плавают в рассоле
чапаев тонет в пустоте
но снова закипает чайник
свистит, зараза, мимо тем
и дым пускает, как титаник
а мы все тянем ре минор
токатту катой разминая
и собираем разговор
из кубиков воспоминаний
гагага
Гуси летели – их тоже можно понять.
Дмитрий Богатырев
гуси летят их можно понять простить
но отпустить никак это не по нам
воздух раздав в дыхательные пути
небо зависло перезагруз весна
строит апрель-прораб журавлиный клин
парашютисты падают без кольца
гуси летят пока ты не скажешь пли
так что молчи и ветер утри с лица
дождь еще долго будет лупить в там-там
с утренних стен смывая сухую тьму
только презрев насиженые места
гуси летят не спрашивай почему
попкорн
любви все возрасты попкорны
и кола стоила кольца
и круг сливает белый с черным
крутя экраном у лица
доверься внутреннему сердцу
шагни за темный перевал
туда где тысячей отверстий
украшен вышедший едва
веселый гимн каменоломни
благословенный драм-н-бейс
и сразу вечер станет томным
и плотник сам сколотит крест
но рыбу фугу в ре миноре
снедает черная тоска
и держится на честном слове
душа как шар пока пока
все фибры рифм забиты матом
и новый текст лишь пересказ
а интроветры астронавты
с тоской уставились на марс
голос
все есть молчанье – ночь и тьма
и шорох трав в прощальном шаге
и след звезды, подобный шпаге
в чужой руке, и новый взмах
неутвержденного крыла
опять предшествуют паденью
неведенье и невезенье
по обе стороны стекла
меж двух зеркал зажатый мир
высокопарный парный танец
и бледных щек журнальный глянец
размыт по тексту пантомим
так прячут зимние пальто
в глухие дебри гардероба
отвар цикут берут на пробу
и покидают шапито
так, просто выломав апрель
и расписав под майский вечер
перевирают скоротечно
потерянное в сентябре
так перекошена луна
в стеклянном вымученном жесте
но в этот миг, когда мы вместе
лишь голос твой – не тишина
ку-два
мимозы мимо зим
апрели например
и май скрипит ключом
и полужирный след
сквозь текстовый массив
выводит наугад
по буквице с листа
по теме в каждый том
и пухнут словари
от вирусных цитат
на производстве слов
аврал и абырвалг
персьют и сателлит
абанамат братва
пора нам всем на плюк
четыре раза ку
добавочный ноль три
зола
пока огонь, зола не в счет
но дальше – глуше, слышно хуже
ты как бы ни с чего простужен
но ни на йоту мимо нот
то двадцать пять, то пятьдесят
то снова, кажется, пятнадцать
пора бы наконец признаться
куда там журавли летят
пока вода, зола – лишь грязь
с небес весенних очищенье
сойдет под радостное пенье
и растворяется, смеясь
но вот звезда – наоборот
сверкнет и вывернет нарочно
сидишь, вычерчиваешь строчки
пока перо, зола не ждет
майская
ты май я август между нами лето
