– Не возражаете, если я не буду вставать: годы уже не те.

У Тене Янко густые седые волосы, ниспадающие на лоб и вьющиеся кольцами у ворота, темно-карие глаза и располагающее обветренное лицо с пышными усами. Глубокие морщины вокруг глаз придают ему добродушный вид. Эдакий романтический цыганский раи[17] с картинки, хоть сейчас на обложку детской книжки. Я уж думал, таких больше не бывает.

Не вставая со своего места, он протягивает мне руку и крепко жмет мою.

– Приятно познакомиться, мистер Янко… спасибо.

Я опускаюсь на предложенное мне сиденье.

– Кат, давай-ка выпьем чайку, – бросает он, не глядя на сестру.

Она выходит на кухню, отделенную полукруглой аркой, и ставит чайник.

– Может, мистер Лавелл хочет пропустить по рюмашке?

– Нет-нет, чая вполне…

– Ну а я выпью.

Кат бросает на брата сердитый взгляд, с грохотом опускает на стол жестянку с чаем и выходит из трейлера.

Тене смотрит на меня, опершись локтями на стол.

– У вас, мистер Янко, очень славный трейлер.

– Спасибо. Я стараюсь поддерживать его в том же виде, в каком все было при моей жене, когда она была еще жива.

– Ох, примите мои соболезнования…

– Значит, вы частный детектив. Ни разу в жизни не видел ни одного детектива.

– Вы не много потеряли.

– Прямо как в кино…

– Ну, мистер Янко, на самом деле это далеко не так увлекательно.

– Зовите меня Тене.

– Какое у вас необычное имя.

– Это старое семейное имя. Но вы ведь романичал[18], поэтому к таким именам непривычны.

– Мой отец из осевших, а мать была горджио.

– Но вы все равно остались Лавеллом.

– Да.

– Я думал, все частные детективы из бывших полицейских, но что-то подсказывает мне, что вы не полицейский. И не из военных.

– Верно. Я стал работать на частное агентство сразу же после того, как окончил колледж. И мне это понравилось.

– Колледж? Неплохо, очень неплохо. Ваш папа, должно быть, очень вами гордится.

– Его уже нет в живых. Но он действительно очень гордился.

– Он ведь был почтальоном, я ничего не путаю? Барт Лавелл?

Я испытываю легкое эмоциональное потрясение, и у меня сбивается дыхание.

– Да. Вы с ним встречались?

Тене качает косматой головой:

– Он ведь был не из тех, кто ездит на ярмарки. Ни в Эпсоме, ни в Стоу не бывал.

– Нет, он был почтальоном, как вы и сказали. У него было не слишком много времени на отдых.

Тене согласно кивает:

– Ну а мы всегда колесили по стране.

– Должно быть, в наше время это не так-то легко.

Он пожимает плечами.

– И откуда родом ваша семья? – спрашиваю я. – Никогда раньше не слышал фамилии Янко.

– Мой дед приехал сюда в конце прошлого века вместе с кэлдэрарами[19]. С Балкан, они тогда были еще частью Оттоманской империи. Домой он так и не вернулся. Женился тут на девушке из местных цыган по имени Талаита Ли. Говорят, ее мать была из Лавеллов. Так что, как видите, мы, должно быть, состоим в родстве.

Он широко улыбается. Я воспринимаю это как указание, что не стоит относиться к его словам чересчур уж серьезно.

– Не исключено, – отвечаю я, предчувствуя, что скоро услышу про «чистую черную кровь».

– Вас ведь нанял отец девчонки?

– Боюсь, я не вправе разглашать личность моего клиента.

И тут он вдруг подмигивает мне и кивает. Все его жесты кажутся чересчур театральными, как у актеров в немом кино.

– Интересно, почему вдруг именно сейчас? Она исчезла давным-давно.

– Прошу прощения, что не могу быть более откровенным. Я просто опрашиваю всех, кто был знаком с Розой, – а вы были. Иво тоже, разумеется.

Я замолкаю и жду, что будет дальше.

– Это очень печально, – произносит Тене. – Когда она ушла, мы все были огорчены. Просто ужасно.

– Вам известно, где она сейчас?

