Джерон задумчиво взглянул на Йолу.
– Я полагаю, что когда-нибудь дух Синдры захватит все, что осталось от ее сестры.
Йола была поражена таким предположением.
– Нет, Джерон, мы не можем позволить этого. Мы должны как-нибудь извергнуть из тела Серайнис Синдру. Может быть, тогда, мы увидим Серайнис во всем ее прежнем великолепии.
Он не разделял ее энтузиазма.
– Но как можно нанести удар Синдре, не задев при этом Серайнис? Может быть, тогда проще сейчас убить ту, которая спит, чтобы уничтожить большее зло, пожертвовав незначительным добром? Ведь чтобы убить Синдру, надо убить Серайнис.
Он побледнел, сказав эти слова и увидев, как изменилась в лице Серайнис.
– Стыдись! Я думала, ты честный человек. Разве великий Пандилекс не послал тебя, чтобы ты разгадал тайну Серайнис и свершил правосудие; если это будет необходимо? Ты должен подчиняться обязательствам – или тебя настигнет его месть из могилы. Кто знает, может быть, в этот самый момент он наблюдает за тобой?
Мороз побежал по спине Джерона при этих словах, и он понял, что не будет ему покоя, пока он не выполнит свою миссию, хотя и непонятно, как он это сделает. Он как будто катался на коньках по тонкому льду. Ситуация в любой момент могла обернуться опасностью для них обоих. Они теперь имели дело с двумя неизвестными величинами вместо одной, и обе величины могли контролировать их сознание. Атмосфера была насыщена опасностью.
Красивое тело на ложе шевельнулось и поднялось. Они видели, как она открыла глаза. «Кто смотрит на меня, – подумал Джерон, – этими прекрасными глазами? Серайнис или Синдра?» – и слишком поздно сообразил, что эта мысль тут же была прочитана, как если бы он сказал это вслух.
Она побледнела, поняв, что они знают ее тайну. Некоторое время она не могла совладать с собой, потом ей это удалось и она заговорила бесстрастным тоном:
– Поздравляю вас обоих с тем, что вы кажется, проникли за завесу иллюзии. Не пугайся, Йола, разве ты не знала меня когда-то как сестру Серайнис? Да, я та, которой восхищались здесь и в чужых краях, как красивой женщиной и колдуньей. Даже мой отец – будь проклята его память – со всем своим искусством не мог разгадать моего трюка, при помощи которого я избежала ужасов змеиной ямы. Он и послал тебя, Джерон, как моего судью и палача. Ну что же, теперь, когда мы познакомимся поближе с загадкой, которую тебя послали разгадать, ты, может быть, проявишь понимание, к которому он был неспособен. Убей меня – и ты убьешь Серайнис, хотя от нее осталось и немного, ее дух еще теплиться в этом теле. Я поселилась в убежище, которое неприкосновенно для тех, кто любит Серайнис, так что мой дух защищен от возможных нападений. Вы боитесь за мою сестру? Эти страхи безосновательны, наоборот, я люблю свою сестру так сильно, как только можно, разве мы не близнецы, вышедшие из одного материнского лона? Когда Серайнис поняла, что отец собирается казнить меня, она умерла тысячью смертей, думая о том, что должно произойти. Когда она увидела, что мой конец приближается, ее дух ослаб. Без сомнения она умерла бы при виде моей кончины, не в силах пережить смерть своей сестры. И в этом ужасном состоянии дух ее начал ослабевать и я увидела, что могу избавить ее от мучений и одновременно спасти свою жизнь… Я колебалась, произнести ли эту страшную магическую формулу, которая перенесла бы мой дух в убежище ее тела. Эти несколько мгновений были тяжелым испытанием для нее, но все равно она бы уже не осталась такой, какой я ее знала. Ее больной душе все равно требовалось постороннее вмешательство, и я погнала ее тело прочь от этой ужасной ямы, где остался мой труп. Месяцы терпеливых усилий увенчались успехом. Серайнис все еще правда слаба и вряд ли когда-нибудь войдет в прежнюю силу. И вот вы нас видите – близнецов в одном теле, Синдру, беспомощную без тела ее сестры и Серайнис чье здоровье зависит от колдовства Синдры. Джерон, ты еще не пересмотрел свою позицию в этом деле? Ты – на стороне убийцы моей матери, который убил и мое тело и чуть не стал причиной смерти Серайнис. Подумай хорошенько, взвесь на весах логики иного мира, кто здесь пострадавшая сторона? Ведь Пандилекс уже давно умер, обратился в прах, в то время как я живу, сильная своими знаниями, могущественная колдунья. Неужели ты разрушишь красоту Серайнис, которая, как и моя когда-то, была желанна для всех мужчин? Неужели ты можешь решиться убить меня, помня при этом, что позор убийства Серайнис падет на твою голову?
