После Катастрофы отношения между полами стали значительно проще. Никого не волновало, есть ли у людей штамп в паспорте на соответствующей странице. Особенно если учитывать тот факт, что сами паспорта ушли в прошлое.

– Расскажешь мне что-нибудь? – спросила девушка. – Ну, что там с тобой приключилось?

Олег, не прекращая жевать, мотнул головой. Мол, не буду. Настаивать Иришка не хотела, к тому же она прекрасно знала, что это не поможет. Если Музыкант упрется, то он поспорит упрямством с ослом. Причем в споре между длинноухим серым животным и своим мужчиной она безошибочно поставила бы на Олега и выиграла.

– Я спать ложусь, – сказала Иришка и поднялась со стула. – Поешь и приходи. Посуду можешь не мыть.

Олег проснулся посреди ночи. Рядом сопела уткнувшаяся носом в плечо любимого мужчины Иришка. Было темно, и в окно еще подглядывала бледная луна. Странно. Олег обычно просыпался поздно, и растолкать его раньше девяти утра представляло собой сложную проблему даже по нынешним тревожным временам. Значит, случилось нечто экстраординарное. Он поворочался, отбросил одеяло и сел, медленно привыкая к тому, что уже не спит. Где-то вдалеке перекликнулись гудками два автомобиля. Музыкант услышал их перекличку, потому что спал, не снимая слухового аппарата: его женщина считала, что он не должен дома укрываться от нее своей глухотой. Снайпер полагал – она имеет право так считать.

Когда он вернулся домой, аппетита не было, а вот сейчас зверски хотелось есть. Он, не включая света, дошел до кухни, сжевал наскоро бутерброд, запил недопитым с вечера чаем из стакана. Услышал за спиной шлепанье босых ног. Повернулся – Иришка, заспанная, закутавшаяся в одеяло, смотрела на него удивленными сонными глазами-щелочками:

– Олег, ты чего?

– Сам не знаю, – ответил Музыкант. – Не спится.

Он протиснулся по узкому коридору мимо девушки и принялся одеваться.

– Олег… ты куда?

На этот раз слова прозвучали гораздо более испуганно.

– Тоже не знаю, солнышко… – Он подошел к Иришке, обнял лицо ладонями, нагнулся и нежно чмокнул ее в кончик носа.

Затем натянул сапоги и потянулся за автоматом. Сейчас он собирался не на снайперскую охоту, и ему нужна была не винтовка с оптикой, а совсем другое оружие.

– Да куда ты собрался! В такую темень!

– Извини, Иришка. Правда, совершенно не представляю. Меня будто толкнуло что-то: нужно идти.

Что разбудило его, что заставило подняться, что позвало его вон из уютного квартирного мирка в ночь, в порубежье, в «серую зону»? Олег на самом деле не знал ответа – просто где-то внутри нарастало тревожащее, беспокойное, странное, едва знакомое чувство. Как будто он находился здесь и одновременно звал самого себя издалека, из какого-то далекого уголка Города.

– Ты… ты вернешься? – обеспокоенно прошептала она.

– Конечно, солнышко. Я же всегда возвращаюсь, ты же знаешь. Я тебя когда-нибудь обманывал?

Иришка вздохнула:

– Я теперь заснуть не смогу. Ты там осторожней, ладно? И, – она слабо улыбнулась, – хвосты неси сразу в Штаб. Чтоб я дома этой мерзости не видела больше. Понял?

– Понял. – Музыкант зевнул. – Ой… Извини еще раз. Все понял. Вернусь с хвостами и цветами. Штабу – хвосты, тебе – цветы. Так? Ничего не перепутал?

– Ничего, ничего. Ладно, иди уж, полуночник. И что это на тебя нашло…

Музыкант шел по ночному городу. Несмотря на прошедшие после Катастрофы четыре года, он неплохо помнил, как выглядели эти места раньше: переливающиеся ожерелья неоновых огней, шум двигателей редких автомобилей, неторопливо бредущие прохожие… Ничего этого больше нет. Олегу на миг подумалось, что даже Иришка, которую он совсем недавно оставил, не более чем сон. А на самом деле есть только Город и он, одинокий человек, осторожно пробирающийся по залитой лунным светом улице, вдоль бессмысленно таращившихся черными провалами окон зданий.