– Нет. И если бы вы сейчас сообщили, что она в эту самую минуту стоит за дверью, мне нечего было бы ей сказать.

– Можете ответить, что произошло?

– Конечно. Не знаю, что вам наговорил ее отец, но правда – а кому еще ее знать, как не мне, – такова. Она сбежала с горджио и бросила моего сына и моего дорогого внука, и с тех пор мы больше ее не видели. Как сквозь землю провалилась.

– Когда это произошло?

– Лет шесть назад… что-то около того.

– Вы очень бы мне помогли, если бы рассказали, что вы об этом помните.

Тене качает головой, отчего его седая грива колышется. В его облике проскальзывает что-то львиное, почти царственное. Он отворачивается к окну; любой художник душу бы продал за возможность нарисовать такой профиль.

– Это очень печально, – повторяет он. – Что за матерью надо быть, чтобы вот так сбежать и бросить своего ребенка?

– Именно это я и пытаюсь выяснить.

Тене смотрит на меня и ухмыляется:

– Эх, надо было нам вас нанять шесть лет назад!

– А вы когда-нибудь пытались ее найти?

Он смотрит на меня с недоумением:

– Роза сбежала с другим мужчиной. Насильно мил не будешь.

Возвращается Кат с бутылкой и подносом. На нем богато расписанный позолоченный сервиз, хрустальная вазочка с колотым сахаром и тарелки с шоколадным печеньем. Она опускает поднос на стол перед Тене и разливает чай по тончайшим фарфоровым чашкам. Потом с грохотом ставит бутылку перед братом и снова выходит.

– Мой внук болен. Болен с рождения, – говорит Тене.

– Грустно это слышать. Ваша сестра Луэлла упоминала о его болезни. Что с ним?

– Что-то не то с кровью.

– Я не очень понимаю… что-то не то с кровью?

– Какая-то болезнь. Он с ней родился. В нашей семье такое случалось и до него. Лекарства не существует.

Он взмахивает рукой, как будто тема слишком болезненна, чтобы ее обсуждать, откупоривает бренди и наливает нам по маленькой рюмке.

– Сейчас постоянно появляются новые лекарства… – возражаю я, – благодарю вас… так что, может быть, со временем…

Тене, с трагическим выражением лица, кивает, уткнувшись взглядом в стол.

– Вам всем, должно быть, приходится очень нелегко, – сочувствую я.

– Да. Но мы должны следовать примеру нашего Господа. У каждого свой крест, и нести его надо, не жалуясь. А не сбегать от него.

– Как Роза?

– Некоторым недостает силы.

– Вы можете восстановить последовательность событий? Когда именно она сбежала? Сколько тогда было малышу?

Он качает головой и театрально вздыхает.

– Вы оказали бы мне неоценимую помощь. К примеру, где вы тогда стояли? Где-то в этих краях?

– Пожалуй… пожалуй, это была зима. Было холодно. Отличное было место для стоянки – Черная пустошь, пока ее не продали. Да, там все это и случилось, под Севитоном.

Я киваю; про Черную пустошь мне неизвестно, но раньше на общественных землях были сотни стоянок, да и фермеры из тех, что потерпимее, поз воляли останавливаться в своих угодьях. За последние лет двадцать-тридцать большей их частью завладели застройщики, а муниципалитеты под давлением местных жителей перестали разрешать цыганам становиться табором.

– Когда у вашего внука день рождения?

– Двадцать пятого октября. Когда она ушла, ему было всего несколько месяцев от роду. Четыре или пять, примерно так.

– К тому моменту уже было ясно, что он болен?

– Да. Еще как. Он чуть не умер. Даже в больницу пришлось везти.

– Это случилось задолго до того, как она ушла?

– За пару месяцев… может, меньше. Не помню точно.

Я сделал пометку в блокноте.

– Перед тем как она сбежала, не произошло ничего такого? С мужем они не ссорились?

– Этого я вам не скажу. Я знаю только, что однажды утром ее не оказалось. Взяла и ушла, бросила Кристо и всех нас.

– Кристо – это ваш внук? Она взяла с собой много одежды? Личных вещей?

– Ну, какую-то одежду взяла. Голышом-то далеко не уйдешь.