— Говори, Танька, если знаешь чего! — приказала вдруг мать.

Емельянов включил диктофон, повторил вопрос.

— Ну я действительно перепугалась очень. Там такая свистопляска была. Сначала меня грузины какие-то лапали, — тетя Маша поджала губы, но промолчала. — Потом, — продолжила Таня, — ваши сотрудники нагрянули. Шум, выкрики разные. Потом девушку эту из обменника мертвую нашли. Я в первый раз такое видела. В общем, я от страха, это… в туалет захотела. Вот. А там, в помещении этом, окно есть, оно на другую сторону выходит, на переулочек. На окне жалюзи. Я пока руки мыла, сквозь жалюзи и смотрела, так, машинально. И видела, как мужчина из казино вышел. Высокий такой, светловолосый. Я его узнала — он вместе с тетей Ниной в казино приехал. Интересный такой мужчина, я его и запомнила. Вышел он как-то крадучись и быстро исчез. Я не осознала, что надо об этом сказать. Если честно, то испугалась. Думаю, скажу, а потом со мной как с этой девушкой…

— Вы напрасно боитесь, Танюша! — ласково подбодрил ее Николай. — Это очень важная информация, вы можете очень помочь следствию. А безопасность вашу мы вам гарантируем. — «Эх, кто и что может сегодня гарантировать?!» — мысленно упрекнул себя Николай. Но дело есть дело. Он достал из «дипломата» две фотографии Альгериса, протянул Татьяне. — Вам знаком этот мужчина?

— Ну да, это он и есть, тот, что выходил, — уверенно ответила Таня, рассмотрев снимки.

— Постарайтесь вспомнить, в какое время это было.

— Я без часов была, — растерянно проговорила Татьяна и надолго задумалась.

Николай кинул снимки Альгериса в «дипломат», потом несколько секунд смотрел в его раскрытые внутренности, вдруг вытащил пачку других снимков.

— Ну, хорошо. Время вы попытаетесь вспомнить. А вот посмотрите на эти фотографии. Нет ли там кого-либо вам знакомого. И вы, тетя Маша, посмотрите.

Тетя Маша с готовностью уселась рядом с дочкой. Женщины принялись внимательно разглядывать фотографии. На одной из них невысокая девушка, почти подросток, с тугими темными косичками, шла рядом с двумя высокими, черноволосыми парнями. На другой пожилая женщина тяжело опиралась о руку стройного чернявого юноши. На третьей была сфотографирована группа мужчин. Таня недоуменно пожала плечами.

— Ты гляди, чернявый-то этот, — тетя Маша ткнула грязным ногтем в одного из рослых юношей, — это, кажись, Пата, сын Чичико Папавы.

Таня с сомнением пожала плечами.

— Только не надо ничего придумывать, — попросил Коля. — Если не знаете, то и не знаете…

Тетя Маша обидчиво поджала губы. Таня в явном замешательстве рассматривала снимки. Наконец, она взяла последний — фоторобот девушки в низко надвинутой на лоб мужской шляпе.

— Да ведь это Тамрико! — воскликнула Таня и даже рассмеялась. Она снова стала перебирать отложенные снимки. — И вот тут она. А на этом снимке старушка — так ведь это тоже она! А здесь, — Таня разглядывала фотографию мужчин, — да вот же! Этот парень в шляпе — это она! Смотри, мама, — Таня протянула снимки матери.

— Кто такая Тамрико? — изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал ровно, спросил Николай, скашивая глаза на диктофон. Пленка монотонно жужжала.

— Так племянница тети Нины. Или дочка, я уж не знаю, — оживленно щебетала Таня. — Она же актриса. Мама-то ее только махонькой видела. А мы с братьями, как приезжали на каникулы в Кутаиси, так за ней все табуном и ходили. Она в Тбилиси училась, в театральной студии. Потом в театре работала, в Грибоедовском. Мы специально обратно домой через Тбилиси ездили, чтобы на ее спектаклях побывать. Она нам всегда контрамарки доставала.

— Фамилия? — все стараясь говорить безразличным тоном, спросил Емельянов.

— Кантурия. Тамара Кантурия, — тут же ответила Таня. — У меня даже программка театральная сохранилась. С ее автографом.

Таня все подсовывала снимки Тамрико своей матери, весело смеясь. Емельянов выключил диктофон, отер пот со лба. Вот как все просто! Сто раз был прав Грязнов, разругавший в пух и прах Диму Чирткова. Всего один свидетель, оставшийся недопрошенным. А оказалось, что это — самый главный свидетель! Неуловимая Тото — Тамара Кантурия. Год рождения известен.