Вообще-то он миновал пост, но останавливаться и отмечать пропуск не стал. Его неведомое чувство подтолкнуло Музыканта изнутри, тот метнулся в тень, когда все смотрели в другую сторону, и проскользнул в порубежье, никем не замеченный. Просто Олег очень любил свободу и ради нее готов был порой нарушать установленные сверху порядки. Конечно, когда он вернется, ему нужно будет заглянуть на пост – в конце концов, прятаться от своих просто некрасиво. Доцент узнает, что Олег вышел в порубежье, не отметившись, и Вась-Палыч узнает тоже, и Зинаида Вершинина по прозвищу Бой-баба, и другие члены Штаба. Ну и пусть. Что они Олегу сделают? Пока же он просто сдернул слуховой аппарат, аккуратно убрал его в карман куртки и отдался своим потаенным ощущениям, старательно сливаясь с окружавшим его миром. Мы с тобой одной крови, шепнул он беззвучно Городу. Город никогда не отвечал, однако такое положение дел вполне устраивало снайпера.

Музыкант уже понял, что тайное чувство вновь вывело его на охоту за крысой с флейтой. Он только пока не знал, где именно искать серого ловца человеков. Поэтому снайпер наметил себе прогуляться до роскошной клумбы на площади Победы, где до сих пор цвели дивные астры, – все-таки он обещал Иришке букет. В той части Города, где жили люди, большинство клумб, скверов и парков были заняты под посадки и огороды. Так было проще, чем ломать асфальт. Так что с цветами на территории людей было не очень хорошо, в основном их выращивали в квартирах, в горшках на подоконниках.

Лучше, конечно, сначала подстрелить крысу, а затем уже собирать цветы. Честно говоря, Олег не представлял себе, как будет преследовать крысу, сжимая в руке букет астр. Но пока что таинственного хвостатого флейтиста не предвиделось, и цветы выглядели вполне достижимой целью.

Интересно, подумал он, проходя в тени гигантского торгового центра «Все для всех», былой гордости Города. Когда людей стало меньше, на улицах сделалось гораздо чище. Нет, конечно, разруха дает о себе знать: битое стекло, раскрошенный кирпич, брошенные вещи, стреляные гильзы – всего этого на асфальте предостаточно. Зато, по крайней мере, в порубежье и «серой зоне» днем с огнем не сыщешь изжеванных сигаретных окурков, смятых пивных банок, шуршащих пакетов, промасленных бумажек, в которые кто-то когда-то заворачивал горячие жирные пирожки. Не шелестят под ногами фантики от шоколада и не долетевшие до мусорных урн автобусные билеты, не дожидаются опасливо оглядывающихся по сторонам бомжей пустые бутылки. Одна радость осталась ветру – листья. Если сравнивать с теми временами, что были до Катастрофы, листопад еще только начинался. Но дворники давно уже стали достоянием истории, и подметать тротуары было некому. Так что ветер игриво подбрасывал вверх целые охапки сухих листьев, перемешивал их, раскладывал пестрым ковром, вновь расшвыривал – и так до бесконечности. Только свист ветра и шорох листьев.

Однако Музыкант, сняв слуховой аппарат, и этого не слышал. Шестое чувство осторожненько подтолкнуло его. Что? – не говоря ни слова, спросил Олег. Будь начеку, ответило нечто внутри него. Хорошо, покладисто согласился снайпер, перехватывая оружие поудобнее.

Небо тем временем заволокли белесые тучи, похожие на облака порохового дыма, стелющиеся над полем битвы. Звезды недоуменно таращились в разрывы между пороховыми клубами, словно пытаясь понять, что делает этот странный человек в пустом и безжизненном городе.

Вот и площадь. Огромная неухоженная клумба кольцом окружала черную даже в накрывшей город ночи траурно-мрачную каменную иглу обелиска. Справа от обелиска стояли две плоские стелы. На их поверхности были имена. Много имен. Одна из строчек – фамилия Олегова деда. И какие-то далекие родственники, не вернувшиеся с той войны, тоже были отмечены.

Астровое море волновалось в такт порывам ветра. Олег покрутил головой вправо-влево. Затем прислушался к неведомому чувству внутри себя. Вроде ничего. Тишина. Он выскользнул из-под прикрытия простроченной автоматной очередью автобусной остановки и быстро перебежал площадь.