— Может, Барсук поднимет тревогу?

Кипяток фыркнул.

— Ты сбрендил? Когда он прочухается, то обвинит нас в краже машины. Вряд ли он расскажет кому-нибудь об оомемианах и о нашем ненаглядном Артвите. Полиция сочтет, что мы расколотили машину или загнали ее, чтобы подкупить наркоты. — Он врезал каблуком по розовому пенопласту, но поцарапать тротуар не сумел. — Гибель сенсационной музыкальной карьеры.

— Какая еще музыкальная карьера? — спросил Кервин, утомившись от речей панка.

— Моя, парень. Я хорошо играю на клавишных и ударных. Могу и на бас-гитаре.

— Хочу есть, — сообщила прозаическая Миранда. — Угости-ка меня шоколадкой, которую ты стянул.

— Сколько угодно, дорогуша. — Кипяток протянул ей квадратик в фольге. Стоило ей прикоснуться к плитке, как та, реагируя на тепло, развернулась сама. Миранда мрачно откусила половину и принялась жевать.

Спустя два часа троица забилась под карниз, спасаясь от дождевой воды, просочившейся сквозь верхние уровни. Дождь оказался холодным.

— Уже поздно, — проговорил Кипяток. — Дождь скоро кончится. Не могли же они отвернуть краны на всю ночь.

Продрогшая Миранда безутешно пробормотала:

— Я по-прежнему голодна.

— Что я слышу! — с горечью воскликнул Кервин. — Выходит, в жизни все же есть кое-что поважнее покупок?

— Не лови меня на слове. Мне бы хотелось иметь все, что я назаказывала. Но прожить без этого можно. Удовольствие получаешь от выбора, а не от обладания.

— Иногда я жалею, что не выбрал своей специальностью антропологию. Мертвых легче понять, чем живых.

— Не говоря уже о том, что они более предсказуемы, — подхватил Кипяток. — Надо нам поесть или нет? Значит, придется как-нибудь добывать бабки.

Он поманил пальцем Измира. Астарах расплющился и изобразил над ними козырек.

— Никто не предложил нам сокровищ в обмен на это чудо света. Значит, надо пошевелиться самим. Я специалист по выживанию, недаром как-то провел целое лето в специальном лагере. Берите-ка!

Он вытащил из кармана три миниатюрных головных телефона. Правый наушник каждого был почему-то розовым.

— Это что еще такое? Откуда? — не понял Кервин.

— Ты и вправду считаешь, что у меня опилки вместо мозгов? Они лежали рядом с блоком связи у нас в номере. Я их прикарманил, пока вы препирались с этой крысой.

Кервин засунул принимающий конец переводчика себе в ухо.

— До чего миниатюрные! — Он испуганно оглянулся. — Должно быть, страшно дорогие. Служба безопасности отеля наверняка уже разыскивает нас. — Он припомнил чудищ, выбросивших их на улицу. Встречаться с ними у него не было ни малейшего желания.

— Вряд ли они тут много потянут, — возразил Кипяток. — Вокруг ошиваются существа самых разных рас, поэтому такое устройство здесь жизненно необходимо и широко распространено. Без него просто не поболтаешь с соседом! Это, скорее всего, одноразовая дешевка.

Миранда тоже надела наушники, которые смотрелись на ней превосходно.

— Жаль, что они не под золото.

Кипяток усмехнулся.

— У меня в карманах водится еще кое-что. Внимание! — Он гордо достал из кожаных недр два приспособления. Одно походило на гибрид антенны и флейты, было усеяно кнопками и имело три мундштука. Второе напоминало нераскрывшийся цветок, но только до тех пор, пока Кипяток не прикоснулся к кнопке. Цветок поспешно раскрылся. На каждом из шести лепестков оказалось по четыре струны, уходящих к пестику.

— Что это такое? — спросила Миранда.

— Не помнишь? Когда ты скупила весь Гонконг, я занялся музыкальной секцией. Вместе с наушниками я прихватил и эти две штучки.

Он нажал еще одну кнопку, и лепестки цветка зажглись. Пробежавшись пальцами по струнам, он извлек из инструмента мелодичный звук, напоминающий звон колокольчика.

— Это, конечно, не гитара, но немного практики — и я заиграю получше слепого котенка.

Кервину стало совестно.

— Не обижайся. Просто у меня было скверно на душе.

