— Вы приехали! — Громов ровно так же, как ранее с Миленой, рухнул к ногам ламии и запричитал: — Я уж думал, не дождусь! Представляете, весь день молился Семейству Мучеников Калленов, чтоб вас побыстрее сюда, к нам… Встал такой перед плакатом «Затмения» на колени и говорю: «Эдвард Каллен Кровоточащий…»

— «…Вампиролюбец наш, загрызи и испей», — молитвенно сложив руки, закончила за него вампирша.

— Ой, бляя… — схватилась за голову Милена, на всякий случай отойдя подальше. — Ничего себе, культурная столица. Да ты предатель, амиго.

Бразилец попереводил взгляд с одной вампирши на другую, потом, видимо, реалистично оценил ситуацию и бросился уже к Кириллу примерно с теми же всхлипываниями.

Милена и ламия молчали. Первая демонстративно начала огораживать место преступления третьим километром красно-чёрной ленты. Несколько змеиных чешуек упали с кожи плеча Златы на пол. Милена демонстративно откинула их в сторону носком красной туфли. Молчание затягивалось.

— Так, ну вы вообще кто? — не выдержала Зубкова, намотав уже пять слоёв ограждения.

— Я всё ждала, когда вы спросите, — тихо ответила Злата. — Бальтазар Кусанов был моим отцом.

— Вообще-то, он Бельфегор, — холодно поправила Милена. — И как-то вы с ним не похожи.

— На самом деле он Бальтазар. Просто взял псевдоним. Сделался Бельфегором, всегда говорил, что имя Бальтазар слишком простое, — вздохнула ламия.

Милена чуть не подавилась растворимой кровью с холестерином.

— А насчёт похожи… я уродилась в мать. Ламии рожают только девочек, причём по одной за всю свою вечность. Мы взрослеем до человеческих двадцати трёх лет, а потом такими и остаёмся.

Злата говорила с такой скорбью, что Милене захотелось её пнуть. Как же тяжело, блин, быть вечно юной! Самой Зубковой стукнул тридцатник, причём тоже на веки вечные, и даже утверждать на публике, что ей девятнадцать, не всегда помогало. На месте младшей Кусановой она бы так не расстраивалась.

— Я уже знаю, что вы приехали из Московии, чтобы расследовать убийство моего отца, — продолжила ламия, встряхивая белыми волосами. — Я хочу вам помочь.

— Какой ужас, — вырвалось у Милены.

— Да, я очень любила папу, — шмыгнула носом Злата.

— Да я не об этом, — скривилась вампирша. — Ужас в том, что, кажется, всё население Петербурга лезет мне помогать, не имея для этого нужной квалификации. Где местная Служба вампирской безопасности? Где охрана? Где репортёры, в конце концов?

— Зря вы так, — вскинула голову Злата. — Конечно, я не имею офицерского чина, не работаю в Службе, зато хорошо знаю свой город и папу. Его убила женщина с чёрными волосами, он часто видел её где-то за неделю до смерти.

В который раз услышав про мифическую женщину, Милена потёрла виски. Конечно, «шерше ля фам», но как-то это слишком просто. Женщины, какие-то перья…

— Парочка экспертов бы не помешала, — не сдалась Милена, она всё ещё вертела в руках пластиковый пакетик с вороньим пером.

Экспертов ей не полагалось. Громов в дальнем углу комнаты развёл руками. Ламия Кусанова тоже, видимо, ничем помочь не могла, она же не генеральская дочка.

Подумав пару секунд — вернее, это было мучительное колебание, — Милена бросила пакет с уликами в руки Кириллу. Вампир удивлённо покосился на неё.

— Что смотришь? — пробурчала Зубкова. — Ты тут единственный эксперт по всякой ерунде. Можешь, конечно, спросить: «Что мне за это будет?», а я тебе даже отвечу, но стоит ли шокировать твою девушку?

Вампир ничего не сказал, но вид имел смущённо-довольный. Злата на шпильку от Милены не отреагировала, села тихо рядом с трупом Кусанова и затаилась.

— Большое перо, — пробормотал Кирилл. — Значит, птица старая. Был у нас в офисе орнитолог…

— Так и знала, что вы там у себя в рабочее время предавались сексуальным извращениям, — фыркнула Милена.

Кирилл колкость проигнорировал, видимо, сам не гордился офисным прошлым.

