В преждние времена отец мог бы поднять меня и бросить, как мешок с картошкой. Теперь я был сильнее. Напоследок, печально, но у него не было больше выбора.

Через пол часа он был пристегнут на переднем сидении рядом со мной, его рот застыл в побежденной линии, его руки постукивали по коленям его вельветовых штанов, как будто ожидая того дня, когда он будет достаточно силен, чтобы закрепить их вокруг моей шеи. Я не имел представления, наступить ли когда-нибудь тот день, когда мой отец будет похож на отца, которого я знал раньше. Всё что я знал, это то, что мы направлялись в Фокстон, маленький город в провинции Онтарио, и после того, как моя работа будет сделана — я не знал, что собирался делать.

Жюстин Корсеау жила на самой границе провинций Квебек и Онтарио. Я пережил три с половиной часа каменного молчания по пути туда. К счастью пейзаж был потрясающий: скалистый, холмистый, полный малых рек и озер. Весной это будет потрясающе, но сейчас, в самом конце зимы, он все же имел поразительную, внушительную красоту.

Маленький город, Фокстон, в который Кеннет направил меня, имел одну гостиницу. Сначала я взял отца и поселился там, и перенес наши немногочисленные вещи. Отец казался полностю истощенным, его лицо было цвета облаков, его руки тряслись, он казался ослаблен достаточно, чтобы свернуться на одной из наших кроватей в комнате. Я чувствовал одновременно вину и гнев из-за его страданий. Так как он, казалось, спал мертвым сном, я провел несколько быстрых заклинаний исцеления, не зная, были ли они достаточно сильны, чтобы иметь какой-нибудь эффект на человека в состоянии моего отца. Затем я наложил печать наблюдения на одном из его ботинок, полагая, что он не мог пойти куда-нибудь без него и что ее будет меньше шансов почувствовать, чем если бы она была не его теле. Таким способом я мог оставаться в контакте с ним, более или менее посвященным в то, что он делал, знать, если бы он попытался сделать что-то глупое, типа вреда себе. Затем я схватил пальто и ключи от машины и запер за собой дверь. Сожалея об этом, я заколдовал дверь так, чтобы ему было трудно выйти наружу. В любях других обстоятельствах такая мера была бы немыслима, но я не доверял отцу, принимая лучшее решение на данный момент.

Я никогда не думал, что буду так использовать свою магию. Это оставило неприятный привкус во рту.

Кеннет рассказал мне, что Жюстин Корсеау была из клана Рованванд, и я намеренно отложил свои личные чувства к клану, прежде чем добрался до ее дома. Честно говоря, я часто находил, что Рованванды были довольно самолюбивыми. Они так превозносили свое стремление к добру, свою борьбу против тьмы, зла Вудбейнов. Просто это казалось через чур.

Кеннет умел давать мне очень точные направления, и, едва прошло 20 минут после того, как я покинул отца, я наткнулся на длинную дорогу, ограниченную с обеих сторон лиственными породами: дубами, кленами, кариями. Это было приятное место, и снова я представил, как это должно было выглядеть весной. Я надеялся, что не буду здесь, чтобы увидеть это.

Примерно через четверть мили дорога остановилась перед коттеджем, который для моих глаз кричал "Ведьма". Он был маленький, живописный, сделанный из местного камня. Вблизи от него была зимняя версия сада, который летом, должно быть, будет поразительным. Даже сейчас, спящий и присыпанный снегом, он был ухоженным, аккуратным, приятным.

Прежде чем покинуть машину, я выполнил свою обычную подготовку. Когда Сикер приближается к кому-то, кого она или он изучает, все что угодно может произойти. Не подготовленный сикер может вскоре стать мертвым сикером. Я взял минуту, чтобы сосредоточить свои мысли, обострить различную защиту, физическую и магическую, которые были на месте, и сделал обычное заклинание против зла, защитное и заклинание для ясности. Наконец я почувствовал себя достаточно "сикеристично" и вышел из машины, заперев ее.