— У вас телефон есть? — спросил Коля тетю Машу.

— Есть, милый, есть, — ответила та, отвлекаясь от снимков.

— Какой номер в милиции?

Николай Емельянов потребовал, чтобы ему срочно, на ближайший проходящий в Москву поезд, были заказаны два билета. Ближайший поезд отходил через два часа.

— Таня, вы собирайтесь, мы с вами в Москву поедем, — отвлек Коля женщин. — Вам ведь скоро на занятия?

— Ну да. Я через три дня собиралась уезжать.

— Ну так поедете пораньше. Зато за казенный счет.

— Куда это ты ее, милый? — забеспокоилась тетя Маша.

— Не волнуйтесь, тетя Маша! Таню будем беречь как зеницу ока. Она нам огромную помощь может оказать. В разоблачении преступной группы. Я так вашему капитану милиции и сказал. А везу я ее в МУР. К самому главному начальнику.

Тетя Маша загордилась, одернула шейный платок.

— Я что? Я не возражаю. Ты молочка-то попей! А то я принесла, а ты не пьешь. Танька, что встала-то, кобылица? Поезд тебя ждать не будет. Дуй, собирайся.

Коля с чувством выпил молока, отер губы.

— Тетя Маша, пока Таня собирается, вы мне снова расскажите то, что уже тут говорили. Я вас отдельно запишу.

— Зачем это?

— Порядок такой. Каждый свидетель должен отдельные показания давать. А не базаром, какой у вас с Таней получился. И я обязан ваши слова зафиксировать в протоколе.

— Так я ж уже рассказала все.

— Еще раз повторите. Я вам буду задавать вопросы, а вы отвечайте.

— Что это у тебя как театр какой! Снова повторять, это как в кино снимают. Дубли там все делают. У нас тут снимали однажды.

— Вот-вот. Как в кино.

— Хорошая у тебя работа! Не пыльная. А сколько платят-то тебе? Ты как вообще — женатый?

Аккуратным своим почерком Емельянов записал в протокол и показания тети Маши.

Билеты на поезд вручала Емельянову Клавдия. Она посмотрела на оперативника таким испепеляющим взором, словно Коля бросал ее с целой дюжиной сварганенных сообща детишек. Но Коля уже не реагировал на кустодиевские плечи, равно как и на другие красоты древнерусского городка. Единственное, что заботило его, — как можно быстрее доставить Татьяну Кветную пред светлы очи Вячеслава Ивановича Грязнова.

Турецкий с воодушевлением использовал свои законные утренние полчаса, когда в коридоре зазвенел телефон.

— О Господи… — проронила жена. — Это становится традицией! Ну почему нельзя позвонить позже!

Александр сделал слабую попытку не реагировать на настойчивый перезвон, но это было невозможно.

— Иди уж, — легонько оттолкнула мужа Ирина. — Небось Меркулов звонит, а он все равно дозвонится.

Но в трубке раздался не глуховатый голос Константина Дмитриевича. В трубке возбужденно рокотал Грязнов.

— Чего делаем, спим еще? — поинтересовался приятель.

— Угадай с трех раз, — сердито буркнул в ответ Александр.

— Ну извини, старик, — понимающе хмыкнул приятель. — Потом наверстаешь. А пока мчись на всех парах в свое ведомство. Я к вам тоже сейчас подъеду. Новости есть. Твоя версия, Сашок, кажется, подтверждается!

— Какая версия? — не сразу вник Турецкий.

— Подробности при встрече! — Грязнов дал отбой.

Турецкий нашел приятеля в кабинете Меркулова.

— Заходи, Александр, ждем тебя! — махнул рукой Константин. — Начни, Слава, с начала, — обратился он к Грязнову.

— Сегодня ночью произошел взрыв в девятнадцатом поезде, из Питера. Не слышал в утренних новостях? — начал Слава.

— Да я и кофе уже на бегу выпил. Какие уж тут новости. Давай рассказывай по порядку.

— Ну если по порядку, то так: у нас, с вашей подачи, Александр Борисович, со службой на транспорте есть договоренность о досмотре поездов, следующих в столицу. По отработке твоей, Сашок, версии о том, что производство «белка» где-то неподалеку налажено. — Это Грязнов рассказывал, скорее, для Меркулова, поскольку Саша об этой договоренности прекрасно знал. — Так вот, сегодня ночью, при досмотре поезда номер девятнадцать, произошел взрыв в туалете восьмого вагона. Это было сразу после проезда Бологого. В туалете все разворотило. Есть двое пострадавших.