Тропа расширилась, выводя в конец долины через такое же ущелье, что и в начале. Скай, несмотря на то что легкие работали на пределе, нашел в себе силы совершить рывок. Вот он уже почти вплотную подобрался к преследуемому зверю; тот свернул в сторону, чтобы не врезаться в кусты, и в этот момент Скай обрушил дубинку на заднюю ногу, вложив в удар всю свою силу. С ужасным воплем, больше похожим на человеческий, вепрь споткнулся, упал и по инерции перевернулся несколько раз, пока на полной скорости не врезался в дерево. Он попытался подняться, но, тяжело дыша, снова рухнул на землю.

Звуки погони, доносившиеся все это время, смолкли. Только хриплое дыхание охотника и его жертвы нарушало тишину, воцарившуюся в долине. Затем сзади послышалось шарканье. Скай обернулся и увидел, что небольшую прогалину заполнила дюжина или больше безликих силуэтов в капюшонах. Все были одеты в черное, и Скай смог опознать только Жаки по облегающему платью и старуху Фарсезе по заляпанным кровью рукам. Еще одна фигура выступила вперед, и из-под накидки послышался знакомый голос:

— Сделай это, внучек. Ради крови Маркагги, что струится и в твоих жилах. Ради маццери, учеником которых ты теперь стал. Сделай это. Убей!

Со всех сторон эхом раздался шепот:

— Убей. Убей. Убей.

Скай обернулся к умирающему зверю. Бока его еще вздымались и опадали, из горла доносилось тихое поскуливание. Скай шагнул вперед.

— Убей. Убей. Убей.

Это же так просто. Не надо даже сильно замахиваться — сила тяготения и вес дубинки сделают свое дело. Обхватив ее двумя руками, он поднял оружие предков высоко над головой.

Убей.

Кабан начал поворачиваться к своему преследователю, поднимая голову с клыками; им двигал инстинкт, и он не хотел умирать без боя. Но в тот момент, когда лунный свет отразился в темном зрачке зверя, пальцы Ская выпустили дубинку, и она со стуком упала на землю позади него. Охотник наклонился и сжал голову жертвы. Животное резко дернулось, пропоров острым клыком правую руку юноши. Но Скай не ослабил хватку, он не мог сделать этого сейчас, когда морда зверя была прямо перед ним, и до того, как пришла боль, посмотрел ему в глаза.

За короткое время пребывания на Корсике Скай повстречал всего нескольких человек: водителя автобуса, девушку, слепую старуху, свою двоюродную бабушку. Никто из них не глядел на него. На него глядел кузен Жаклин.

— Джанкарло, — прошептал Скай, но не настолько тихо, чтобы его не услышали.

Он понял это, когда услышал позади рыдания.

Сколь трудным для его фюльгии всегда был выход из тела, столь же легким оказывалось возвращение. Словно существовало какое-то ограничение на путешествия вне плоти. Не во времени, нет — как обнаружил Скай, время в тех случаях, когда двойник обретал свободу, не имело значения: час в одной жизни мог равняться целой неделе в другой, — но в целях. Он чему-то обучался, чего-то достигал — убивал кого-то! — и затем переносился назад. Слияние с собственным телом происходило в то самое «одно спокойное мгновение», как назвала его бабушка.

Покинуть плоть было нелегко — за решением этой проблемы Скай и приехал на Корсику. Вернуться же не составляло труда.

До сего момента.

— Чего ты ждешь, Скай? — поинтересовалась Паскалин. — Маццери охотятся ночью. Близится утро. Ты должен воссоединиться с плотью.

Он посмотрел в окно. Светало.

— Поверь, я бы с радостью.

Эйфория и восторг охоты мигом улетучились, едва Скай взглянул в глаза кабана. Сейчас очень хотелось поспать. И поспать осознанно, а не как та фигура, что сидела, сгорбившись, у стола.

Если бы только он не задержался! Бабушка появилась в хижине раньше. Охотница и бывшая учительница слились в одно мгновение, и теперь единственная Паскалин стояла и нетерпеливо смотрела на двух Скаев.

Вот оно!

— Кажется, я знаю, в чем проблема, — сказал он. — Вы. Здесь…

Скай не договорил, внезапно смутившись.

— Ты застенчивый, внучек? — усмехнулась бабушка.

