Мы, переваривая, помолчали какое-то время, пока Линель Ивановна не переспросила недоуменно:

— Куда-куда?

И все потонуло во взрыве хохота. Я чуть не надорвала себе живот из-за чересчур богатого воображения.

— Ты без деток-то после этого не останешься? — хихикали девахи.

— Бедненький! — рыдал, лежа на полу от смеха, Егор. Я, кое-как сделав серьезным лицо, с авторитетным кивком высказывала переставшей контролировать ситуацию и оттого растерянной Линели Ивановне:

— Я думаю на выступлении в конце ему лучше не ухать, а охать.

Ученики, расслышавшие это, от смеха уже просто забились в конвульсиях.

— Ну, на лобик, — бормотнул, пылая красными ушами, Веня.

— Не, тогда не в рифму! — оппонировал ему кто-то из парней, и все загоготали с новой силой.

На следующее утро число окрашенных выросло в геометрической прогрессии. Незаконно окрашенными оказались даже некоторые учителя. В библиотеке возник ажиотажный спрос на книгу «Бытовые мелочи» в синей обложке с красными буквами за четвертый курс бытового факультета. В течение дня все происходящее переросло в банальное хулиганство и тихий терроризм. Народ на цыпочках перебегал от стены к стене. Заклинания накладывались на проходы в классы, в столовую, в туалеты, на коридоры. Человек с нормальным цветом кожи уже воспринимался как агрессор, враг народа и нарушитель общественного спокойствия. В школе даже самоорганизовалась бригада, которая вылавливала таких вот недостойных членов общества и подвергала их принудительному окрашиванию. На эти процедуры с удовольствием собирались посмотреть цветные зеваки. Кто-то уже вывесил на информационной доске объявление объединиться в клубы по интересам согласно цветам.

В Школе безнадежно разгоралась эпидемия форменного безумия.

Кульминация истории грянула через день, когда окрашенным оказался сам директор, неосмотрительно вошедший с главного входа. Он с развеселой улыбкой, дыша полной грудью, вошел внутрь с огромной дорожной сумкой в руке, и даже не сразу заметил, что пожелтел. Увидев в большом зеркале в холле нечто лимонного цвета, Тихон Петрович недоуменно потер глаза и даже начал что-то такое подозревать... и тут к нему, словно детвора за подарками, высыпал с радостными лицами (спасение прибыло!) разноцветный преподавательский состав, которому доложили о приезде директора. Говорят, директор так и сел, где стоял.

Результатом волнений в школе стало издание Магическим магистратом дополнительного указа, ограничивающего предметы приложения заклинания «Наложение цвета» за номером таким-то в разделе заклинаний без противодействия. В коридорах школы специально развесили объявления, гласящие, что несоблюдение закона будет считаться преступлением и классифицироваться как легкое хулиганство.

Виноватых в случившемся так и не нашли, все допрошенные, колотя себя в возмущенно выпяченную грудь, перекладывали ответственность на чужие плечи. Правда некоторые обрывки слухов до директора таки дошли, или же он сам строил какие-то догадки, но на нас с Тамарой он при случайных встречах в коридоре смотрел крайне долго и задумчиво. А мы с Тамаркой что? Ходили такие же розовые и зеленые, как и все, и ничего нам было не вменить. На отработке перебирали хлам в комнате, посещали лекции (кроме тех, которые пропали по независящим от нас обстоятельствам).

Кстати, плотник к нам все-таки заглянул... с новым замком и инструментами для его установки. Посмотрел, потоптался возле прожженной дыры, потом в сердцах сплюнул и, бормоча под нос неразборчивые ругательства и порывисто размахивая рукой, куда-то ушел и с тех пор еще не возвращался. А мы уже даже как-то привыкли жить с дырой и переодеваться за открытыми створками шкафа, подальше от любопытных глаз из коридора.

