В условленном месте у главного корпуса мы остановились и задрали вверх головы. Показали ждущему в окне Маркусу условный знак — поднятые над головой сцепленные руки. Темная фигура сразу растворилась в оконном проеме. А мы, скрючившись понезаметнее, вдоль стеночек побежали в свои комнаты. На крыльце я ахнула и остановилась:

— Кафык, а по телепорту? Там же остались следы!

— Нет, — быстро помотал головой Кафык и за руку потащил меня в школу, негромко объясняя на ходу: — Смесь сгорает вся без остатка во время телепортации.

— Ладно, — успокоилась я.

Потом мы с Томкой долго стояли, приклеившись ушами к двери, и выслушивали возвращающихся одноклассников. Через какое-то время и в самом деле раздался топот ног и негромкие голоса, но ломиться к нам начали только спустя три часа. Мы с Томкой, посовещавшись, поняли, что это время проштрафившиеся кладоискатели амбарными мышами сидели по комнатам и тряслись, ожидая, что вот-вот к ним постучится директор, со скрежетом толкающий перед собой маневренную дыбу и одновременно держащий в зубах чемоданчик с пыточными инструментами. Директор и правда прошелся по парочке коридоров, только вот не знал, кого из неспокойных учеников подозревать сперва, а будить всех и позориться, объясняя конфуз, не хотелось, поэтому он, все еще несколько округленными глазами глядя перед собой, отправился в свою комнату в корпусе общежития учителей. Там он, ввиду отсутствия ключа, сначала разбудил своего соседа по этажу, и, воспользовавшись его палочкой, довольно воровским образом сноровисто вскрыл собственный замок (судя по всему, его уже не раз вытаскивали вот так, ночью, без ключей, хвос знает куда). Присел возле подозрительного места перед дверью, но ничего необычного не заметил и поэтому пошел лежать на кровати, думая о жизни.

— Варька, сволочь, открывай! — негромко (а и правда, ночь же на дворе, да и директору после всего, поди, не спится) заколотили к нам в дверь. Сегодня я впервые радовалась, что нам все-таки установили именно такую крепкую дверь. Жаль, она не напугала посетителей одним лишь своим видом. Хотя, точно, в коридоре же темно. Мы с Томкой, уже успевшие задремать за это время, моментально проснулись и сели на кроватях, развесело улыбаясь. Подождав с минуту, я поинтересовалась слабеньким заспанным голоском:

— Кому там не спится?

— Открывай, зараза, — в дверь опять бухнули, — убивать будем!

— После такого-то объяснения я сразу же открою! — с наигранной правдивостью кивая головой, бормотнула я. Тамарка закачалась в беззвучном смехе.

— Что там случилось? — таким же заспанным голосом спросила Томка.

В дверь вместо объяснения бухнули несколько раз.

— Тамар, открой, пожалуйста, поговорить надо, — раздался из-за двери приглушенный женский голос. «Ага, щас, нашли дур!» — думала я. Тамарка тихонько встала и на фоне окна приняла задумчивую позу, опустив лоб на поднятый кулак. Теперь уже я тряслась, беззвучно хохоча в подушку.

— Вы с ума сошли, — громко зевая, ответствовала я, — Это вам надо, а мы спим. Ночь на дворе. Спокойной ночи.

В ответ на это с дверью опять забоксировали, но мы больше не разговаривали и делали вид, что уже снова спим (под такой-то стук). В конце концов, пришельцам надоело в одностороннем порядке ругать дверь, они поняли, что сегодня ловить нечего и стали ушельцами.

Ранним субботним утром десять человек из второго бытового, осторожно оглядываясь, с мешками передвигались в сторону костюмерной, намереваясь по-тихому замести следы. Только вот они не учли того, что директор, которому плохо спалось всю ночь, тоже поднялся рано и решил заглянуть с беседой к руководителю театрального кружка, а по совместительству костюмеру, Жинивее Рамусовне. Он как раз интересовался, какие сейчас идут постановки и кто в них задействован, когда дверь тихо скрипнула и, метая испуганные взгляды в коридор, в комнату крадучись вошли ученические фигуры с мешками в руках. Увидев директора, фигуры замерли на полушаге, непроизвольно сглотнули, и так же крадучись попятились обратно в коридор. А лицо директора вдруг исказила одна очень нехорошая гримаса.