— Уже забыл. — Кипяток вопросительно посмотрел на Миранду.

— Нечего на меня глядеть. Я ни на чем не играю.

— Не беда, разберемся. — Он передал флейту-антенну Кервину. — Сумеешь найти этому применение?

Кервин с интересом осмотрел инструмент и осторожно прикоснулся губами к одну из мундштуков. Для его челюстей он оказался маловат, как мундштук знакомой ему волынки. На слабое дуновение инструмент отозвался звуком поразительной глубины и мощности. Кервин принялся экспериментировать с кнопками.

— Может, я и смог бы на нем сыграть, — сказал он, переводя дух. — А что, разве мы решили дать концерт?

— Почему бы и нет? Ты видишь знаки, которые запрещали бы уличное музицирование?

Кипяток начал, то есть неряшливо забегал пальцами по лепесткам. Кервин удивился, насколько простым инструментом оказалась флейта-антенна. Совсем скоро они уже импровизировали, как безумные, забыв про холод и сырость и заботясь лишь о том, вразумительно ли звучат для поредевших прохожих их упражнения; о приятности исторгаемых звуков для инопланетного слуха они старались не думать.

Немного погодя дождь перестал, причем не постепенно, а разом, словно кто-то наверху и впрямь закрутил кран. Число прохожих выросло, для ночной клиентуры распахнули двери магазины. Будь у него шляпа, Кервин бросил бы ее перед собой на тротуар.

Музыка, которую извлекали двое энтузиастов из чужеземных инструментов, заставила Миранду забыть о скуке. Сначала она просто кивала головой, потом заулыбалась, задвигалась в чувственном ритме. Скоро она уже извивалась в танце под странный ритм, как сорвавшаяся со шкалы осциллоскопа кривая.

Теперь Кервину было трудно сосредоточиться на игре. Девушка определенно умела двигаться, хотя оставалось неясным, привлечет ли она своим умением инопланетян. Дело решил Измир: он присоединился к ней, мигая, как рождественская елка, работающая от атомной электростанции, произвольно меняя окраску и подвывая.

Миранда сбросила туфли и танцевала босиком. Тротуар приятно холодил ступни и быстро подсыхал. Измир встал на несколько длинных ножек, чтобы сыграть роль партнера Миранды. Не сумев попасть в ритм ни с ней, ни с музыкой, он трансформировался в золотой футляр с лентами, выбивающимися наружу и развевающимися, как жидкий металл. Когда он обвивался вокруг девушки, в воздухе трещали электрические разряды. Среди золотого мелькания неизменно горел синий глаз, бесстрастно озирающий собравшихся.

Экзотический характер представления заставлял притормаживать на бегу даже самых забубенных инопланетян. Вокруг исполнителей выросла толпа. Кервин знай себе дул, украдкой выискивая в толпе полицейского. Он полагал, что сумеет распознать полицейского независимо от числа конечностей и глаз.

Однако представители местной законности не торопились материализоваться. По всей видимости, выступление на тротуаре не нарушало действующее законодательство, а если даже и нарушало, никто из зрителей не жаловался на происходящее. В городе масштаба Олвина полиция вмешивалась, наверное, только когда получала сигнал о нарушении закона, не имея времени самостоятельно охотиться на нарушителей. Патрулирование потребовало бы здесь развертывания сил, сопоставимых с французской армией.

Представление закончилось само собой: у Кервина не хватило дыхания, а у Кипятка онемели пальцы. Кервин опустил флейту, Кипяток сложил лепестки музыкального цветка. Миранда вопросительно посмотрела на обоих.

— В чем дело? Уже устали? — Сама она выглядела свеженькой, как марафонец после месячного отдыха.

— Не совсем так, — отозвался Кервин. — «Смертельно устали» — это будет точнее.

— Давайте! — она прищелкнула пальцами. — Вы отлично играете. — Она закружилась, не обращая внимания на взлетающий подол.

— Нет, закругляемся. — Кипяток опирался о стену и утирал пот со лба и выбритых висков. — У тебя там что, вечный двигатель?

— Нет. Я как раз вспомнила, что голодна.

Кипяток закинул свой музыкальный инструмент на спину. Тесемка отсутствовала, но инструмент пристал к кожаной куртке, как приклеенный. Возможно, кожа была его любимым материалом. Кипяток наклонился, изучая содержимое туфель.