Одноклассники постепенно отошли от произошедшего и время от времени выискивали нас с Томкой по коридорам, преграждали дорогу и нехорошими голосами обещали нечто совсем уж ужасное на наши головы, и даже закатывали глаза, пытаясь доказать, насколько великолепны их злодейские замыслы. Один раз, будучи остановленной в шестой раз за день, я, взбешенно раздувая ноздри, поинтересовалась у Мариски:

— Ну и что вам все это дает? На коронацию-то вы все равно не попадаете!!

Парни заскрежетали зубами и наморщили лбы, а я поняла, что насыпала им соль на рану. На такое мне крайне злобно ответили, что они-то хотя бы свое удовольствие от мести получат, а мы на коронацию не попадем так же, как и они! В ответ на это я надменно расхохоталась им в лица и заявила, что это они так думают! Меня взяли на слабо, я взъярилась и согласилась на пари. И уже потом, спустив пар и оставшись в одиночестве, стала клясть свой болтливый язык, драть на голове волосы и думать, как же можно проникнуть на коронацию, чтобы сдержать свое слово. Воображение тут же нарисовало меня, жестикулирующую и доказывающую охране на входе, что я троюродная внучатая племянница двоюродной бабушки Императора и что я потеряла приглашение; а потом меня же, пытающуюся проникнуть через черный вход, прикинувшись грузчиком, но разоблаченную вследствие не выдерживания мной веса взваленного на плечи мешка и придавливания меня им же; а затем заискивающе улыбающейся суровому дяде-охраннику.

В пятницу днем нас выловила Линель Ивановна:

— Девочки, когда вы уже принесете мне эскизы рисунков? Во вторник уже концерт! Еще нужно успеть перенести их увеличенными на стены, да и на занавес сцены нанести.

Мы с Тамаркой с круглыми глазами переглянулись. В царящей вокруг суматохе мы совсем забыли о том, что еще и художниками назначены.

— Мы их доработаем за выходные, в понедельник с утра вам принесем, а во вторник утром развесим! — оттараторили мы.

— Но мне же еще нужно просмотреть их. Одобрить какие-то и отсеять неподходящие! — растерянно возмутилась Линель Ивановна.

— Наше назначение — это личное распоряжение директора! Неужели вы не доверяете его тонкому вкусу?! — патетично заявили мы и, гордо подняв подбородки, ушли, оставив обалдевшую от нашей наглости учительницу хлопать глазами.

После обеда мы привычным маршрутом направились в подвальную комнату, ведомые сутулым Трулем Шлисовичем. Запомнить дорогу самостоятельно нам пока не удавалось, школьный подвал напоминал огромный лабиринт. На обратном пути я всегда пыталась предугадывать направление и, сворачивая в совершенно противоположные выбранным мной проходам, с грустью понимала, что если бы не завхоз, то бродить мне здесь пессимистично стенающим привидением после окончания моих быстро бы закончившихся дней.

К пятнице мы разобрали уже больше половины комнаты. Мусор, сгребаемый в кучу за одну отработку, на следующий день куда-то исчезал. И мы складировали на его место новую рухлядь. То, что было в приличном состоянии, мы систематизировали по принципу «мухи — отдельно, крылья — отдельно» и раскладывали по сундукам или аккуратно складывали отдельными штабелями лампы, книги, вазы, тряпки, нашлась даже парочка ужасно рваных и дырявых, но ковров, отдельно сваливали странные штуковины непонятного назначения и так далее. Но все занимательное нами было уже давно раскопано, первый интерес угас, и через час методичной возни, поняв, что мне все надоело и я сейчас завою волком, я повернулась к Томке:

— Не могу больше!

— Ну давай отдохнем, — согласно предложила Томка и уселась на сундук.

— Да нет, я про другое. Слушай, а, может, сходим до той, следующей комнаты, в которой надо будет навести порядок?

Тамарка засомневалась и поерзала на своем сундуке:

— Я боюсь без Труль Шлисыча здесь ходить.