— Для письма такое не подходит, — продолжил он. — Неудобное. Если это не простой хлам, то, возможно, им делали какие-то грубые штрихи. Кончик немного стёрт.

Милене не надо было подходить, чтобы убедиться в его правоте. Вампирское зрение не подвело, издалека неровный конец пера был отлично заметен. И как она раньше не обратила внимания?

— Злата Бульбазавровна, ваш отче артом, мейби, не штырился? — лениво поинтересовалась вампирша.

— Что? — испугалась ламия.

Зубкова не могла понять, глава «КровьПроПрёма» реально вырастил незабудку или блондинка притворяется?

— Офицер СТЕРВА-ТЫ-МИЛЕНА интересуется, — перевёл Кирилл, оскалив в сторону Милены клыки, — не увлекался ли твой отец каким-то рисовальным искусством? Что.

— Нет, папа был эстетом, — покачала головой Злата. — Поэтому и женился на ламии.

Милена закатила глаза. Сам себя не похвалишь, никто не похвалит. В комнате с ними, видимо, был второй эстет. Кирилл так таращился на эту Злату, будто она — пятилитровая банка крови. Не съесть, так в Интернете похвастаться…

— Впрочем, какое-то время назад он сделал татуировку, — внезапно добавила ламия. — Совершенно несвойственный ему поступок, да и рисунок дурацкий, словно летучая мышь лапой…

Кирилл и Милена одновременно бросились к телу Кусанова: в который раз за ночь покойного упыря требовалось осмотреть. Вампирша резво порывалась окончательно стащить с трупа штаны, но Кирилл её остановил.

— Не у всех татуировки там же, где у тебя, — заметил он.

Милена ткнула его локтем в бок. — Клык даю, рисунок защитный.

— На фига? — удивилась Милена.

— Ну, не бабочку же он себе на ключице заказал, — справедливо заметил упырь.

Зубкова кивнула, Кусанов был очень правильной личностью, подобные шалости были не для него.

— Бизнесмен, серьёзный вампир…

Татуировка обнаружилась на плече, большая и грубая, синими чернилами на бледной коже. С рисунка смотрели волк и медведь, схватившиеся в смертельном бою. В более художественном стиле такую картину пришлось бы писать маслом на трехметровом полотне. А тут всё было очень приземлённо: десять линий — на волка, пятнадцать — на медведя.

— Племенной защитный знак, — констатировал Кирилл.

Милена в шоке смотрела на плечо покойника.

— Злата, когда твой отец это наколол?

— …НЕДЕЛЮ назад, — пробормотала ламия.

Милена и Кирилл переглянулись. Неделю, значит?

Решительно отойдя от Кусанова, Милена резко направилась к двери и вышла из помещения. В совершенно пустом коридоре она свернула в туалет, где съехала по стенке рядом с умывальниками. Уборная тоже была пуста. Так вампирша и сидела в полном одиночестве, размышляя о чертовщине, которой грозило обернуться странное убийство несчастного упыря.

Прошло где-то полчаса, прежде чем Зубкова вернулась в кабинет. Часы показывали пять утра. Кирилл и Злата сидели рядом, вампир что-то объяснял ламии почти на пальцах.

— Солнце встаёт, — коротко напомнила вампирша. — Завтра поедем искать мастера татуажа, который сделал наколку. А сейчас нам всем лучше разойтись.

Старинные часы в холле большого загородного дома ещё молчали. До пяти оставалось двадцать минут тишины. Эти минуты были чрезвычайно драгоценны для раскалывающейся головы господина Упырского. Он только что вернулся с одного очень важного события, на котором было крайне шумно.

Пересекая гостиную, Упырский на ходу избавлялся от тяжёлых для его усталого тела предметов гардероба. Упал на пол длинный вязаный шарф. На диван полетела шляпа. Упырский помедлил, положив руки на широкий пояс. Подозрительно осмотревшись по сторонам, проверив, нет ли кого, вампир расстегнул-таки ремень. Звонко стукнулись о паркет ножны, в которых сверкнула шпага.

Этот звук произвёл эффект разорвавшейся бомбы в голове Упырского. Тихо выругавшись в усы («Тысяча ангелов!»), он потёр виски и рухнул в одно из кресел. В его доме их было великое множество. Прикрыв красные глаза, Упырский с содроганием ждал, когда пробьют часы.