Странно, особенно принимая во внимание, что она видела все, что Скай делал ночью. Но причина была именно в ее присутствии! В долине за ним наблюдала не бабушка, а ее двойник. А теперь ситуация примерно такая же, как накануне вечером в ее квартире, когда Скай готовился к охоте. Он переодевался в другой комнате, не на ее глазах! И он не хотел, чтобы она видела его сейчас.

— Если бы вы, ну, вы понимаете, оставили меня на мгновение.

Паскалин не смогла сдержать улыбку.

— Да, конечно, — сказала она и вышла на улицу.

Скаю сразу стало легче, но он ощутил безмерную усталость. Охотник шагнул вперед и дотронулся до своего плеча, нет — до плеча другого себя.

Одно спокойное мгновение. Все, что ему нужно.

Скай вышел на крыльцо и увидел, что бабушка уже сидит за рулем.

— Все в порядке? — спросила Паскалин.

Он кивнул и забрался на сиденье. Машина тут же тронулась с места.

Возвращались в Сартен молча. Скай прислонился головой к стеклу. Все тело ныло — очевидно, следствие действия наркотика, который дала ему бабушка, а также результат падения в долине и раны, нанесенной острым клыком разъяренного кабана. Рука была практически не повреждена, однако по ней тянулась пульсирующая болью багрово-красная линия, напоминая об ощущениях после ударов мечом или копьем, полученных Скаем в теле Бьорна.

Когда машина въезжала в город, рассвет уже позолотил горные вершины. Паскалин припарковалась возле дома, и трое охотников — пожилая женщина, старый пес и обессиленный юноша — поковыляли по лестнице. Оказавшись в квартире, Паскалин сменила черную одежду на домашнюю, затем прошла на кухню и сварила кофе. Скай пил, держа кружку обеими руками, и наслаждался больше исходящим от нее теплом, чем вкусом. Еще в долине он начал дрожать от холода и сейчас завидовал Амлету, распростершемуся ничком на коврике у камина, где Паскалин развела жаркий огонь. Несмотря на жуткую усталость, Скай чувствовал, что ни за что не сможет уснуть. По крайней мере, сейчас.

— Не понимаю, — произнес он первые за последний час слова.

— Чего не понимаешь, внучек?

Он посмотрел на бабушку. В фиолетовой блузке, накинутой поверх нее шали, брюках, узорчатом шарфе на голове она казалась самой обычной пожилой женщиной. А всего несколькими часами раньше…

— Ничего не понимаю. Зачем это?

— Охота?

Скай кивнул, и бабушка нахмурилась.

— Что за вопросы? Сегодня ночью ты сделал первый шаг к обретению себя такого, каким был всегда.

— Но мне не нужен такой я! — Мгновенное воспоминание о грудной клетке Олава, разрубленной топором Сигурда, заставило Ская содрогнуться. — У меня в семье уже и так достаточно убийц, так что благодарю покорно!

— Убийц? — переспросила Паскалин, опускаясь в кресло. — Маццери не убивают, они…

— Я видел, — прервал ее Скай, — и Жаклин Фарсезе мне все объяснила. Ее бабушка зарубила кабана, посмотрела в его глаза, узнала кого-то, кто теперь тоже умрет.

Он стукнул кружкой об стол, расплескав кофе.

— Если это не убийство, тогда не знаю, как еще это назвать!

— Нет. Послушай меня.

Паскалин встала, взяла тряпку, проковыляла к софе и, вздохнув, села рядом с внуком. Ночная охотница уступила место уставшей пожилой женщине. Вытирая разлитый кофе, она говорила:

— Скай, мы не убийцы. Животное, которое мы преследуем, и человек, которого оно олицетворяет, уже помечены. Мы не выбираем жертв. Все, что нам остается, — это засвидетельствовать смерть.

Ошеломленный, Скай уставился на нее.

— Но почему?

— Почему? И ты еще спрашиваешь, хотя сам сегодня ощутил силу маццери?! — Она удивилась не меньше Ская. — Ты охотишься, потому что должен. Как и я, как и все мы, ты вынужден охотиться.

Глаза Паскалин светились почти так же страстно, как и ночью.

— Потому что никогда не чувствуешь себя более живым, чем в тот момент, когда случается предсказанная смерть.