Я пошел по извилистой каменной дорожке в сторону ярко-красной двери, думая, какой будет мисс Корсеау. Судя по коттеджу, я уже представлял ее, возможно, кем-то, наподобие Элис. Нежной, доброй, с тремя или четырьмя кошками. Я надеялся, все пройдет так просто, как это казалось. К сожалению, я знал, что это не всегда так.

Пока я сидел в машине, никто не выглядывал через толсто-остекленные, старомодные окна, ограниченные темно-зелеными ставнями, и я надеялся, что мисс Корсеау была дома. Я не видел машины. Взглянув назад, я увидел небольшой парник, прилегающий к коттеджу, а также довольно много упорядоченных квадратов сада позади. Может быть, гараж был тоже там же.

Перед входной дверью я привел все свои чувства в состояние боевой готовности и постучал сияющим латунью дверным молоточком. Я почувствовал, как кто-то выпустил свои сенсоры ко мне и инстинкивно заблокировал их. Дверь открылась нерешительно, и женщина вышла вперед. Я на мгновение растерялся.

"Жюстин Корсеау?" спросил я.

Она кивнула. "Да. Могу я вам помочь?"

Моим первым, незамедлительным впечатлением было то, что она была гораздо моложе, чем я предполагал. Я понял, что Кеннет не упомянул ее возраста, но этой женщине было не больше, чем 22 или 23 года. Она была поразительно красива с темно рыжими волосами до плечь. Ее кожа была чистой и матовой, ее глаза были широкими и коричневыми, похожие на глаза Мэри Кей.

"Я Хантер Найэл" сказал я. "Совет послал меня сюда, чтобы поговорить с вами". Это предложение могло вызвать любое число различных реакций, от неповиновения до страха, любопытства или замешательства. Но это был первый раз, когда кто-то посмеялся надо мной напрямую.

"Извиняюсь" сказала Жюстин, душа свой смех, но все еще широко улыбаясь. "Богиня. Сикер? Я не знала, что такая страшная. Заходите и выпейте немного чая. Вы должно быть замерзли".

Внутри ее дом был очаровательным. Я бросил свои сенсоры, но не нашел ничего, кроме обычный колебаний длительной магии, регулярной магии — ничего странного или неуместного. Я обнаружил слабые следы мягких заклинаний, приятные ароматы трав и масла и тихое чувство радости и достижения. Я не чувствовал ничего темного, ничего, что мог бы засечь мой радар. Вместо этого я чувствовал себя более комфортно в этой комнате, чем в большинстве мест, где я был в последние шесть месяцев.

"Пожалуйста, садитесь" сказала Жюстин и я уловил музыкальные нотки в ее голосе, подумав о том, пела ли она. "Чайник почти готов — я приду через полминуты". Она говорила на прекрасном английском языке, но с мягким французским акцентом. Я был просто рад, что она говорила по английски. Было бы трудно разговаривать, делая это все на французском языке.

Диван в гостиной был увеличенного размера, покрытый ситцем и уютно заношенный. На столе перед ним покоились расположенные по кругу шишки, сушеные зимние ягоды, несколько дубовых листьев. Это было скромно и художественно и весь дом поразил меня таким образом. Я задавался вопросом, было ли это все ее вкусом, или она жила здесь с родителями, а потом унаследовала весь их декор.

Как только я опустился на диван, две кошки неопределенной породы подошли ко мне и решительно поднялись ко мне на колени, свернувшись и переминая мне ноги своими лапами, стараясь вписаться в ограниченное пространство. Я погладил их мягкий, по зимнему густой мех и снова не почувствовал ничего, кроме сытного довольства, здоровья, безопасности.

"Ну что ж, приступим" сказала Жюстин, входя с нагруженным чайным подносом. На нем был чайник с дымящимся чаем "Дарджилинг", немного нарезанного торта, фрукты и небольшая тарелка нарезанных сэндвичей. После прошедшей недели моего собственного приготовления еды, было приятно иметь кого-то, кто кормил меня, для разнообразия.

Удерживая свой чай над кошками на моих коленях, я сказал "Очевидно, вы знаете, почему я здесь. Совет послал вам письмо, на которое вы не ответили. Вы не хотите рассказать мне, что происходит своими собственными словами?"