Она откинулась назад и отпила вина из чаши. Ее таинственные глаза сверкали, контрастируя с бледной красотой кожи. Он подумал, что никогда она не выглядела еще так красиво, но голос сомнения по-прежнему звучал в его мозгу. Ведь это же только ее собственные слова – о том, что случилось с Серайнис. Может быть, Синдра умышленно ослабила дух Серайнис, ведь Синдра была более опытна в магии. Но наверняка, если бы он убил Синдру, он убил бы одновременно и Серайнис. Не был он уверен и в том, что справится с этой силой, направленной против них, хотя у него и было кольцо. Если бы все, что она рассказала, было правдой, то она являлась спасением для Серайнис. Как он мог узнать, что правда, а что неправда? И могла ли она объяснить покушение на них в Мертвом Лесу и поведение Тироса.
Она протянула свою руку и положила ее на его руку.
– Да, я отвечу на эти вопросы, хоть ты и не произнес их вслух, – она повернулась к Йоле, которая тоже пыталась читать мысли Джерона, но с меньшим успехом. – Джерона одолевают сомнения, потому что нелегко забыть, что случилось с вами в Мертвом Лесу и в Гробнице Близнецов. Когда вы об этом спросили меня в прошлый раз, мне нелегко было ответить, потому что я не хотела раскрывать своего пребывания здесь, так как некоторые из сторонников Пандилекса хотят меня убить. Мой долг – защитить Серайнис, которая не в состоянии это сделать сама. Когда мне стало известно, что ты – агент моего отца, я испугалась, что мой секрет раскрыт. Прости меня за чистосердечное признание: я отправила тебя в путь с зародышем убийства в твоем мозгу. Если бы Ина узнала, что ты убил невинную в ее доме, ты тоже бы умер от ее руки. Когда это не удалось, я послала Тироса с отрядом вслед за вами, но дух Серайнис взмолился – и я увидела, что была несправедлива к вам. Я остановила Тироса, преследовавшего вас в Гробнице. И здесь он нашел свою смерть, так же, как и его отряд. Память об их гибели до сих пор меня преследует, ведь я мысленно присутствовала при всем этом.
Она склонила голову, плечи ее вздрагивали. Йола не могла вынести вида таких мучений той, которой когда-то была так горда и она взяла руки Серайнис в свои, пытаясь утешить ее. Через некоторое время Серайнис подняла голову и откинула назад свои черные волосы.
– Джерон молчит. Кажется, мое признание было напрасным. Что я еще могу сказать, в чем признаться?
Большинство людей в этом случае сдались бы, но несмотря на умоляющий взгляд Йолы, он подавил свое смущение и продолжал:
– Синдра, как оказалось, многое между нами было непонятно, но теперь нам следует открыться друг другу до конца. И нам крайне необходимо устранить все сомнения. И я имею ввиду вопрос о Серайнис. В прошлом, когда мы разговаривали с тобой, без сомнения, отвечала нам ты, но теперь я хотел бы поговорить с самой Серайнис, ведь только она может подтвердить, что все сказанное – правда.
Синдра на минутку задумалась, а потом сказала:
– Хорошо, пусть будет так. Только помни, что я сейчас говорю голосом Серайнис так что ты не услышишь разницы. Чтобы исключить обман с моей стороны, я попрошу сестру описать события, где меня не было, но была Йола. Так ты убедишься, что разговариваешь именно с духом Серайнис. Теперь я замолкаю, покуда вы не позовете меня по имени, но предупреждаю: будьте осторожны, моя сестра очень быстро устает.
Она замолчала, глядя на них. «Невероятно, – подумал Джерон, – через минуту она снова заговорит, но голосом ее будет управлять совсем другая личность».
Но как они могут существовать вместе без того, чтобы одна взяла вверх над другой? Если Йола убедиться, что это будет говорить действительно Серайнис, то сразу станет ясно, говорила ли правду Синдра. При этом приходиться, к сожалению, на веру принимать то, что Синдра не использовала никакого неизвестного давления на Серайнис с целью выведать то, что ей было известно. У него было скверное чувство, что проверка в любом случае ничего не покажет.