— Варвара, Тамара? — забежал к нам первокурсник-дежурный. Мы кивнули. — Вас к директору вызывают, срочно! — и убежал по своим делам.

Мы переглянулись и поспешили к директору, его сейчас лучше не нервировать даже опозданиями. Тихонько постучав, мы прошмыгнули в дверь:

— Здравствуйте, Тихон Петрович, вызывали? — делая чуть запуганный вид, мол, ничего не делали, но все равно страшно, спросили мы. В просторном кабинете на темно-зеленом с бордово-желтой окантовкой ковре стояла сбоку от входа понуро опустившая головы толпа. Которая, впрочем, когда мы вошли, стала переглядываться и смотреть торжествующе.

— Заходите-заходите, — тоном, знающего, о чем он говорит, человека проговорил директор, сидя за столом и вертя в руках карандаш. Мы послушно застыли с другой стороны от входа. Директор отложил карандаш, вперился в нас взглядом мудрого дракона и достаточно спокойно проговорил:

— Ваши одноклассники уверяют меня, что вы им подбросили некоторую бумагу и именно вы спровоцировали их на кое-какие крайне хулиганские действия.

Мы подались вперед, выпучив глаза:

— Это когда это?

Группа взволнованно заколыхалась и стала буравить нас взглядами.

— Ты чего придуриваешься? — рыкнул, сжав кулаки, Ерема. — Это про записку, как найти сокровища.

— Какие сокровища? — еще более удивились мы. — О чем вы говорите? — спросили и развернулись за объяснениями к директору.

— Я до вас по просьбе ребят вызывал сюда Крапия Вадимовича и он подтвердил, что на вчерашней его лекции вы, Варвара, действительно разыскивали какую-то бумагу, — с видом, и что ты на это скажешь, спокойно произнес директор.

Я, облегченно выдохнув, подалась обратно и, смущенно краснея, сказала, что да, я действительно разыскивала вчера бумагу:

— Но это было, — я помялась, — любовное письмо, а вовсе не, — гневно взглянула на толпу, — какая-то там записка с... сокровищами?

Толпа забурлила и подалась вперед, но директор громко им приказал:

— Спокойно! — и они замерли, одаривая меня крайне неприязненными взглядами.

— А не поведаете ли вы нам, от кого было это письмо? Видите ли, я не имею целью вторгнуться в вашу личную жизнь, но тут такое дело, что может быть нам это поможет определить, чья здесь правда.

— Конечно, я понимаю, — опять краснея, пробормотала я и выдавила: — От третьекурсника Сапня с боевого.

Директор кивнул, позвал дежурного и попросил привести на очную ставку господина Сапня. Толпа заметно занервничала, вспомнив некую картину и поняв, что, похоже, не все идет гладко.

— А что вы скажете на то, что уже целую неделю по школе ходят слухи о том, будто в подвале вы якобы нашли некоторую бумагу, где говорится о сокровище? — директор невзначай подтянул к себе знакомый желтый листочек. Я также заметила у него на столе наши с Томкой тетради по практике Крапия Вадимовича, и поняла, что здесь, похоже, проводили целый следственный эксперимент по сверке почерков. Конечно, ничего он не дал, почерк с листочка и почерк Маркуса-то, который его выводил, напоминал лишь отдаленно.

— Ой, да про меня каких только историй после подвала не ходит, — непринужденно махнула я рукой и пожала плечами: — Что теперь, всем верить?

— Да ты же нам сама рассказывала, что озолотишься в полнолуние!! — не выдержав, вскричал Жиц, сжав кулаки и скрипнув зубами.

— Когда это? — я с опаской посмотрела на парня, мол, вот ненормальный, сейчас еще бросится.

— Да после концерта в коридоре! — взревели все.

— Я не понимаю, зачем вы меня оговариваете! — вскричала я, наконец, в праведном гневе. И развернулась к директору, возмущенно объясняя: — Сами чего-то натворили, а теперь скидывают ответственность на чужие плечи! Не было такого! Я после концерта сразу на гуляния пошла, вон, Тамарка докажет! — я взглянула на подругу.

— Да, — так же пылко кивнула возмущенная Томка. — Мы сразу пошли на площадь в хороводы!